Расклад на сегодняшний день: с ближайшего понедельника уже начинается косметический ремонт. Параллельно запускаются репетиции спектаклей для малой и большой сцены. Только в этом сезоне их будет шесть.
— Кирилл, по какому художественному принципу ты сформировал программу-минимум?
— Я хочу, чтобы этот сезон прошел под знаком кино. Будут поставлены спектакли по трем киносценариям — Ларса фон Триера, Висконти и Фасбиндера. Но события в них происходящие наши драматурги адаптируют к современной Москве. «Идиотов» по Триеру буду делать я, кинорежиссер Алексей Мизгирев приступает к «Рокко и его братья», а режиссер из Латвии, прошедший школу Льва Додина и европейского театра, Владислав Наставцев (сейчас он живет в Риге) поставит Фасбиндера.
— Почему именно кино?
— Практика переноса кино на сцену очень распространена в мире. Я видел достойные образцы (если помнишь, привозили в Москву «Теорему» Яжины). Очень часто в кино мы имеем хорошую, иногда замечательную драматургию. Хочется найти очень человеческую и социальную интонацию для театра. А на малой сцене будут поставлены «Митина любовь», «Ёлка у Ивановых» и «Русская красавица». Плюс один детский спектакль. Точнее, это будет такое увлекательное музыкальное путешествие по закоулкам и интересным местам театра для детей, естественно, в занимательной форме. Готовят мои студийцы.
В этом же сезоне также пройдет большая режиссерская лаборатория, в которой молодые режиссеры будут работать в связке режиссер—сценограф—драматург. Её мы проводим вместе со Школой-студией МХАТ и Союзом театральных деятелей.
— Да, многообещающе, грандиозные планы.
— Я говорю только о тех постановках и акциях, которые запускаются в работу, в которых я уверен. Могу озвучить и планы на следующий сезон. Мы купили права на молодежный мюзикл «Пробуждение весны» по Ведекинду, ставить буду я, так же как и «Священную книгу оборотня» по Пелевину. «Гамлета» будет ставить Давид Бобе.
— Кто же Гамлет?
— Есть Гамлет. Но скажу позже. Я хочу, чтобы театр Гоголя открывался днем, часа в три, и работал до ночи. Чтобы люди сюда приходили, участвовали в дискуссиях. По четвергам будет арт-хаусное кино, запустим музыкальные вечера в клубной программе.
— Владимир Панков со своей «SounDrama» войдет как резидент в театр?
— Да, с ним и его группой заключается договор на три года. В состав также войдет
— Сохранишь ли ты название театр имени Гоголя или будет ребрендинг?
— Театр будет называться «Гоголь-центр». Хочется, чтобы получился центр современного театра. Нужно сделать хороший логотип.
— А теперь самый больной вопрос, причем для всех, — о труппе. Она распускается? Кто уходит? Кто остается?
— Когда я шел в театр, когда мы договорились с Департаментом культуры, я еще на старте честно сказал, что не буду работать с труппой, а буду работать с артистами. Для меня труппа — это некая художественная общность. Труппа есть в театре Фоменко, труппа есть в театре Додина, а в данном случае есть списочный состав артистов. И возможность их работы в спектаклях я сейчас рассматриваю. Там есть очень хорошие артисты.
— Ты видел их в работе?
— Я посмотрел четыре с половиной спектакля. Посмотрели мои помощники, с теми артистами, которых я вижу в работе, я встречался. И вот в результате двухдневных встреч и переговоров остается 32 человека. Все старики остаются — 14 человек, 6 молодых и
— Но при этом были митинги, собрания, недовольства. Можно понять: люди спокойно работали — и вдруг...
— Когда я захотел в понедельник встретиться со стариками, кто-то собрал всех и, когда я вошел, начались крики провокаторов. Мне кричали «уходи», «убирайся». Но я вижу, что кричащих человека три, вижу, что не все так единодушно настроены против меня. Я встречался с людьми не по принципу кто за меня, а кто против. Если хорошая артистка, но она выступала на митинге, я не вижу причины не дать ей работу. Одно могу сказать: никого не увольняю. Просто одним предлагается работа, с другими разговор на художественной территории для меня невозможен. За тех, с кем я не буду работать, несет ответственность Департамент культуры.
— На какие деньги ты рассчитываешь реализовать свои большие планы? На деньги Департамента культуры?
— Послушай, шесть спектаклей (три больших и три на малой сцене) — нормальное количество, реальная программа на сезон. Мы рассчитываем на деньги Департамента и на деньги людей, которые могут помочь нам на первом этапе.
— Такие люди есть?
— Скажем так, есть разговоры с ними. Я говорю артистам: «Всем придется много работать. У нас один источник дохода — наши спектакли. Если у нас не получится, значит, кроме себя, некого обвинять».
— Вопрос по ремонту: сохранится ли исторический интерьер большого зала — бывшего паровозного депо? Будет ли изменено пространство внутри театра?
— Интерьер большого зала менять не собираемся, я хочу других перемен. Главным художником я пригласил Веру Мартынову, ученицу Крымова. Я считаю, нужно сделать удобным театр прежде всего для зрителя. Мы целиком меняем входную зону и таким образом получаем третью, дополнительную небольшую площадку — музыкально-концертную, при входе. А репетировать придется в помещении, где находился известный клуб «Икра» — там сейчас разруха, но как-то начнем работать.
То, что есть сейчас, — это даже не разруха, это просто неудобно для зрителей, для полноценной работы театра. Я только что закончил ставить в Берлине, в «Комише Опер». Там старое здание, ремонтировалось примерно тогда же, когда и театр Гоголя — в
— Легко строить свою защиту на отрицании работы предшественника, скажут тебе.
— Я ни в одном интервью не сказал ничего дурного про Сергея Яшина, про театр. Я считаю, что вся эта ситуация (физически плохое состояние театра) — результат огромного невнимания к театру со стороны прежнего руководства столичного Департамента культуры. Не только театр Гоголя, но и другие театры находятся в аварийном состоянии. И новой команде придется со всем этим разбираться.
— Кирилл, а можешь себе представить ситуацию: ты заново отстроил театр в прямом и переносном смысле. Прошли годы. Новый глава Департамента культуры приходит с новым молодым режиссером и говорят тебе, что, мол, пора освободить место.
— Если я забуду про связь с реальностью, если я успокоюсь, если я перестану делать театр интересным, мне нужно будет дать пинок. Я считаю, что должно быть максимум два срока у худрука — по три года. За это время, за шесть лет, можно очень много сделать.
