На свете мало профессий, позволяющих занимающемуся ими человеку сохранять честность. Одна из них — писательство. Можно, конечно, превратить писательство в статью дохода (многие так и поступают), но этот род деятельности все же подразумевает, требует прежде всего честности.
А вот занятие бизнесом подразумевает некоторую нечестность. То есть не совсем так: оно подразумевает извлечение дохода из добровольного согласия граждан платить больше, чем полученное ими стоит. В том случае, когда честный скажет: «Мне лишнего не надо», «деловой» преспокойно положит куш в карман. Бытовая нечестность в этой среде не считается предосудительной, не служит отрицательной характеристикой (брокерство так и вовсе является легальной спекуляцией). Но если хотим, чтобы страной руководили бизнесмены, то должны учитывать эти особенности их психологии и поведения. Голосуя за приход во власть таких людей, мы голосуем за честность, так сказать, в пределах возможного.
Гусиные перья
Раньше люди писали гусиными перьями, и это помогало им ощутить себя единым целым с гусями, с природой... Теперь пишут на компьютерах, и это сообщает чувство винтика, детальки, причастной к работе огромного, всеохватного, опутавшего мир своими сетями механизма.
Дар
Дар творческого человека: к чему ни прикоснется — все превращается в произведение искусства. Даже дерьмо.
Сюжет
В чем секрет неиссякаемости желания творить? В том, чтобы придумать сюжет, который тебя самого захватит и увлечет.
Ничего не знаем
Поразительное количество талантов, о которых мы ничего не знаем и никогда не услышим. В одной из заграничных библиотек я поразился громадному количеству романов, которые выходят в США и Англии. Ни об одном из авторов, чьи книги заполняли огромные стеллажи в библиотеке, я понятия не имел. А ведь все это известные у себя на родине мастера слова.
И прошлого мы не помним. Ничем не уступает чеховским рассказам писатель, выступавший под псевдонимом Скиталец. Его рассказ «Месть декоратора» блистателен, но кто его помнит сегодня?
Суверенность человеческой души
Один блокбастер перекрывает предыдущий масштабом и размахом замысла, громадой центральной фигуры, суммами, затраченными на съемки. Где уж тут устоять скромному Антону Павловичу, как ему состязаться с миллионными вложениями в искусство? Но он жив и продолжает завоевывать мировые сцены. Почему так происходит? Да потому, что рядом с вымышленным, насквозь коммерческим, грандиозным теплится простая, незамысловатая жизнь обычного человека, не одержимого манией величия, мерцает жизнь души, которая тоскует, вздыхает о чем-то очень простом, и ясном, и смертном, взыскует счастья, а оно неведомо механическому терминатору или неповоротливому пароходу «Титаник», не близко счастливчику-сироте Гарри Поттеру с его бесконечной жутью фантастических приключений.
Поддержите отечественного производителя
Еще совсем недавно российским театрам вменялось в обязанность ставить хотя бы раз в год пьесу отечественного драматурга. Не всегда эти пьесы были удачны, но попадались и шедевры. И вот настало время, когда редко сыщешь на афише имя современного российского драматурга. Сцену заполонили переводные драмы и комедии. Хорошие, мастерски сделанные... Но если бы речь шла о сельском хозяйстве, то крестьяне возопили бы: «Поддержите отечественного производителя!» А онемевшие драматурги молчат.
Им не до нас, а нам не до себя
Можно иронизировать над сентенцией, что у России свой особый путь, не похожий на пути развития других стран (а можно переживать из-за этого), однако бесспорно: русская литература стоит особняком от других литератур, к примеру, от массива единой американо-европейской литературы, и мало на эту литературу похожа.
Ибо в стране нашей беды повторяются с той же неумолимостью, с какой вращаются, отклоняются от орбит и возвращаются на прежние позиции планеты, с какой ходят по кругу, пока не остановятся, стрелки часов. Падают самолеты. Тонут подводные лодки. Мелькают слова «халатность», «недисциплинированность», всплыло и всегдашнее выражение «русское авось»...
Наша страна постоянно готова дарить чужестранным художникам трагические сюжеты. Доморощенные авторы привыкли к собственным и к традиционно повторяющимся «штатным», как говорится, трагедиям, и не видят в регулярных несчастьях ничего заслуживающего внимания и осмысления. Нет пророка в своем отечестве! А европейским и американским фиксаторам, аналитикам, летописцам не до нас, у них свои заботы.
