Архивы ФСБ на Non/fiction

Всемирная печаль этого октября вернулась к нам в 700-страничном формате: первая биография Стива Джобса написана Уолтером Айзексоном на основе 40 интервью. Личная и общественная жизнь MAC-гения, ошибки юности, амбиции, расстройства, заблуждения, успехи. Узнав, что у него рак, он хотел только одного: успеть посетить выпускной сына. А осенью 2010-го с ним захотел встретиться Обама — на полчаса в аэропорту. «Я не собираюсь туда тащиться только для того, чтобы он смог засветиться рядом с гендиректором Apple!» Но его уговорили. «Встреча длилась 45 минут, и Джобс не старался показать себя в лучшем свете. „Вы не продержитесь дольше одного срока“, — с ходу сообщил он Обаме». Незадолго до смерти он сказал: «Мне нравится думать, что после нас что-то остается... что твое сознание каким-то образом существует и дальше. Но, с другой стороны, может, это как выключатель. Щелк! И тебя нет... поэтому я никогда не любил ставить выключатели на устройства Apple».

Другие фишки ярмарки. Пропавшая 130 лет назад и теперь найденная повесть Артура Конана Дойла «Повествование Джона Смита»; мы узнаем в ней прообраз Шерлока Холмса, увидим, как он складывался в воображении автора, хотя повесть совсем недетективная. Германа Гессе узнаем не только как автора «Игры в бисер», но и великолепного художника: книга «Магия красок» представляет его тонкие акварели. Множество современных писателей с множеством новинок: «Котенок Господа Бога» Людмилы Петрушевской, «Информация» Романа Сенчина, «Предатель» Андрея Волоса, «Проводник электричества» Сергея Самсонова...

Отдельный пласт — детская литература. Абсолютный бестселлер для детей во Франции — «Коричневое утро» Франка Павлоффа, в доступной форме обличающий фашизм. Пожалуй, самое толковое из всех практических руководств для родителей последнего времени — «Сделать счастливыми наших детей»: статьи лучших психологов России и других стран, представляющие самые опасные ошибки родителей и методы их избежания. В рамках детской программы Non/fiction вне ЦДХ отдельное внимание детскому лекторию в Политехническом музее: в эти дни там идут лекции для малышей по истории, литературе, архитектуре, философии и даже автодизайну.

Руководитель Роспечати Михаил Сеславинский приготовил к выставке великолепный сюрприз — выставка из его личной коллекции «Гирлянда из книг и картинок: детское чтение в дореволюционной России» — это очаровательное собрание древних детских книг XIX–XX веков. Сердце тает от прелестных книжек-малышек в виде котенка или замочка начала XIX века или настоящий пазл вековой давности, изображающий картину Лисснера «Иван Сусанин». Тщательность, многоцветность иллюстраций поражает — в детском чтении знали толк! Чего стоят иллюстрированная «Священная история Ветхого и Нового Завета. В назидание детям» 1820 года. Кстати, «в назидание детям» — обычный подзаголовок для детских изданий. Не было нехватки и в чтении для подростков: «Брат на брата» — история России, или «Отрок-мученик» — печальная история об убийстве юноши.

Одна из книг, вышедших к ярмарке, стоит отдельного разговора: «Я буду жить до старости, до славы...» Борис Корнилов«. Ее представляет дочь комсомольского поэта, автора знаменитой «Песни о встречном» («Нас утро встречает прохладой...»), расстрелянного в 1938-м, Ирина Басова-Корнилова.

Борис Корнилов, сильный, задорный, талантливый. Второй его женой была Ольга Берггольц. В книгу входит ее ранее неопубликованный дневник, бурный, сокровенный — она любила Корнилова до безумия. После расставания Корнилов встречает 16-летнюю Люсю Борнштейн. Когда их дочери Ире было 5 месяцев, Корнилова расстреляли. Люсю с грудным ребенком увел из квартиры Яков Басов, позже они поженились. Мать Ирины Басовой умерла от туберкулеза в 1960-м, и только тогда Ирина узнала, кто ее настоящий отец. Ирина Борисовна, живущая с 1980 года в Париже, пообщалась с «МК».

— За что расстреляли его? Его ведь нельзя назвать антисоветским никак!

— Его и советским нельзя назвать! Он просто поэт. Лирический, не трибунный, хотя они все боготворили Маяковского. Поэты, как Корнилов, фальшь чувствуют моментально. Таких, с придуманными обвинениями, было 20 миллионов! Это и называется эпоха сталинского террора. В этой книге есть протоколы допросов, заключения тех, кто отправил его на расстрел. А вот документ из архивов ФСБ. Это список уже уничтоженных людей, среди них — Корнилов Борис Петрович. Статья 58-10-11. В другой графе — семьи расстрелянных. Борнштейн Ципа Григорьевна, это имя моей мамы по паспорту: ортодоксальная еврейская семья, но так ее даже дома никто никогда не звал, ее звали Люсей. И рядом — «арест оформляется». Гуманисты: ниже комментарий — «оставлена под подписку о невыезде (грудной ребенок)». Грудной ребенок — это я. В этой книге все документы, объясняющие, что ему было инкриминировано. Корнилову прицепили участие в троцкистско-зиновьевском заговоре, в убийстве Кирова... Когда читаешь это, видишь, какая это бредятина. Но к ней народ относился серьезно, вот что страшно! В материалах дела сказано, что он писал контрреволюционные стихи, и приводятся цитаты из тех самых стихов, которые потом будут опубликованы. «Уйду из этой жизни прошлой, веселой злобы не тая, — и в землю втоптана подошвой — как елка — молодость моя». Пишут: «Протестует против советской борьбы с контрреволюционными силами».

— Какова была атмосфера в семье, когда вы были ребенком? Вы не знали, что Басов не ваш отец, но была ли тень подозрения?

— Когда арестовали отца, мама должна была поменять мне и себе фамилию, уехать из квартиры... Потом война на время увела от террора — началась непридуманная трагедия страны. Мне повезло: у меня была прекрасная мама и прекрасный второй отец, они были люди высокой нравственной культуры. Когда умер Сталин, мне было 16 лет. Мое детство прошло под защитой моих родителей, мне не надо было ни выступать, ни каяться, ни бить себя в грудь. И у меня не было написано, что мой отец — враг народа. В доме не говорили о политике, но по выражению лица дети ловят оценку родителей. Я, конечно, ловила. Я помню себя: мне лет 12, я листаю газету и подсчитываю, сколько раз в передовой статье упоминается имя Сталина, и мне это не нравится, я чувствую в этом угрозу. Потом я читала хрущевские и послехрущевские разоблачения, где люди говорили: «мы не знали...», «мы верили...», «мы думали...» Надо быть тупым, слепым человеком, воспитанным вне нравственных критериев, чтобы верить.

— Проклинаете сталинскую власть, да?

— Не проклинать, а сделать все, чтобы она не вернулась. Эта книга «Я буду жить до старости, до славы...» — учебник того, что было, и предостережение, чтобы этого больше не было.