«Музей имени Данте» - лучшая книга Глеба Шульпякова

Поток страстей и горечь расставаний

Вы что-нибудь слыхали о музее Данте, запрятанном в российских палестинах? До дней сегодняшних такого не встречала. Не все себе позволят говорить о Данте, а уж тем более такой музей иметь: собрать реликвии и чувствовать извечно бессмертье гения, живущего в веках. Но если кто-то намекнет об Алигьери, то непременно в стиле флорентийца: затронет ад и ужас преисподней, заглянет в рай, заговорит стихами.

Поток страстей и горечь расставаний
Глеб Шульпяков

Малиновым свечением обложки размыт могучий дерзкий силуэт, готовый вглубь уйти тысячелетий. Белоснежно светятся слова: Музей имени Данте — Шульпяков. Тире меж ними прочертила пушка танка, прущего стрелять, давить своих. Следы тех пуль — на окнах «Комсомольца».

Глеб Шульпяков достаточно известен. Ранние стихи поэта произвели впечатление на Андрея Битова, члена большого жюри «Триумфа». И как только учредили молодежный поощрительный «Триумф», знаменитый писатель голосовал за Шульпякова. 20 членов жюри — 20 молодых лауреатов с крошечной премией — в 2,5 тысячи долларов. Со смертью Березовского «Триумф», естественно, накрылся. И очень жаль прекрасных мастеров — им не достанутся награды в 50 тысяч долларов за высший вклад в искусство.

«Музей имени Данте» — лучшая книга Глеба. В ней явлен след таланта, зрелости и романтизма. Хотя нигде не обозначен жанр сочинения, но притягательны эмоции, раздумья, обобщенья беллетриста, живущего в сей книге безымянно. Конечно, это «Я» современно мыслящего человека, путешествующего по стране и миру. В глухих местах он отыскал впервые всплывшую подробность, как перекрыли путь поезду Николая II в дни революции. Судьбоносный удивительный случай. А может быть, это всего лишь легенда? Но ведь захватывает!

Глеб не навешивает на лицо постную мину. С риском лыжника, летящего стремглав, он признается: «…я всегда был ловким, спортивным парнем». Любимый прием Шульпякова — вести повествование от первого лица. Читатель покупается мгновенно: ему доверил автор и ревность, и любовь, и вечную игру воображенья, и собственные страсти. В «Книге Синана», в «Городе Ё» Шульпякова этот «Я» до безобразия любопытен и отправляется на весьма сомнительные приключения, вроде дегустации натуры восточных проституток. Но природная чистоплотность и брезгливость обрывают познания на уровне бытийном, а не плотском.

В «Музее имени Данте» рассказчику удается овладеть настроением читателя, рассказывая о своей влюбленности в актрису Аню. Однако интимные встречи с актрисой написаны холодновато, без эротического волненья и томленья. И сам автор, мне показалось, без особого сожаления относится к ее ускользающей тени. Не потому ли она на долгое время, а потом и совсем исчезает из сюжета?

Наш рассказчик оказался способен на еще одно сердечное движенье. Его пробуждает археолог Ася, не равнодушная к прошлому. В финале вновь возникает ее имя как луч надежды возможного счастливого завершения. Да, Беатриче, великая Беатриче, так и не разысканная Данте, не бросает свой вдохновляющий свет на наших поэтов, не награждает наших Ань своей тайной и мистической притягательностью.

Шульпяков, умело компануя наблюдения и вымысел, подкармливает наш интерес к разным лирическим и драматическим коллизиям. Самой романной стала глава «Письма с Белого моря». Эта придуманная — чужая! — любовь, еще довоенного и послевоенного образца, вызывает искренние сопереживания. В авторе эпистолярного клада угадывается талантливый человек, поэт, обладающий игрой воображения. Сумел же он внушить себе великую любовь к малознакомой женщине, а ей он абсолютно безразличен. В одиночестве на Острове он пишет стихи, философствует в письмах к любимой. Свои тексты и стихи он скомпоновал так интересно, что случайно или каким-то чудом этот отшельник умудрился приблизиться к дантовской идее: «любовь как мера вещей». Это тем более странно, что перевод Лозинского «Божественной комедии» Данте вышел у нас значительно позже.

Глеб Шульпяков перешагнул свое 40-летье. Он лично счастлив и женат, имеет сына в классе нулевом, играет с ним в одной команде на гостевом футбольном матче на даче, сын учится английскому, поскольку Глеб свободно им владеет.

Безусловно, автор — царствующий господин в своей книге, и Глеб Шульпяков вдруг взял да раздвоился. Своим разносторонним талантом поделился с другом Геком. Мыслящий, философствующий Гек и звуком имени, и поэтическим миром, и житейским выбором — просто сущий Глеб. Ох уж этот нынешний модерн! Автор широким жестом приглашает: я очень щедр, примите от меня флюиды и стихи. Мне не жалко!

