«Сестер» дают в Малом. За полчаса до начала у театра не то чтобы лом, но публики хватает, хотя напротив — в Большом — толкучка больше. У кассы, у окошка администратора — очередь. Однако слышу:
— Билеты, билеты по приемлемым ценам, — парень в типичном спекулевском прикиде (темная вязаная шапочка, куртка из болоньи немаркого цвета).
— А почем отдадите?
— Стоили по две с половиной, но отдам дешевле.
Что-то подозрительное — спекулянты сбрасывают цены. Те, что на улице, ходят с расстроенным видом с билетами в руках — не покупают. Бизнес их рисковый, но на вторых «Сестрах» (МДТ играет два вечера подряд) почему-то билеты по бросовым ценам
Тем не менее зал полон, все три яруса заполнены. Множество известных лиц: Виктюк, Антонова — директор Пушкинского музея, Житинкин, Чурикова, Дурова, известная переводчица с французского Генкина... Мелькнул строгий профиль Галины Тюниной — может быть, лучшей Ольги из «Трех сестер» последнего десятилетия. Когда стал уходить свет, в директорской ложе справа появилась глава Совета Федерации Валентина Матвиенко с какой-то дамой. Значит, спектакль можно начинать.
Строгая декорация, без излишеств — фасад дома в два этажа с пустыми дверными и оконными проемами. Сценографическая мысль не нова, но не смотрится банально: то ли правильно найден цвет, заблудившийся между серым, черным и антрацитом, то ли отсутствие деталей не отвлекает зрительского внимания. Дом Прозоровых размещен в глубине сцены, и сквозь проемы видно, как три женские фигуры, две в черном, одна в белом, начинают стелить по столам белые скатерти. Летящие белые полотна в красивых руках живописно сочетаются с черными платьями, черной рамой сцены... Дальше — знакомые, заученные за множество постановок Чехова слова: «Прошел год, как умер наш отец... Ты тогда, Ирина, лежала как мертвая... А вот уже теперь мы улыбаемся...»
Лев Додин любит этих девочек. Ради них даже снял два первых ряда, и все для того, чтобы вынести их на первый план. Посреди авансцены выстроил ступеньки, и три барышни и их окружение то стоят, то сидят на них. Крупный план, как в кино, чрезвычайно опасен, особенно для тех, кто сидит на первых семи рядах: видно все — аккуратный грим, когда даже неестественно волосок к волоску, когда слой тона скрывает возраст актера...
Возраст... Вот, пожалуй, то, что мешает мне (как в антракте выяснится, не только мне) смотреть на сцену. Все исполнители чуть ли не вдвое старше своих персонажей. Ну и что? И это традиция русской психологической школы — главное, не сколько (лет), а как играешь. Можно припомнить и
Значит, смотреть надо «Трех сестер» как оперу, где степень условности искусства наивысшая? Допустим. Посмотрим. Почему-то чуть ли не с первой сцены у Ирины слезы на глазах. Дальше плакать, мотивированно и нет, начнут остальные. Настоящие слезы — это тоже родовая черта хорошего психологического театра. Но в данном случае при всей мастеровитости актерского состава последний спектакль Льва Додина оставляет ощущение неживого. Все вроде грамотно, хорошая речь, запоминающиеся голоса, однако... Что за месседж посылает режиссер посредством Чехова сегодняшней публике? О чем?
Весь первый акт — это «всё прахом, жизнь несправедлива и неизменна...». Даже несмотря на всплеск общественного сознания. И вдруг в последней сцене объяснения Ирины и Соленого происходит совсем неожиданное: офицер целует ее, она его отталкивает, а потом сама жадно впивается в него. Соленый грубо лапает Ирину за зад. Зал, до этого в тишине воспринимавший представляемое, даже ахнул. Вторая эмоция — уход Наташи из дома к Протопопову. Бурной реакции более других заслужил художник Александр Боровский, отправивший Наташу, как на подиум, — лисья шапка, богатый лисий подбой пальто...
В антракте слышу обмен мнениями: «Радиотеатр», «Это настоящее искусство, сейчас так не играют». Роман Виктюк просто покидает театр. Кажется, не он один. И напрасно, ибо во втором акте режиссер пошел дальше, и уже учитель Кулыгин буквально завалил свояченицу (жену сестры). Что за ханжество: во времена Чехова тоже грубо заваливали барышень, задирая им юбки, нетерпеливо путаясь в их количестве (достаточно почитать английского чеховеда Рейфилда). И можно вполне допустить, что одинокая Ольга — тоже женщина, имеющая физиологические потребности. Но в додинских «Трех сестрах» это выглядело и беспомощно, и пошловато.
Но в конце концов мэтр не первый и не последний, кто так дерзко обходится с барышнями Прозоровыми. Другое дело, что чеховский текст, в котором так много заложено, топчется на каком-то множество раз прочитанном и прослушанном уровне. Зато финал выступления питерской труппы неожиданно откорректировала сама жизнь. После того как артисты откланялись, как поклонники откричали свое «браво!», вдруг строгий голос за кадром объявил: «Цветы от Валентины Матвиенко» — и на сцену вынесли корзину красных цветов.
— Ну конечно, — услышала я сзади, — пирог от Протопопова. Цветы от Матвиенко.
