Быков Д. Остромов, или Ученик чародея. Пособие по левитации. М.: ПРОЗАиК, 2010. - 768 с.
Книга завершает своеобразную трилогию, начатую романами «Орфография» (2003) и «Оправдание» (2001). Это все тоже рассуждение о тяжелой и полной утрат судьбе русской интеллигенции, написанное в форме авантюрно-исторического романа. Правда, если в «Орфографии» чувствовался задор и сила только взявшегося за перо талантливого писателя, решившего рассказать о наболевшем и действительно его занимающем, то в третьей книге этот тон сохранить не удалось.
Нет, боль и сострадание остались, заинтересованность тоже, да и в проведенных раскопках сомневаться не приходится. Быков досконально изучил тему, о которой он пишет. Но вот былая легкость ушла. Продираться сквозь интересный, но вязкий, насыщенный красивыми и бесполезными, постоянно отвлекающими от главного повествования образами очень трудно. И далеко не каждый читатель решится дойти до конца. А жаль.
И, кстати, Быков остался верен себе — и третий роман по традиции начинается на ту же букву «О».
За основу окончания трилогии взято малоизвестное и в прежние, и в сегодняшние дни «Дело ленинградских масонов» 1925-1926 годов. Но фактически с первых страниц становится понятно, что речь идет не только и не столько о старом деле и том периоде истории, сколько о наших днях. Параллели то и дело возникают сами собой, а отсылы столь очевидны, что бросаются в глаза даже в том случае, если не хочешь их замечать.
Впрочем, это можно списать на совпадения и цикличность истории. Хотя этот посыл выглядит довольно неуклюже, если вспомнить другие книги Дмитрия Быкова, посвященные нашему настоящему или недалекому будущему.
Но эти отсылы и параллели совсем не портят роман. Скорее наоборот, придают ему некую изюминку и остроту, при этом не переводя в разряд остросоциальных однодневок. Это просто приближает читателя к тому времени, о котором пишет Быков-романист, ставит нас в один ряд с его героями и их переживаниями. А некоторую фантастичность и невозможность реальности возводит в ранг и нынешних увлечений эзотерикой и желанием понять непонятное с помощью еще более недоступных объяснений.
Но именно в этом месте лучшая часть «быковского» повествования натыкается на, казалось бы, неотъемлемую описательно-художественную часть романа, призванную доказать нам, что Быков не только въедливый и жесткий публицист, но и замечательный прозаик, если того вдруг захочет. Мы видим, что описывает он происходящее с искренней заботой и любовью к собственному ребенку-роману. И он умеет описывать так, что его образы оживают и встают перед глазами, а некоторые метафоры еще и восхищенно прицокивать языком. Ан нет! Цельный текст от этого обилия проигрывает! В нем вязнешь и блуждаешь, как и герои Быкова в ослепительном мире словесного изобилия. Быков-писатель переигрывает сам себя, не оставляя нам возможности додумать и увидеть его мир так, как хотим это мы сами.
Впрочем, и этому при желании можно попробовать найти объяснение. Герои романа живут в то время. Когда эта иносказательность и искусственное изобилие узких возможностей стали нормой существования. А как мы уже обсудили в самом начале, Дмитрий Быков ушел с головой в историю вопроса и ту страшную и прекрасную эпоху. Он не мог не поддаться ее обаянию, а потому и сам увлекся и начал писать в стиле эпохи. Возможно, со временем он освободится от этих пут и даже перепишет «Остромова». Но это будет уже другая книга. Как другая она и относительно «Орфографии», задавшей ту планку, которую Быков в очередной раз не преодолел. Его опять подвело чувство меры. Здесь он не бежал запыхавшись впереди паровоза, пытаясь застолбить тему и первым написать о чем-то, что ему свойственно и сделано не раз. Быков-торопыга отметился везде где мог, не оставив места другим, а сам не справившись с блестящими идеями, которые из него фонтанируют. Но именно это фонтанирование и не дает ему возможность остановиться и посмотреть на сделанное. Он берется за тему, блестяще начинает, а потом доделывает тяп-ляп, переполненный идеями нового проекта. Именно это его качество и вызывает злобу критиков, досаду читателей и ненависть не успевших вторгнуться в «быковское пространство» собратьев по перу. Но Быкову это совсем не интересно.
Как не интересно ему, похоже, и мнение читателей о его «Остромове». Он старался и писал от души, но писал для себя, не оставив читателю место в собственном романе. Ему не интересно, что и как воспринимает писатель. Сам быков уже пережил и прожил судьбу своих героев. Он знает, что они почувствовали. А узнаем ли это мы — читатели, Быкову-самопиарщику уже не интересно.
Но это лукавство. Иначе для чего ему самовыражаться?
Вот и его герои также лукавят и обманывают сами себя и других. Так что нельзя исключать, что Быков интуитивно занимался самокопанием, пытаясь понять через судьбы героев романа свое «Я» и тщательно маскируя это самокопание за вихрем событий и блеском образов.
И все же роман о судьбе загадочного авантюриста, разжалованного масона Остромова и доверчивого юноши Даниила Галицкого надо прочитать. Его удивительно точные образы и увлекательные полуправдивые истории заслуживают погружения в текст. Только не торопитесь, не уподобляйтесь автору. Читайте медленно, и только тогда получите удовольствие и постигните что-то такое, что, может быть, не увидел и сам автор. И тогда мы, как ученики Остромова, научимся тому, что не умеет сам учитель, водя нас за нос. А ведь действительно интересно обыграть Быкова!