После презентации книги «Стихи на машинке» Гека повествователь поет оссану одаренному другу и сопернику. Мир праху Гека. Книга Шульпякова завершается «гековскими» стихами. Они звучные, в современной инструментовке, когда полноценной рифмой может выступить даже предлог «на». Без существительного, один сам по себе. Например: ждут рифмы «окна». И выскакивает самая точная: «давно повесить бы замок на, да жалко брошенных щенят». Созвучье есть, но стихи оно не углубило. Такие приемы не Шульпяковым открыты. Рифмовал предлоги и союзы Бродский, от него и пошла мода. Но это уже никого не греет.

Читаю стихи Гека. И вдруг встречаю одно — «Мой стих». Да я же его знаю наизусть! Вот это восьмистишие:

слепой, как птица на ветру,

облепленный пером

чужих имен — как вкус во рту,

который не знаком —

на вечном обыске, по швам

всё ищет край времён,

так много будущего — там,

как холодно мне в нём.

Глеб подарил Геку 14 стихотворений из своей книги «Письма Якубу», опубликованной в 2012 году. Меня это озадачило. Если используешь художественный прием, то напиши новые стихи, о которых я, читатель, еще не знаю. Такой замысел был бы мне ближе.

В книге разносторонне представлено поколение 40-летних. Лирическому герою автор доверяет произнести слова в защиту преданности и доверия. Он высказывает беспокойство, что сейчас «ни совесть, ни закон — ничего не работает». Повествователь и герой вовсе не теоретики искусства. И все-таки в них ищет выхода желание чётко сформулировать — что есть поэзия. Тут потребовались классические формулировки: «Поэзия и есть конформизм, поэт — тот же конформист». Мысль близка и самому Глебу. Плодотворно желание быть верным традициям. Но зачем же выбрасывать из стихов, как обузу или глупую ненужность, заглавные буквы? Не отпугивайте читателей стихов!

«Музей имени Данте» хорош по языку, по убедительной выстроенности концепций и допущений. Речь автора отточена, афористична. Журналистские путешествия автора по России 90-х годов и современные командировки для телеэфира превращаются потом в эссе, воспоминания, небольшие по строчкам, но ядрёные, преподнесенные метафорически интересно.

Я знала: Глеб приобрел в глуши деревенскую избу, где мобильник сигналы не берет, не отправляет. Глухо. Общение с природой, тишина, говорящее небо расширяют видение мира и себя в нем. Одиночество умиротворяет порывистый характер поэта, позволяет покою войти в душу, дает силы искать и отстаивать свою истину. Поэт убежден: «В этом твоя свобода».

Наталья ДАРДЫКИНА

 

«Музей имени Данте» - лучшая книга Глеба Шульпякова

Поток страстей и горечь расставаний

Вы что-нибудь слыхали о музее Данте, запрятанном в российских палестинах? До дней сегодняшних такого не встречала. Не все себе позволят говорить о Данте, а уж тем более такой музей иметь: собрать реликвии и чувствовать извечно бессмертье гения, живущего в веках. Но если кто-то намекнет об Алигьери, то непременно в стиле флорентийца: затронет ад и ужас преисподней, заглянет в рай, заговорит стихами.

Малиновым свечением обложки размыт могучий дерзкий силуэт, готовый вглубь уйти тысячелетий. Белоснежно светятся слова: Музей имени Данте — Шульпяков. Тире меж ними прочертила пушка танка, прущего стрелять, давить своих. Следы тех пуль — на окнах «Комсомольца».

Глеб Шульпяков достаточно известен. Ранние стихи поэта произвели впечатление на Андрея Битова, члена большого жюри «Триумфа». И как только учредили молодежный поощрительный «Триумф», знаменитый писатель голосовал за Шульпякова. 20 членов жюри — 20 молодых лауреатов с крошечной премией — в 2,5 тысячи долларов. Со смертью Березовского «Триумф», естественно, накрылся. И очень жаль прекрасных мастеров — им не достанутся награды в 50 тысяч долларов за высший вклад в искусство.

«Музей имени Данте» — лучшая книга Глеба. В ней явлен след таланта, зрелости и романтизма. Хотя нигде не обозначен жанр сочинения, но притягательны эмоции, раздумья, обобщенья беллетриста, живущего в сей книге безымянно. Конечно, это «Я» современно мыслящего человека, путешествующего по стране и миру. В глухих местах он отыскал впервые всплывшую подробность, как перекрыли путь поезду Николая II в дни революции. Судьбоносный удивительный случай. А может быть, это всего лишь легенда? Но ведь захватывает!

Глеб не навешивает на лицо постную мину. С риском лыжника, летящего стремглав, он признается: «…я всегда был ловким, спортивным парнем». Любимый прием Шульпякова — вести повествование от первого лица. Читатель покупается мгновенно: ему доверил автор и ревность, и любовь, и вечную игру воображенья, и собственные страсти. В «Книге Синана», в «Городе Ё» Шульпякова этот «Я» до безобразия любопытен и отправляется на весьма сомнительные приключения, вроде дегустации натуры восточных проституток. Но природная чистоплотность и брезгливость обрывают познания на уровне бытийном, а не плотском.

