— Брал интервью у той же Виктории Мулловой — такое впечатление, что вся музыка скатывается к стилю «кроссовер», мешанине... а вы тут, конечно, флагман!
— Смотрите, какая история. С самого начала нас не могли приписать ни к одному жанру. Мы-то знали, что играли, но этому имени нет. На классическом фестивале были слишком народными, на народном — слишком эстрадными, на эстрадном — слишком классическими. Вот и болтались. Нам помог знаменитый Питер Гэбриэл, вышедший в мир в конце
— Да мы все уже живем в «кроссовер»...
— Абсолютно точно. Никто не одевается, допустим, только в «классику». И все машины — «кроссовер». И вся музыка: чисто джазовых или классических афиш по городу становится все меньше и меньше. Черта времени — соединение оркестра, балета, народников etc. Кончилась эпоха «прямого высказывания». Сейчас обязателен подтекст, даже игра подтекстами — вторым-третьим смыслом. Оттенками. Нельзя взять и воскликнуть: «Я тебя люблю!» Человек сразу начинает думать: а что ты этим хотел сказать? И к чему ты ведешь?
— И не австрийский ли ты шпион?
— Ну да, вы получаете прямо противоположный смысл. Тот факт, что мы взяли на вооружение русские народные инструменты, нас и подвигнул к тому, чтобы играть со смыслами. Что свойственно смеховой, скоморошьей культуре, где ирония, «обыгрывание» стоят не на последнем месте. Для своих картин берем известные мелодии, но не «обстебываем» их, а играем ими, используем как кирпичики.
— Как за столько лет не скатились в пошлость? А то многие скатились... есть известный хор, например.
— Нам всегда говорили: «Вы на грани. На грани. Как будто вот прямо сейчас уйдете в безвкусицу». Но всегда удавалось удержаться. Новый язык — штука всегда опасная. А мы любим ходить нехожеными тропами, и эта игра дает адреналин. Хотя стиль, скажу вам, меняется. Для
— Клиповое сознание уступает место чему-то новому?
— Ритм остается, без частой смены картин нельзя, а то будет скучно. Но появилась целостность — нить, на которую этот ритм «нанизан».
— Но странно, что за столько лет вы не перессорились, не поубивали друг друга...
— «Терем» для всех нас — это уклад жизни. Мировоззрение. Наша крепость. И защита, и свобода одновременно. При этом мы очень разные. Как в сказке — у каждого своя роль, и друг без друга невозможно: Соломенный человек, Железный дровосек, Лев и Тотошка. Вместе они побеждают. Даже в названии этот смысл заключен... знаете, в теремок тот зверь пришел, этот...
— А потом пришел медведь и все разрушил.
— А есть продолжение: они вместе взялись и построили новый огромный дом. Чем мы всю жизнь и занимаемся.
— Откровенного лидера нет?
— Мы это лидерство друг в друге поддерживаем. У каждого оно свое. Стараемся все время «расширяться», многое сделав впервые. С «Виртуозами Москвы» играли, теперь часто выступаем с симфоническими оркестрами. Оперы делали с народными инструментами — ту же «Мотя и Савелий» Александра Чайковского. Выступаем с детским ансамблем «Теремок», созданным на нашей базе...
— Хочу получить честный ответ: как вы относитесь к «чистому» народному жанру?
— Проблема исполнителей на русских народных инструментах в том, что они забыли, что они народные. Варятся в своем соку, и разрыв с окружающим их народом все время увеличивается. В
— Или — «Калинка-малинка»...
— Ну да, фольклорный китч с расчетом на интуриста — «рашен-колобашен». В свое время это было неплохо, но к концу
— А как выкрутиться?
— Формулы нет. Надо перешагивать через стереотипы, слушать время, мир вокруг, мелодии, звучащие в воздухе. Что есть фольклор сегодня? Музыка телефонов, музыка кино... любая знакомая мелодия, имени автора которой вы не можете вспомнить, уже есть фольклор. Только через это можно быть понятным народу и одновременно нести что-то свое.
— Ваша вечная головная боль — провоз контрабас-балалайки Миши Дзюдзе; шоу начинается еще в аэропорту...
— Ну да, авиакомпании ее то подтверждают, то не подтверждают, какие-то самолеты на борт принять не могут — ужас. Плюс — постоянные проверки на рентгене, невлезание в аппараты; то негабарит, то перевес... но везде — центр внимания. В наших аэропортах слышу: «Ой, какая бандура едет!» В иностранных: «О-о, grande-balalayka!» Нам только что на юбилей подарили огромный на нее футляр из карбона, сделанный на заказ на авиационном заводе. Так что теперь как с космическим кораблем летаем: инструмент с футляром точь-в-точь весят предельные 32 кг, больше в багаж нельзя...
— Вам стоит только выйти на сцену — уже шоу. Артистичны по природе. Один лысый, другой волосатый...
— Третий — лысо-волосатый. Мы так и шутим. Артистичность проступила сразу. Каждый всегда был озорником в консерватории. Всегда был неформалом. Хочешь быть понятным людям — веди себя адекватно. Самое главное — быть живым. Надо идти от нутра. Раз хочется — делай! На сцене мы естественно музыкально общаемся между собой, ведь музыка — тот язык, которым можно сказать сегодня больше, чем обычным словом...
