Этот спектакль в прошлом году стал победителем на Фестивале театров малых городов России. О чем и сообщает со сцены перед началом Евгений Миронов. Его слова подтверждает уходящий министр культуры Александр Авдеев. А я думаю: вот зачем менять дельного министра, который, не будучи профессионалом на культурной ниве, сделал для нее значительно больше, чем другие, к тому же оказался порядочным человеком. Тем более что в самом министерстве ходят слухи о возможном кандидате — один хуже другого. Но не о них пока речь. За кулисами волнуются минусинцы: еще бы, гастролировали в Европе, в Японии, а в Москве — впервые.
Надо сказать, что этому театру уже 130 лет. Построили его на свои деньги купцы. И не зря вкладывались купчины — это стало понятно, как только начался «Саня, Ваня, Римас». Хотя «картинка» после московской сценографической роскоши показалась не просто скромной — наибеднейшей: стена бревенчатого дома, штакетник слева и справа — и за почти три часа она не двинулась с места. Никаких технологических чудес Минусинский театр не демонстрировал. Зато удивил, если не сказать больше, другим.
Пьеса Владимира Гуркина малоизвестна и в столичных театрах не шла, в отличие от его драматургического хита «Любовь и голуби». В «Сане, Ване, Римасе» вместо голубей — война. А любовь все та же — наотмашь, со страстями, местным колоритом. Сцена бабских разборок в паре сцен напомнила знаменитую потасовку между героинями Людмилы Гурченко и Нины Дорошиной: «Людк, а Людк, ты глянь на нее...». Деревня в Сибири. Колхоз. Лесосплав. Две семейные пары: одна бездетная (Саня и Ваня), у другой (Софья и Петр) — мал мала меньше. Есть еще свояченица (Нюра), у которой что ни год, то приплод. Да местный страж порядка — Римас Альбертович, литовец.
Война только началась, повестки на фронт до медвежьего уголка необъятной родины еще не долетели. Поэтому у персонажей — мирный быт: банька, самогон, семейные посиделки с песней про казака. Невинные шутки про секс в животноводстве, хотя слово «секс» в то чистое время никто не употреблял (во всяком случае, в литературе). Просто Ваня (Игорь Фадеев) показывает своякам трюк — как бык кроет корову. Смотреть на это можно только со светлым чувством: советское далеко без цинизма и всеобщей злобы. Даже имя отъявленного негодяя — председателя колхоза — всплывает в общих разговорах как-то снисходительно: к гниде надо относиться как к любому земному гаду. И тут выясняется, что гнида не так уж безвредна: на веселых мужиков-тружеников он накатал донос — и их вот-вот заметут. Узнав об этом, милиционер Римас советует бежать на фронт — война всё спишет. Мужики бегут, а три бабы, заткнув уши, чтобы не слышать, как колотят в дверь те, кто пришел за их мужиками, отчаянно поют про казака. На высокой нервной ноте заканчивается первый акт.
В антракте идет обмен мнениями. Да, говорят, таких спектаклей в Москве теперь не увидишь. И так в Москве уже не играют. Не потому, что хуже или лучше, а именно так. Минусинск как будто откинул столичных театралов лет эдак на сорок—пятьдесят в другую страну — СССР, где, как со временем выясняется, не всё было плохо. Что касается театра — точно. Где играли, если верить легендам и уцелевшим очевидцам, как дышали. И даже не играли, а проживали чужую жизнь как собственную. Ту, которой сами никогда и не жили... Как удается сохранить это актерам из Минусинска, для многих так и осталось загадкой.
Кстати, актриса Галина Архипенкова на фестивале «Театров малых городов России» была отмечена как исполнительница главной роли. Да и других артистов стоило отметить: Игоря Фадеева, Дениса Энгеля, Александра и Елену Израэльсон, Елену Захарову. Во втором акте, когда развернется любовная драма и главной героине придется выбирать между хорошим милиционером Римасом и ее хорошим Ваней, внезапно объявившимся в деревне через четыре года после войны, в зале начнут хлюпать носами. А рядом со мной сидящая женщина не сможет сдержать слез. Потому что если любовь, то любовь, если поступок, то поступок — без подтекста, контекста... В общем, ручная работа, нетронутая синтетикой натура.
