Игорь Савельев
Публикаций: 49
Знаете ли вы, что стало для писателей главной эпохой ХХ века? Самыми яркими, тщательно описанными, «вкусными» годами? Нет, не война. Война — отдельно, она, как говорится, вне конкуренции. А на первый план вышло очень странное, хотя и недолгое время. Послевоенное восьмилетие. Годы между Парадом Победы и смертью Сталина. Ни на что не похожие, завораживающие, фантастические.
Призрак бродит по России. Ожидание. Предчувствие. Причем ожидаются сразу два абсолютно не похожих на первый взгляд события. Анонсированный (якобы) жрецами племени майя конец света и годовщина эпохальных митингов на площадях всех крупных городов России. Эпохальных — потому что с ними, как с запусками первых спутников Земли: все помнят, что 5 декабря вышедших на улицы винтили, 10 декабря — не винтили, к большому удивлению тех, кто пришел едва ли не с сухарями. Дата проспекта Сахарова уже вспоминается как-то слабо, а дальше...
А началась эта гоголевская история с того, что мне на мобильный позвонил перепуганный человек из руководства службы судебных приставов (местного, конечно, нашего губернского города N). Экстраординарность этого события подчеркивалась тем, что был поздний вечер пятницы.
А забавно иногда предстать пижоном и начать колонку со слов: «Как-то раз в Нью-Йорке...» Так вот, как-то раз в Нью-Йорке мы с писателями, также приехавшими на книжную ярмарку, поймали такси. Разгоряченные различными внутрицеховыми спорами, мы плюхнулись в желтый седан, поздоровались, назвали адрес и продолжили сплетни и только к концу поездки вдруг как-то случайно выяснили, что таксист вообще-то наш соотечественник.
Мой лучший друг Дима задолбался тратить половину зарплаты непонятно на что, жить непонятно с кем и постоянно перевозить все свои пожитки с места на место, как мамаша Кураж (правда, у героини Брехта пожитков было побольше: Дима не может позволить себе обрасти вещами), — и все это только потому, что россияне очень богаты. Даже слишком богаты.
Еще на заре нулевых, задолго до болотных волнений, был в ходу такой анекдот. Является Путину призрак Сталина. Путин спрашивает, как ему спасти Россию. В другом варианте — как сохранить власть.
Сезон международных кинофестивалей (от Каннского и Московского — до Карловых Вар) закончился, а я все не могу молчать. Конечно, глупо судить о жизни по фильмам, но, когда смотришь их с раннего утра до позднего вечера, не выбираясь на поверхность (а на одном из фестивалей я поработал кем-то вроде штатного кинокритика), ничего другого и не остается.
Первая колонка с таким подзаголовком вышла в «МК» в феврале. Тогда вашингтонский тур писательской братии — лауреатов и финалистов премии «Дебют», представлявших за океаном свои книги на английском, — сопровождался коллективной истерикой насчет «руки Госдепа». Помню, как сгрудились мы вокруг ноутбука в гостинице, внимая лужниковской речи Владимира Путина, в которой он призывал всех «не заглядывать за бугор и не ходить налево». Причем в тот памятный день он натурально орал...
Сказки на Руси начинали со слов: «В некотором царстве, в некотором государстве...» Пожалуй, воспользуюсь этой замечательной обманкой и скажу: было это на одном музыкальном фестивале в одном российском городе. Дело не столько в нежелании кого-то обижать (так, знаете, снимали «Кавказскую пленницу»: чтобы грузины подумали, что это про абхазов, абхазы — что еще про кого-то и т.д.), сколько в том, что такое могло произойти — да ведь часто и происходит — на любом массовом действе.
Природу вещей я начал постигать лет пять назад. Впрочем, нет. Еще на исходе прошлого века я, чрезвычайно любопытный подросток, настырно выспрашивал у всех, зачем же идет эта шумная кампания по переименованию ГАИ.
Вылет в США в феврале 2012 года напоминал, может быть... ну, скажем, вылет в США в феврале 1953 года. По степени всеобщего помешательства.
Когда несколько лет назад Дмитрий Медведев основал так называемую Комиссию по противодействию попыткам фальсификации истории, одни увидели в этом голую оруэлловщину, другие сочли, что это вполне логичный шаг в «эпоху Бронзового солдата». Но мало кто сомневался, что это продукт не для внутреннего потребления.