Размышляя о сабжекте первого поста своего блога, прокручивала в голове пластинку мыслей об актуальных темах и музыкальных тенденциях, проблемах и радостях явления, количество которых сейчас в нашем звуковом пространстве - прямо пропорционально.
Велика почва для аналитики, но осознание активности течения жизни в этой сфере победило, поэтому я решила не прибегать к многословным рассуждениям, прыгнуть с места в карьер и в первой же записи поделиться с вами интервью с самобытным и ярким музыкантом, лидером группы "Крематорий" Арменом Григоряном, который, к слову, уже несколько лет почти не общается с журналистами, но любезно согласился ответить на несколько моих вопросов для музыкального интернет-проекта Thankyou.ru перед своим большим весенним концертом в Б2. Его команда вот-вот достигнет 30-летнего возраста, сам Армен - музыкант со своей историей и вектором движения. Его творчество - реальность вперемешку с фантасмагорией, "жанровый бал", организованный при всей своей колоритности очень тонко и деликатно, живая субстанция, меняющаяся со временем, но не изменяющая себе.
Прошу любить и жаловать!
- Армен, в 2013 году группе «Крематорий» исполняется 30 лет. Что изменилось за все эти годы?
- Когда мы записали первый альбом, все друзья, знакомые, собутыльники говорили нам, что эту музыку выпускать нельзя. Мы тогда друг друга не слышали, что такое «попасть вместе в долю» было неизвестно, да и мы не смогли бы этого сделать, но зато у нас был один огромный плюс: когда мы все-таки выпустили эту пластинку, нам было куда дальше расти, развиваться. И мы поставили задачу так: мы будем издавать альбом только в том случае, если у нас действительно есть что-то, кардинально отличающееся от того, что мы сделали раньше. На сегодняшний день у нас есть 14 альбомов, которые, на мой взгляд, достаточно серьезно отличаются друг от друга. Сейчас, конечно, сделать что-то новое сложнее. Последняя пластинка «Амстердам» вышла 4 года назад, перед ней была пустота в шесть лет, но тем не менее мы все-таки считаем, что лучше уж выпускать альбомы реже, но совершать определенный шаг, а не просто заворачивать одну и ту же «жвачку», одни и те же «сухофрукты» в разные целлофановые обертки. Для меня все, что мы делаем, – поиск музыкальных рек, очень интересное плавание, в котором мы действительно смешиваем жанры. И, на мой взгляд, сегодня «Крематорий» узнаваем только по одной причине: мы не стали заниматься одним и тем же, а начали развиваться. Как у Колумба, если спросить: «Что для вас значит плавание?», я бы ответил: «Это попытка открыть «Терра Инкогнито».
- Чем вы планируете удивить поклонников на свое 30-летие?
- Сейчас нам сложно работать – у нас есть некие технические сложности с репетициями, но, я думаю, мы все-таки отпразднуем 30-летие: возможно, у нас выйдет диск, возможно – мы сделаем какой-то тур. Эта дата для нас тоже очень важна: мы не ожидали, что проживем так долго, и она будет для нас огромным праздником, потому что ее никто не ждал. Мы, признаться, никогда не относились к музыке настолько серьезно, чтобы строить какие-то планы. Но получилось так, что вот этот лихой проект, который мы тогда, буквально шутя, пытаясь, наверное, кого-то испугать (потому что это был, конечно, эпатаж), придумали, эта музыка, эти песни вывели нас на какие-то орбиты, на которых мы перестали оценивать себя. Я просто вижу, что приходит новая публика, новое поколение, и мы, например, играем для этих людей песню, написанную давно, по сути - в другой стране. И если они в ней находят что-то, значит, я не должен задумываться о целесообразности. Я считаю это нормальным общением со слушателями, когда ты делишься с ними своим мировоззрением. При этом как они трактуют твое творчество – это уже их дело, я ни в коем случае не пытаюсь ничего навязывать.
- С одной стороны, группа «Крематорий» возникла в определенный исторический момент и так или иначе относится к определенному жанру, входит в конкретно обозначенную когорту легендарных альтернативных исполнителей того периода. С другой стороны - музыка команды всегда была отличной от того, что делали другие коллективы этого времени, и чем дальше, тем больше в ней появлялось особой изысканности, особой романтики. Как вы сами можете охарактеризовать жанр, в котором работает «Крематорий», или же - «Крематорий» - как явление во всем этом музыкальном поле?
- Вы знаете, я весьма осторожно отношу «Крематорий» к русскому року как таковому. Хотя, конечно, отделить его от этого направления нельзя, но все-таки он стоит немножко поодаль… Однажды мы выступали на дне рождении у Родиона Константиновича Щедрина (это было такое помпезное зрелище, здание в Останкино, и нас, видимо, из-за названия позвали туда). Мы там выступали на заре перестройки. Так вот Щедрин вышел к нам и сказал: «Вас точно нельзя отнести полностью к русскому року, скорее всего – это классический состав, это «вальсок». После этого к нашей музыке прилепили определение «вальс-рок»: один журналист, вероятно, неправильно услышал, и пошла вот такая волна. Мы всегда пытались синтезировать: мне очень скучно находиться в рамках одного и того же жанра, как и в рамках одной и той же философии, или одной религии, или одной партии. Это все спустя какое-то время начинает вызывать отторжение, поэтому мы в какой-то степени всегда старались быть свободны, и внешне, и жанрово, и иногда мы могли смешивать совершенно несмешиваемое. Например, в нашей музыка очень много фолковых мотивов, которые стали очень «крематорскими» по звучанию. Их корни растут в Перу, в Армении, в Бурятии… Во время путешествий, которые мы совершали, мы везде что-то впитывали и старались гармонично вписать это в нашу музыку, считая всегда самым главным создание образа и не думая о том, как написана песня. Если вам сонграйтеры говорят, что нужно обязательно строить песню по принципу «куплет-припев, куплет-припев» - «проигрыш», потом опять «припев» – это полная ерунда. Нужно делать так, как вам хочется, и главное – достигать образности. Если вы видите картинку, и, даст Бог, при исполнении эту картинку видит зритель, значит, сложилась полноценная панорама, а как она создается – уже совершенно неважно. Все кисти и краски, коими являются в данном случае музыкальные жанры, - это вспомогательные средства для создания красивой скульптуры.
- Вы сказали об образах... Их действительно очень много в ваших песнях, и они развиваются в рамках различных сюжетных историй. Эти истории, на ваш взгляд, аутентичны, или в них есть косвенное, метафорическое отражение того, что происходит в действительности? Насколько они связаны с земной бытийностью?
- Ну конечно, связаны. Но особенным образом. Наверное, это связь с определенными состояниями и обстоятельствами. Мы за это время менялись. Когда сейчас я переслушиваю некоторые свои песни с позиции некурящего и малопьющего человека, мне становится ужасно их слушать: сколько надо было выпить, чтобы их написать, в каком надо было быть состоянии, чтобы набраться смелости об этом говорить?! Но когда мы меняемся, это как правило меняет и окружающую среду, так же произошло и со мной: показателем стало посещение Амстердама дважды. В первый раз, когда мы были там, мы практически ползали в Красных фонарях, проводя все время в кафе-шопах, но когда мы приехали туда во второй раз, в совершенно нормальном состоянии сознания, мы поняли, что есть Ван-Гог, есть Рембрандт, есть вот этот красивый город, где каждая скульптура – огромное достояние, и эти маленькие голландцы сделали то, чего не могут сделать гораздо более великие по численности народы. И тогда стало меняться отношение, и мир вокруг меня поменялся, черты укрупнились и стали гораздо более резкими. Это отразилось и в песне «Амстердам». Работая над ней, я даже пытался местами не впадать в назидание, не начинать что-то проповедовать. А продолжая говорить об изменениях, они касаются не только творчества, но и людей вокруг. И если раньше после каждого концерта мы все собирались, куда-то ехали, у нас было очень много «друзей», и все очень радовались, когда я залезал в карман и расшвыривал деньги во все стороны, то сейчас бывшие мои собутыльники если и не стали мне врагами, то по крайней мере я изменил отношение к ним. Истинные друзья проходят через всю жизнь вне зависимости от того, как меняетесь вы, а вот такой шушере, которая легко периодически прилипает, как правило - что-то от тебя бывает нужно. Сейчас я вполне согласен с тем, что говорил Ницше о людях и не только в своем замечательном произведении «Так говорил Заратустра». Это был один из самых гениальных личностей, который не только понимал общественный порядок, но, в первую очередь, сам стал призмой этого общественного порядка.
- «Крематорий» возник в тот период, когда в обществе в целом и в творчестве многих музыкантов в частности были очень сильны протестные идеи и настроения. Каким-то образом они находят отражение в музыке вашей группы, или вы все же сознательно от этого абстрагируетесь?
- Безусловно, мы должны говорить об этом. Но вообще, нас всегда больше интересовал индивидуум. Я очень боюсь толпы, полагая, что толпа не способна на созидание и несет, скорее, разрушительную силу. В связи с этим для нас личность – это самое главное. Если есть человек, с ним легче вступать в диалог, чем общаться с толпой. Мне кажется, протестовать бесполезно. Музыканты и политики занимаются одним и тем же – сотрясают воздух. Но у политиков есть возможность на что-то влиять, а у нас, музыкантов, такой возможности нет. Если вы не можете что-то сделать – зачем размахивать метлой? На сайте «Эха Москвы» есть блоги, я писал там ровно до того самого момента, пока не понял: они уже хотят от меня политики. Каждый раз, когда вы подходите к чему-то, вас начинают тянуть в какие-то политические действия - вот это самое страшное. Я в это влезать никоим образом не хочу. Я считаю, гораздо важнее собрать вокруг себя людей, действительно представляющих из себя личностей, чем пытаться создать какую-то политическую партию, в которой будет полтысячи человек, просто формирующих бесполезную тусню. Это примерно та же история, как с моими бывшими «друзьями»-собутыльниками, которую я вам рассказал.
ВИДЕОВЕРСИЮ ИНТЕРВЬЮ С АРМЕНОМ ГРИГОРЯНОМ И РЕПОРТАЖ С КОНЦЕРТА В Б2 СМОТРИТЕ НА САЙТЕ THANKYOU.RU
