— Еще раз хочу вас поздравить с высокой наградой — орденом Почета. Почему не заметили раньше? Не обидно?
— Я знаю, что ко мне хорошо относились зрители и до сих пор помнят, любят. Вот это самая большая награда. Бог с ними, с этими обидами, не хочу о них говорить. Но люди подходят, узнают, говорят приятные слова, выражают сожаление, что меня нет на экране.
— Не знаю про мысли. Дело в том, как сейчас говорят, мессидже, который вы, Валентина Леонтьева, Игорь Кириллов несли с экрана. Вот мне лично вашего тепла очень не хватает. И не только мне.
— Но у меня было много передач: детские, молодежные, музыкальные, даже в спортивной редакции работала. Все эти программы готовили разные редакции и отдавали в дикторский отдел. Нас заказывали: чтобы в передаче принимал участие конкретный диктор. Здесь важно было даже чужой текст сделать своим. Если ты рассказываешь о Чайковском, надо сказать это так, чтобы зритель подумал, будто ты вчера пила с ним чай и его прекрасно знаешь.
— Да вы даже программу передач читали как что-то свое, интимное, личное.
— Что-то мы могли говорить сами, но не очень много. И заранее подготовленный текст мы должны были подать так заразительно, будто это приходит мне в голову сию секунду... Но наш возраст куда-то бежит и бежит, к сожалению. Я считаю, что в определенном возрасте, если ты не Вульф, не Радзинский, лучше уходить.
— Но вы же хорошо знаете западное телевидение. Там ведущие новостей в основном люди немолодые, потому что именно они вызывают доверие.
— Но я-то была диктор не новостной, а лирический.
— Но и у нас есть же Познер.
— Так Познеру тоже есть что сказать: умнейший человек, образованнейший. Все-таки и французский знает, и английский. Это же махина, поэтому возраст ему никоим образом не мешает.
— Светлана Алексеевна, что вам нравится в сегодняшнем «ящике»?
— Больше всего мне нравится канал «Культура». Но сейчас все так говорят, чтобы казаться интеллигентными людьми. А ток-шоу все похожи друг на друга. К тому же там все время стараются выцарапать что-нибудь желтенькое. В наше время такого не было. Все получали свои зарплаты, небольшие гонорары. Вот за КВН я получала гонорар 30 рублей — не шикарные деньги, конечно. Но я-то — молодая, задорная, любила свою профессию, и деньги мне не особенно важны были. Больше того, считаю, я жила в золотом веке телевидения. Тот же КВН, когда он начинался, — это же был первый удар по нашему несвободному времени. И «Песню года» я вела. Там все было основано на любви к песне.
— И под фонограмму тогда не пели?
— Фонограмма была. Вы знаете, с Сенчиной был случай. Саша Масляков объявил ее на «Песне года», пошла фонограмма, а Людмилы нет. Она в это время с кем-то в баре сидела, разговаривала. Вдруг слышит свой голос — и пулей вылетает на сцену... Вот такой казус случился. Ей все простили — она была очень хороша, прекрасно выступила, заслужила аплодисменты.
— Зато КВН поначалу выходил только в прямом эфире.
— Его специально ставили последним в программе, потому что он затягивался бесконечно, до ночи. Я тогда еще вела вместе с Аликом Аксельродом. Помню, проводился конкурс, который заключался в том, что нужно было бросать кубики. И так необходимо кинуть, чтобы они легли в определенном порядке. На репетиции шло все нормально, а в прямом эфире разлеталось в разные стороны. Мы целый час с ними боролись и я уже думала: ну все, сейчас КВН закроют навсегда. Но обошлось... Потом появилась видеозапись, хотя монтировать еще не умели, записывали от начала до конца. Я это не любила, понимала, что не имею права застрять на чем-то. Ведь если бы ошиблась, все нужно было б перезаписывать с самого начала, а это просто ужас. Так вот, когда не было монтажа, те острые моменты, которые проходили в прямом эфире, на записи просто захлопывали. Я сама однажды попалась: сидела, смотрела по телевизору КВН, вдруг что-то смешное, интересное говорят, а я не слышу, потому что идут бурные продолжительные аплодисменты. И КВН пошел на спад. После научились монтировать и уже стали вырезать кусками. И это стало совсем неинтересно.
— А почему вас взяли вести КВН? Нужна была милая, красивая, непосредственная?
— Когда я пришла на телевидение, мне было 20 лет, я оказалась моложе всех. Валя Леонтьева не смогла провести детскую передачу, кажется, заболела, ну и прихватили меня. Я поехала на стадион — спортивная программа, дети прыгали, бегали, а я полчаса комментировала. Всем понравилось, и меня взяли. Чего только не вела — «Спокойной ночи, малыши!», «Будильник», «Веселые нотки». И тут же меня взяли в молодежную редакцию по тем же самым параметрам — молодая, задорная, веселая. Интервью брала. Помню, первый раз — у совсем молодого еще Вознесенского. А когда начался КВН, я сидела в декрете. Тогда его вели Алик Аксельрод и Наташа Защипина. Ее еще маленькой девочкой все полюбили по фильму «Первоклассница». Затем Наташа куда-то с театром уехала на гастроли, и пригласили меня.
— Вы согласны, что КВН — чисто советская игра?
— Да, конечно. Вспоминаю, как в домашнем задании нужно было придумать предложение, все слова которого начинались на букву «в». И вот: вольнодумцы взлетели на Венеру, вольнодумцам всыпали. Сейчас даже не смешно, а тогда за эту фразу редактор получил строгий выговор с занесением в личное дело.
— Но потом вместо Аксельрода к вам в пару поставили Маслякова. И вы как более опытная уже ему помогали?
— Мы стали партнерами, хорошо знающими свое дело. Хотя всякое бывало. Как-то выхожу на сцену и объявляю: «Следующий конкурс...» И — полный провал в памяти. А сзади уже стоят команды, готовятся. Я замерла. Мысли промчались со скоростью света: «Боже мой, если я сейчас не вспомню, то конкурса не будет, как дальше очки станут считать?!» Поворачиваюсь к Саше: «Ты не помнишь, как следующий конкурс называется?» А он: «Нет, не помню». Ну все, катастрофа, погибла. И в самый последний момент сама вспомнила: «Музыкальный!» Потом меня за кулисами отпаивали валерьянкой.
— Но здесь, как в космосе, должна быть психологическая совместимость. У вас с Масляковым как на этот счет?
— Очень часто спрашивают: вы дружили, встречались? Нет. Во-первых, он моложе меня. Во-вторых, у него была своя компания, когда он пришел, у меня — своя. Кроме КВН мы вместе редко работали, разве что иногда вели концерты, деньги какие-то зарабатывали. Но всегда друг друга поддерживали. Перед программой собирались, говорили друг другу: ни пуха, ни пера. И Саша все время повторял: «Говорила мне мама: не ходи на телевидение работать».
— Вы, знаю, болели за нефтяников, то есть за институт имени Губкина.
— Да, помню, они вышли в семейных трусах — кто в синих, кто в черных (тогда у мужчин еще не было таких красивых трусов, как сейчас), с горнами, с барабанами, галстуки повязаны на голой шее. Зал лежал от смеха. Вот тогда я в них и влюбилась. Но сейчас КВН почти не смотрю. По-моему, я из него давно уже выросла. Теперь у меня другие интересы.
