Россия, Чечня и боль
У Хазанавичуса заявлены целых четыре стороны конфликта: озверевшие российские вооруженные силы, мирные чеченские жители, равнодушный европарламент и — единственный луч в темном царстве — сотрудники американской правозащитной организации, устроившей что-то среднее между интернатом и лагерем для беженцев на границе с Чечней. Сюда на короткое время попадает, после чего снова сбегает на волю девятилетний мальчик, чью семью расстреляли у него на глазах. От пережитого шока он онемел и теперь избегает всех людей, даже если они говорят на хорошем английском и предлагают кров и еду. Единственная, кому удается растопить сердце маленького беженца — аккуратная француженка (Беренис Бежо), независимый наблюдатель, собирающаяся свидетельства жертв военных действий.
В это время лысый полковник с усами (Юрий Цурило) в военной части в тридцати километрах от границы, как цветы, разводит дедовщину. Его солдаты в служебное время складируют и описывают трупы, а в обеденный перерыв доводят до самоубийства новобранцев. Здесь не знают других слов, кроме мата, к младшим по званию обращаются исключительно «ты, п..дор», а всех, кто живет по ту сторону границы, без исключения называют врагами.
Чисто внешне «Поиск» Хазанавичуса сделан по всем правилам многоуровнего сложнопостановочного кино. Но на деле все элементы мозаики, как разные линейки оружия, стреляют в одну сторону — по России. А точнее ее президенту и премьер-министру, ведущих несправедливую войну на территории Чечни, которую в фильме демонстративно называют не республикой, а страной. За обличительным пафосом режиссер не забывает самовлюбленно похвалить Запад (не аморфных политиков, а общество как таковое). В одной из сцен американка приказывает не вмешиваться в конфликт детей-беженцев во дворе, пока одна из них — та, что постарше — не возьмет себя в руки и не разнимет дерущихся. Так неотесанные жители третьего мира, столкнувшись с цивилизацией, схватывают на лету демократические ценности.
«Поиск» встретили неодобрительным гулом, прозвучавшим сразу на нескольких языках, но едва ли этим можно утешаться. Отрываясь от художественной беспомощности, Хазанавичус, как бы то ни было, сделал один из первых фильмов на настоящую, не выдуманную больную тему, которую на родине этой темы упорно замалчивают. И тот факт, что в России до сих пор не нашлось человека и возможности вскрыть этот нарыв, дать ему выйти наружу на экране — неприятность куда более серьезная, чем неуклюжая мелодрама оскароносного режиссера.
«Голос — свобода, молчание — рабство»
Сергей Лозница и его «Майдан» наоборот — образец изумительного владение образом и стилем. Майдан в интерпретации Лозницы — место, где разворачивается классическая греческая трагедия. Первый же план — люди, много людей, единение народа, в одном порыве поющего гимн Украины. Гимн, песни, как старые народные, так и новые, на злобу дня (самая запоминающаяся — полноценный хит с рефреном «Витя, чао, чао, чао») будут сопровождать эти кадры постоянно.
Камера снимается со штатива считанное количество раз, все остальное время на экране — статичный план, тщательно продуманная композиция, взятый на вооружение принцип невмешательства. Лозница не подгоняет действительность под собственный замысел, но искусно вычленяет главное.
Действие начинается постепенно: в подсобных помещениях, в мирных интерьерах, где буднично режутся бутерброды и спят усталые протестанты. На мирной площади, где тысячи людей размахивают флагами и поют песни. Постепенно напряжение нарастает. Камера все так же не снимается с места, но люди перед ней двигаются хаотичнее и хаотичнее. Вскоре загорятся шины, засвистят пули, которые одинаково поражают протестующих на земле и полицейских на крыше. Потом площадь, как черным одеялом, накроет дым, окончательно стерев лица, поступки и намерения. Все закончится похоронной процессией, проводами первых жертв Майдана. Вместо свечей — тысячи поднятых вверх включенных мобильных телефонов. Вместо минуты молчания — проходящий рефреном через весь фильм лозунг: «Слава Украине — героям слава».
В центральном эпизоде картины со сцены звучит: «Голос — свобода, молчание — рабство». И это — ключ к рассказанной истории. «Майдан» — не фильм протеста. Не журналистское расследование и не политинформация, смонтированная на скорую руку. Это героический эпос — и одновременно поминальная песня. Вырвавшееся на волю чувство собственного достоинства. Высоко поднятая голова — и обух, которым ее изо всех сил приложили.
С первыми трупами, стрельбой и огнем «Майдан» — как идея, как мечта, как песня — закончился. Последний кадр — новость о Януковиче, оставившем страну. Все что будет после — выяснение отношений внутри и со всем миром, угроза потери территориальной целостности и самой государственности — остается за скобками. Эта новая, не менее трагичная история еще продолжается. Но когда она закончится, это будет уже совсем другой фильм.
Канны.
