Нам и не снилось

Два года назад не стало Галины Щербаковой, ей было 77 лет, тяжелая болезнь... Последней книгой, вышедшей при жизни, стали «Яшкины дети», и тут хочется воскликнуть: да что мы все о грустном! Вот «Яшкины дети» — какой живительной, немного меланхоличной бодрости придает собрание полусмешных, полупечальных отражений Чехова в наших днях. Вот «Дама с собачкой»: попросили одну даму посидеть с одной собачкой. А дама — в тоске по любви — возьми нацепи шляпку и пойди гулять с той собачкой. Встретился капитан дальнего плавания. Тут бы и случиться тому чувству, которое навсегда... Только «капитан», выяснилось, никакой не капитан, раз он упер часы, серебро и наличность в варежке. Вот тебе и дама с собачкой в XXI веке.

Махнем на много лет назад. Первое место работы Щербаковой — школа, учительница русского и литературы. Потом — Челябинск, молодежные газеты. «Самое интересное, что есть в журналистике, — это привирать. Это уже начиналась литература». Галина Щербакова была шестидесятницей в полном смысле этого слова. Но «мы все ушли в слова. Мы в них верили, это было совершенно искренне. Когда-то мы лепили человеческое лицо социализму, у которого лица не было — одна сплошная задница. Но мы на этой заднице рисовали глазки, носик, губки...» Кстати, в интервью от 92-го Галина Николаевна, говоря о будущем страны, сказала то простое, чего нам никак не добиться: «Главное, чтобы никто никого не убивал. Чтобы каждый не думал о том, что он истина в последней инстанции»...

А все началось с 79-го, с публикации в «Юности» повести «Роман и Юлька». «Она была напечатана в период такого глубокого маразма нашей системы, что... — говорила о ней Щербакова. — Наверно, было в этой истории любви что-то живое и трогательное, что отогревало людей». Было еще как! В фильме, опасаясь зрительских суицидов, изменили финал — не дали Ромке умереть. Автор была не против.

Целая жизнь лежит между 79-м годом, с которого началась настоящая читательская любовь, и 9-м, когда вышли пронзительные «Яшкины дети». Жизнь бок о бок с ее лучшим читателем — супругом Александром Щербаковым. Сын, дочь, внуки, с которыми складывались сложные, как видно по прозе и по интервью, но такие человеческие отношения. Между 1979-м и 2009-м — огромное собрание томов, наследие Щербаковой.

В литературе Щербаковой было что-то, что сообщало придыхание самым обычным вещам. Пожалуй, объяснение этому есть в «Ангеле мертвого озера» — удивительной повести, толчком к которой стал взрыв в переходе на Пушкинской, где есть странник, лесбиянка, антисексуалист, вечный влюбленный, вкус акации, которую все ели в детстве, и птица, стучащая клювом в стекло, а впрочем...

«Впрочем, вполне возможно, это особенность моего зрения: видеть не то, что видишь. Астигматизм особого свойства, который подпитывался еще и свойствами характера, склонностью видоизменять мир — то ли для того, чтобы полюбить его крепче, то ли, чтоб лютее возненавидеть. Да, это так! Я про себя это знаю. Я знаю толчки любви и нежности, от которых плавятся моя душа и сердце, и знаю каменный звон внутри, когда руки сжимаются в кулаки до посинения и крови. Как перетекает во мне одной — божественное и дьявольское? Вот почему я убеждена: в песочнице творения было четыре руки».