В «Музее имени Данте» рассказчику удается овладеть настроением читателя, рассказывая о своей влюбленности в актрису Аню. Однако интимные встречи с актрисой написаны холодновато, без эротического волненья и томленья. И сам автор, мне показалось, без особого сожаления относится к ее ускользающей тени. Не потому ли она на долгое время, а потом и совсем исчезает из сюжета?

Наш рассказчик оказался способен на еще одно сердечное движенье. Его пробуждает археолог Ася, не равнодушная к прошлому. В финале вновь возникает ее имя как луч надежды возможного счастливого завершения. Да, Беатриче, великая Беатриче, так и не разысканная Данте, не бросает свой вдохновляющий свет на наших поэтов, не награждает наших Ань своей тайной и мистической притягательностью.

Шульпяков, умело компануя наблюдения и вымысел, подкармливает наш интерес к разным лирическим и драматическим коллизиям. Самой романной стала глава «Письма с Белого моря». Эта придуманная — чужая! — любовь, еще довоенного и послевоенного образца, вызывает искренние сопереживания. В авторе эпистолярного клада угадывается талантливый человек, поэт, обладающий игрой воображения. Сумел же он внушить себе великую любовь к малознакомой женщине, а ей он абсолютно безразличен. В одиночестве на Острове он пишет стихи, философствует в письмах к любимой. Свои тексты и стихи он скомпоновал так интересно, что случайно или каким-то чудом этот отшельник умудрился приблизиться к дантовской идее: «любовь как мера вещей». Это тем более странно, что перевод Лозинского «Божественной комедии» Данте вышел у нас значительно позже.

Глеб Шульпяков перешагнул свое 40-летье. Он лично счастлив и женат, имеет сына в классе нулевом, играет с ним в одной команде на гостевом футбольном матче на даче, сын учится английскому, поскольку Глеб свободно им владеет.

Безусловно, автор — царствующий господин в своей книге, и Глеб Шульпяков вдруг взял да раздвоился. Своим разносторонним талантом поделился с другом Геком. Мыслящий, философствующий Гек и звуком имени, и поэтическим миром, и житейским выбором — просто сущий Глеб. Ох уж этот нынешний модерн! Автор широким жестом приглашает: я очень щедр, примите от меня флюиды и стихи. Мне не жалко!

После презентации книги «Стихи на машинке» Гека повествователь поет оссану одаренному другу и сопернику. Мир праху Гека. Книга Шульпякова завершается «гековскими» стихами. Они звучные, в современной инструментовке, когда полноценной рифмой может выступить даже предлог «на». Без существительного, один сам по себе. Например: ждут рифмы «окна». И выскакивает самая точная: «давно повесить бы замок на, да жалко брошенных щенят». Созвучье есть, но стихи оно не углубило. Такие приемы не Шульпяковым открыты. Рифмовал предлоги и союзы Бродский, от него и пошла мода. Но это уже никого не греет.

Читаю стихи Гека. И вдруг встречаю одно — «Мой стих». Да я же его знаю наизусть! Вот это восьмистишие:

слепой, как птица на ветру,

облепленный пером

чужих имен — как вкус во рту,

который не знаком —

на вечном обыске, по швам

всё ищет край времён,

так много будущего — там,

как холодно мне в нём.

Глеб подарил Геку 14 стихотворений из своей книги «Письма Якубу», опубликованной в 2012 году. Меня это озадачило. Если используешь художественный прием, то напиши новые стихи, о которых я, читатель, еще не знаю. Такой замысел был бы мне ближе.

В книге разносторонне представлено поколение 40-летних. Лирическому герою автор доверяет произнести слова в защиту преданности и доверия. Он высказывает беспокойство, что сейчас «ни совесть, ни закон — ничего не работает». Повествователь и герой вовсе не теоретики искусства. И все-таки в них ищет выхода желание чётко сформулировать — что есть поэзия. Тут потребовались классические формулировки: «Поэзия и есть конформизм, поэт — тот же конформист». Мысль близка и самому Глебу. Плодотворно желание быть верным традициям. Но зачем же выбрасывать из стихов, как обузу или глупую ненужность, заглавные буквы? Не отпугивайте читателей стихов!

«Музей имени Данте» хорош по языку, по убедительной выстроенности концепций и допущений. Речь автора отточена, афористична. Журналистские путешествия автора по России 90-х годов и современные командировки для телеэфира превращаются потом в эссе, воспоминания, небольшие по строчкам, но ядрёные, преподнесенные метафорически интересно.

Я знала: Глеб приобрел в глуши деревенскую избу, где мобильник сигналы не берет, не отправляет. Глухо. Общение с природой, тишина, говорящее небо расширяют видение мира и себя в нем. Одиночество умиротворяет порывистый характер поэта, позволяет покою войти в душу, дает силы искать и отстаивать свою истину. Поэт убежден: «В этом твоя свобода».

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру