Наверное, в этой родословной и была главная его загадка. Спина прямая, взгляд пронзительный, сквозь себя. Одного его появления в кадре уже было достаточно, чтобы миллионы тут же прильнули к экрану. Ну как понять его, прочувствовать, прочитать то двойное дно, на котором каждый раз он настаивал все время.
Пороховщиков родился в Москве, жил с матерью и отчимом. Отец, Шалва Барабадзе, ушел из семьи, когда Саше было два года. После этого он и стал Пороховщиковым, по матери.
Поступил сначала в Челябинский медицинский, но, проучившись три года, навсегда ушел из этой профессии. Имел взрослый разряд по боксу. Что тоже читалось в нем, в его всегда неуступчивом взгляде, в мгновенном желании дать сдачи обидчику, если надо. Но выбрал актерство. И начинал-то с самых азов: в молодости шесть лет проработал мебельщиком-реквизитором в Театре имени Вахтангова.
Затем совсем уже не мебельщиком, но по прямому назначению служил в Театре сатиры, потом на Таганке (в самые лучшие его годы) и, наконец, имени Пушкина.
Только зрительская любовь зла, она всех проверяет важнейшим из искусств — кинематографом. И большой экран проверял Пороховщикова по высшему разряду. Он умел нравиться, казалось, ничего для этого не прилагая. В этой самой что ни на есть женской профессии обладал непередаваемой внутренней страстью, тем, что сейчас называется мужской харизмой. Особенно ему удавались чекисты, высшие чины МВД, крутейшие мафиози.
Как воплощение всего этого — полковник милиции Пашутин в «Ворошиловском стрелке». Думается, многие сегодняшние менты узнали в нем себя. А это уже высший пилотаж.
Он в жизни был честным и немного странным. Азартнейшим болельщиком и мистиком. Всегда говорил в интервью, что не понимает, почему наши футболисты так играют, почему не стелются в подкатах, не умирают на поле. Он-то всегда «умирал» в своих ролях. То есть выкладывался, выжимал себя до последней капельки.
А мистиком... Несколько лет назад он дал телеинтервью одному каналу, где сказал, что мечтает клонировать свою маму. Потому что жить без нее просто не может, сходит с ума от потерянной любви. Это высказывание показалось страшным и великим в то же время. Непонятным. Неимоверным.
Но он так жил, так любил. Необыкновенно страстно — маму и Ирину, жену. И вот ушел — так и не узнанный до конца. Загадочный. Свой среди чужих, чужой среди своих.
Александр Мельман
«МК» связался с Театром им. Пушкина, где с начала
Кинорежиссер Александр МИТТА:
— У меня с ним всегда была связана ассоциация, что он очень живой. Живой, живучий, яркий. Давным-давно в моей картине «Гори, гори, моя звезда» у него была маленькая роль, и с тех пор, как мы ни встретимся, я ему все обещаю, обещаю еще сделать какой-нибудь фильм, и все никак. А он все сетует, почему я ничего не делаю. Тогда на съемочной площадке он был примером для того, чтобы подтвердить фразу Станиславского: «Нет маленьких ролей, есть маленькие артисты». Любое свое появление на экране он насыщал энергией, внутренней страстью, которая в нем горела. Поэтому его много снимали, к ролям он относился активно, не как артист, который ходит и говорит слова. Если сделать какой-нибудь тонометр, где располагались бы эмоции — от радости до горя, от любви до гнева, — то у него стрелка всегда была бы направлена туда, к радости, позитивному отношению, доброте, человеческой симпатии.
Александр Калягин:
— Мы закончили одно училище, Щукинское. Учились, можно сказать, вместе, хотя на разных курсах. Но главное, что нас объединило, — футбол. В свободное время в промежутке между актерским мастерством и теоретическими дисциплинами мы с Сашей с удовольствием гоняли мяч. Это было прекрасно! Мы дружили долгое время, потом наши пути разошлись, он пошел в другой театр. Но хоть судьба нас пораскидала, могу сказать, что Саша — очень верный, надежный человек. Это его главная черта. Были моменты, когда требовалось его плечо, и он всегда подставлял его. А еще — юмор, он обладал этим качеством сполна. Возникало впечатление, что у него просто не было никаких недостатков, зависти. По крайней мере я этого никогда не чувствовал. Для меня его смерть необычайно тяжелая потеря. И я до сих пор не понимаю, как же все быстро это произошло. Это ужасно.
