— Я действительно верю, что для тюремных заключенных играть в театре очень важно, — рассказывает режиссер. — Я не стал бы говорить об этом как об освобождении — это слишком упростило бы реальные проблемы заключенных Италии, которые зачастую содержатся в тюрьмах в абсолютно ужасных условиях. Но актерская игра, как и искусство вообще, — важная часть той социальной адаптации, которой необходимо заниматься с людьми, которые совершили тяжкое преступление, даже убийство. Надеюсь, наш фильм сыграет свою маленькую роль в том, чтобы люди задумались об одиночестве и переживаниях, которые испытывают наши актеры.
— В каннском конкурсе показали фильм Маттео Гарроне «Реалити-шоу», в котором главную роль блистательно сыграл как раз один из итальянских заключенных, приговоренный к 25 годам лишения свободы. Он продолжает вашу тему?
— К сожалению, я еще не видел фильм, но этого режиссера я очень уважаю. Мне кажется, несмотря на то, что все говорят: сегодня итальянское кино уже не такое влиятельное, как когда-то, — у нас появляется много новых талантов. И Гарроне — один из самых ярких режиссеров нового времени. Что касается использования тюремных актеров в кино — думаю, это случайность. Если мы все начнем снимать заключенных, это будет довольно странно.
— Как вы подбирали актеров?
— Точно так же, как мы показали в фильме. Мы так поступаем с братом уже довольно давно: просим потенциальных актеров произнести свое имя, фамилию и место рождения. В одном случае плача, в другом — сердясь. И нас поразило, насколько проникновенно и сильно эти люди плакали и кричали. Было ясно, что они говорят о себе — о своей боли и ярости. Мы говорили: вы можете не называть свой реальный адрес. Но все до одного нам ответили: этот фильм увидит вся Италия, и мы хотим, чтобы те, снаружи, услышали наши имена, вспомнили о нас и поверили, что однажды мы с ними еще встретимся.
— Сложно было работать с заключенными — все-таки они не профессиональные актеры?
— Они играли Шекспира совершенно без труда. Наоборот, они говорили нам, что Шекспир — наш друг, который много веков назад написал про то, что мы пережили. А король Лир, Гамлет, Макбет — персонажи, которых мы встречали в реальной жизни.
То, с чем нам действительно пришлось поработать, — с их склонностью играть, как театральные актеры. С преувеличенной мимикой, жестами, поставленным голосом. Мы объясняли, что надо вести себя более естественно. И даже рассказали один случай, о котором нам когда-то поведал Марчелло Мастроянни. Это немного вредная история, но я, так и быть, с вами ей поделюсь.
На съемках «Сладкой жизни» Мастроянни должен был играть эпизод, в котором его герой приходит в дом к другу, который убил свою жену, двух детей и покончил с собой. И Мастроянни, открыв дверь и увидев эту жуткую сцену, начал всем своим выражением играть человека, переполненного страшным ужасом. На что Феллини тут же воскликнул: «Стоп! Стоп! Марчелло, что ты делаешь? Ты что — думаешь? Забудь об этом. На площадке думать буду я, а ты просто смотри — и баста!»
И в самом деле, то лицо Мастроянни, который безучастно смотрит на эти трупы, — одна из самых душераздирающих сцен в фильме.
Мы сказали заключенным: мы не хотим вас обижать, но кино отличается от театра. И часто здесь не нужно выражать эмоцию всеми доступными средствами. Достаточно одного-единственного взгляда. По крайней мере, мы с братом работаем именно так. Они это поняли и работали в выдержанном стиле. Кроме двух моментов. Первый, когда они кричат: «Свобода, свобода!» И второй — когда они над телом убитого Цезаря рассуждают о том, как много еще раз придется Цезарю умереть на самых разных сценах по всему миру.
— Ваши актеры уже видели фильм?
— Да! Сперва они с позволения начальства тюрьмы пристально следили за трансляцией церемонии закрытия Берлинского кинофестиваля, когда мы посвятили эту победу им. После мы вернулись в тюрьму и показали им ленту. На показе присутствовал министр юстиции — первый достойный человек на этой должности, после целой серии людей, которые для нее совершенно не подходили. Мы с министром еще раз обсудили тот эпизод, который поразил нас с Витторио, когда мы первый раз попали в эту тюрьму. Один из заключенных прочитал нам пятую песню «Божественной комедии». А потом сказал, что, описывая страдания Паоло и Франчески, Данте на самом деле писал про них: они тоже живут в аду, потому что не могут прикоснуться к своим возлюбленным.
Я сказал министру: когда же наступит время, когда сидящие в тюрьмах смогут подойти к своим возлюбленным? Обнять их, заняться с ними любовью? Не успел я закончить, как заключенные подняли невероятный шум. Кажется, это были самые громкие и продолжительные аплодисменты, которые я когда-либо заслужил в своей жизни.
