Перестройка, нищета, беснующаяся очередь за зелеными сосисками, облезшие подъезды (как сказал кто-то – «хочется вытравить из наших душ всё пожравший евроремонт»). И в таком антураже растет и крепнет маленький мальчик-безотцовщина – танцор-неудачник хореографического училища. Его мама (Анна Михалкова) чуть не гулящая женщина, постоянно отсылающая сына «к бабушке». Красивые девочки героя нашего не любят, статные «коллеги»-танцоры брезгуют дружбой, заворачивая в ковер… Но однажды Диме в руки попадает «подпольная» запись репетиций Михаила Барышникова, уже запрещенного в Союзе. У юноши мгновенно вырастают крылья. Сравнив свой и Барышникова профиль, манеру держаться, он делает вывод, что Михаил Николаевич – его отец. Мать дурно хохочет, слыша это, а вот училище постепенно встает на уши.
– Разумеется, мы не могли использовать имя артиста без его согласия и благословения, – начинает Дима, – сам он, впрочем, поначалу отреагировал двойственно…
– Ну мало ли – сколько халтуры сейчас снимается!
– Вот именно. Он и предположил, что это может быть халтура, в советских режиссеров не очень-то верил… «Ну вы снимите, а я посмотрю», – сказал. Получится – не получится. Потом, однако, дал согласие и на имя, и на архивную съемку, которая тянется лейтмотивом по всему фильму.
- Ну да, тонкий ход, благодаря которому Барышников стал чуть не вторым главным героем…
– Да его и сниматься хотели пригласить! Но… отказался приезжать в Россию. Хотя все его хотят здесь видеть, он – легенда. На него равняются, любят, уважают, потрясающий актер и потрясающая личность.
– И пусть даже он был в запрете, – с жаром вступает в беседу мама Наталья, – он реализовался там так, как никогда бы не реализовался в Союзе.
– Кстати, и режиссер Дмитрий Поволоцкий – «ваш человек»?
– Да, он закончил нашу академию как артист балета, а потом уехал в Америку, пришел в труппу, где директором как раз был Барышников… но с балетом не очень сложилось, преуспел в другом. Поэтому фильм – наполовину его биография. Пронзительная.
– Ну и что, он был дотошен в мелочах?
– Нет, давал много свободы, – Дима отвечает, – как по кастингу выбрал, так и поверил в конкретный, схваченный образ. Хотя я был младше моего героя и всех сокурсников. Мне на тот момент – всего 13, а мои 16-летние друзья, куда более натренированные физически, запросто поднимают партнерш на плечо! Его я, конечно, не мог. К тому же ключевая сцена – когда я сравниваю свое лицо, наклон головы с Барышниковым – мне далась очень непросто. Не чувствовал нашу схожесть. Но режиссер мне уступил, в итоге сыграл сцену по-своему.
– Когда режиссер испросил родительского согласия, – добавляет Наталья Выскубенко, – мы, прочитав сценарий, взяли паузу подумать. Вести весь фильм – огромная ответственность. На домашнем «совете в Филях» Дима тут же крикнул «хочу, хочу!», а мы ему – «вот представь, тебе придется резко заплакать». Но, по счастью, режиссер предупредил нас, что актерское мастерство артиста балета отлично от поведения обычного актера. Димин козырь – в его естестве. Не надо напускных жестов. Только лицо. Только глаза. Без «игры». И вот – первая премия на фестивале!
– Слушай, Дим, в фильме показаны чуть не все ужасы балетного воспитания – «упал – отжался», «помой пол!», «сделай стойку». И до сих пор всё так сурово?
– Режим – первое дело. Надо вовремя ложиться спать, чтобы успеть отдохнуть. Нагрузка-то идет колоссальная – и на мышцы, и на мозг, и на – как сказать – духовное начало (мы же актеры, нас учат делать движения с душой!). Так с 10 лет и живу…
– А почему не с пяти?
– Да упаси бог, организм еще неокрепший для профессиональной нагрузки. Из того, что нельзя – нельзя кататься на лошади, на коньках, никакого футбола. Всё это приводит к косолапию, ноги кривые будут. Да и травму легко получить.
– Ой, мы с таким напрягом с бабушкой глядим, когда Дима на скейте катается! – Охает мама. – Когда я училась, к нам вообще не брали ребят из гимнастики – таких, казалось бы, пластичных и растянутых. Сначала у них всё здорово, а потом – неправильная фигура…
– А курить можно?
– Нельзя, но артисты балета и часто курят, и выпивают, чтобы снять стресс.
– Наталья, а как вообще изменилось хореографическое образование – что лучше, что хуже?
– В первую очередь, выросла техника. Сейчас все выше, быстрее, современнее…
– То есть Матильду Кшесинскую даже не взяли бы в училище?
Нет, у Матильды главное – её танцевальность. Как раз то, что мы сейчас теряем. Жутко обидно. Ибо всё искусство наше есть пантомима. Ты должен так создать партию, чтоб люди понимали тебя, не глядя в программки. Техника – это хорошо, «ножки выше поднимаем», прыгаем, выворачиваем, но людям неинтересно жить одной лишь техникой, получается, что балет скатывается в спорт… Разве этого хотела Ваганова, создавая свою систему, беря все лучшее от Франции, Испании и Италии, благодаря чему Россия и оказалась «впереди планеты всей»?
Друзья, вот в музыке сложно сочинить новую мелодию. А можно ли в балете сочинить что-то новое?
Отчего ж? Можно создать свой стиль. Мир движений неисчерпаем, все ж мыслят по-разному. Но это с неба не падает, надо давать нашим хореографам возможность ставить, развивать их. А то ведь шанса не дают. Всем ведь всего сразу хочется, поэтому приглашают западного хореографа с именем. Но их работы далеко не всегда удачны и близки нашему зрителю. Танец нашего мастера, воспитанного на русской школе, во-первых, будет соответствовать музыке, во-вторых, пластика подойдет нашим телам, это очень важно. У нас балерины утонченные и удлиненные, на Западе – по-другому…
Опять мы – особенные?
Конечно! Единственное, в современном мире надо больше владеть чистотой – чистотой исполнения, позиции, чтоб все аккуратненько было, а то ведь часто танцор держит партию на актерском мастерстве – куда понесло, туда и побежал, а как побежал – плевать. Нет, все это надо причесывать.
…Любопытно, что в последний момент изменили концовку фильма. Героя изгнали из училища: гэбисты поймали на Красной площади – фарцевал шмотками. И вот парень сидит удрученный дома, вдруг звонок в дверь: как снег на голову вернулся его настоящий отец. С зоны. Сидел за махинации с валютой. Но надо помнить, что это еврейская семья, а потому новый папа не спился под забором, а оказался не менее достойным, чем сам Барышников: так увлеченно стал помогать сыну в подготовке к повторному поступлению в училище, что зал во время премьеры невольно зааплодировал.
Так вот по сценарию, мальчик должен был станцевать на экзамене столь феерично, что его непременно бы приняли. Не прошло – танец не был настолько убедительным. (Ну каких прыжков чрез всю сцену требовать от 13-летнего ребенка? Хотя для своих лет он отлично танцует!). А потому Диму обратно не приняли, да еще и участковый пришел «окучивать» всю семейку валютчиков – и отца, и сына. Прошло 20 лет, наш герой вырос, стал президентом крупной компании и его имя (в качестве спонсора) оказалось на афише вновь открывающегося Большого театра…