Кумиры
У каждого поколения свои кумиры, что объясняется просто: вступающим в жизнь необходимы советчики-сверстники, имеющие одинаковый с ними багаж опыта, понимающие все так же, как не слишком зрелые и умудренные учителя. Груз знаний, который обрели старшие (предыдущие) мудрецы и пророки, для новичков чересчур тяжел, непостижим. Новые кумиры взрослеют, набирают ума вместе со своими поклонниками, поэтому поклонники и не отвергают их, не отпихивают, не расстаются с ними. Остаются им верны. Вместе, сообща, те и другие умнеют и старятся.
Очень редким пророкам удается сделаться угодными и прийтись ко двору новым, не желающим признавать прежних авторитетов землянам.
Как выбирать?
Как выбирать книги для чтения? Необходимо учитывать, на кого ссылается, к кому апеллирует нравящийся вам автор. Юрий Олеша с восхищением пишет о Данте: «Разве скучно его читать?» Обращаешься к Данте и обнаруживаешь — не скучно, ничуть не скучно. Юрий Нагибин пишет о Сомерсете Моэме. Читаем Сомерсета Моэма и выясняем: первоклассный прозаик и драматург. Валентин Катаев, удивительный мастер слова, повествует в своих книгах о тех, с кем вместе входил в литературу. Всех, кого он называет, всех без исключения, нужно и должно читать тому, кто хочет общаться с хорошей литературой.
Так, по цепочке, и проследуете от одного хорошего писателя к другому.
Популярность
Писатель, который становится популярен, которого начинают цитировать (к месту и не к месту), который постоянно незримо присутствует едва ли не в каждой начитанной компании, — в этой своей незримой, но постоянно дающей о себе знать, проявляющей себя функции — материален или нематериален? Ответ на вопрос многое объяснит и о присутствии Бога в жизни, Его воздействии и влиянии на нее.
Ничего удивительного
Почему удивляет, что среди литераторов мелькают и наиболее часто упоминаются в газетах и разговорах не самые лучшие? А разве в других областях жизни наверх пробиваются самые достойные? Почему в литературе должно быть иначе?
О литературной, кино- и театральной критике
Материалом для работы писателю служит жизнь. А критику материалом для работы служит творчество писателя. Из чего видна полная зависимость сочинителей второго рода от первых сочинителей. Таким образом, критика — всегда осетрина второй свежести. И надобно иметь соответствующий буфетческий характер, чтобы этим товаром торговать.
Критик по второму разу перемалывает уже съеденную кем-то еду. Отсюда и запах, специфический аромат, который издают критики.
Еще о критике
Ах, если бы дело обстояло вот как: на тучных пастбищах пасутся ленивые стада прозаиков и поэтов, а к ним подкрадываются благородные львы и леопарды, не дающие травоядным дремать и заплывать жиром... В действительности картина иная: несчастные, драные литераторы, полуголодные и никому не нужные, шатающиеся от голода, но продолжающие упрямо что-то сочинять, подвергаются нападению таких же драных и злобных кошек, которые не способны ни убить, ни насытиться чужой кровью, они лишь истошно мяукают и царапают когтями, считая эти оставленные на теле жертвы отметины своим вкладом в литературу.
Неповторимость
Не успеть прочитать все книги, не запомнить всего прочитанного. Поэтому приходится заново самому и для себя открывать уже открытое другими. А вот бы извлечь из громадного количества книг их квинтэссенцию... Но это невозможно, потому что исчезнет прелесть каждого отдельного, неповторимого, не стиснутого рациональными соображениями произведения.
Взаимосвязь
Пройдет двести, триста лет... Так ли важно будет потомкам, которые возьмут в руки книгу, написана она святым или негодяем, так ли будет занимать: каковы были облик и нравственная суть автора? В конце концов, важен результат: если человек — мастер своего дела, если он хороший плотник или врач, к чему знать его скрытые пороки и явные достоинства, его подноготную? Если сюжет развивается динамично, а характеры яркие — чего еще хотеть от произведения?
Но странным образом достоинства книги и ее автора, оказывается, взаимозависимы...
Фундамент
Правда искусства — есть единственная человеческая правда, которая существует в подлунном мире. Потому что правда личности или государства, любви или (смешно сказать) политики — подвержена множественности толкований и поправкам, которые вносит время, зачастую не всегда способствующее прояснению и выявлению истины, роденовские же скульптуры или полотна Тициана не требуют доказательств и сослагательных наклонений, гений Пушкина или Шекспира (не имеющий отношения к подробностям биографий этих титанов) бесспорен — и эта абсолютная данность есть действительно все, единственное все, чем может располагать человек на колеблющейся и беспокойной планете, в постоянно меняющихся декорациях социальных потрясений и катаклизмов. Тот фундамент, на который он без опасения может опереться.
