Впрочем, как точно заметил гендиректор варшавского Большого театра Вальдемар Дабровский, — «Анджея Чайковского (1935—1982), увы, плохо знают даже на родине — в Польше, не говоря уж о мировой славе» (хотя недавно на английском были изданы его письма, а вариант «Купца» из Брегенца можно купить на DVD). Вкратце, история страшная. Жил-был в Варшаве еврейский мальчик, как и все еврейские мальчики учился играть на фортепиано (обучала мать); ему и четырех не исполнилось, как пришли немцы.
— Роберт Анджей попал в гетто, откуда в 1942-м его тайно вывезла бабушка Целина, — рассказывает г-н Дабровский, — в этот момент и родился необычный псевдоним Андре Чайковский; благодаря поддельным документам юному музыканту удалось пережить гитлеризм.
Его мать Фелицию перевезли в 1942-м из Варшавского гетто в Треблинку, где и убили. Отец Карл во время войны прятался во Франции; в 1948-м он встретился с Анджеем в Париже, сын просил денег, но Карл отказал, ведь он хотел видеть в сыне делового человека, а не музыканта... Тем временем, карьера Чайковского как пианиста пошла в гору. Обучается в Парижской консерватории, получает третий приз на Конкурсе королевы Елизаветы в Брюсселе, берет уроки у Стефана Ашкенази и Нади Буланже. Сам Артур Рубинштейн называет его весьма перспективным и помогает организовать концерты в Штатах. В 1960-м Чайковский переезжает в Лондон, становясь британским подданным... а через некоторое время в приоритеты выходит сочинительство.
В источниках часто указано, что опера Анджея «Венецианский купец» осталась неоконченной, но г-н Дабровский утешил, что речь идет всего лишь о нюансах оркестровки.
В завещании Анджей просит после смерти отдать свое тело медикам для опытов, а череп вручить Королевской Шекспировской труппе для использования в монологе-обращении к бедному Йорику в «Гамлете». В сущности, Анджей сам ощущал себя в чем-то бедным шутом-скоморохом. По легенде с черепом Чайковского на сцену выходил артист Дэвид Теннант в 2008 году: «Не все эту идею с черепом одобрили, и я был очень взволнован перед спектаклем, — вспоминал Теннант, — ведь каждое твое слово приобретает совсем иной смысл и масштаб, когда ты держишь настоящую голову в руках... тем более, Андре был здесь, его вспоминают с теплом».
* * *
...Сейчас на польскую премьеру съехались все немногочисленные пожилые друзья Анджея, среди них — личный биограф Дэвид Ферре, с которым мы и встретились в антракте (помощь в переводе — Михаил Сегельман).
— И все-таки, Дэвид: Чайковский прожил счастливую жизнь? Или это вечный путь преодоления?
— Разумеется, с детства Анджея сопровождает целый букет душевных проблем и комплексов. Он всегда задавался вопросом — почему мать осталась в гетто, а не бежала с ним? Почему она сделала такой выбор? Ну представьте себе, что ваша мать предпочтет умереть, а не... быть с вами. И впоследствии эта детская травма была преградой для полноценного общения с другими людьми. Так что, резюмируя, можно сказать, что жизнь его была нехороша... скорее, он только изображал обычного нормального человека, нежели таковым являлся.
— А почему мать осталась в гетто?
— Ну... люди надеялись, что пронесет. Что судьба будет благосклонна. Но для матери всё закончилось Треблинкой. А жизнь Анджея оказалась трудной дорогой.
— Так его музыка — это полное отражение жизни?
— Хороший вопрос. Скажу одно. Чайковский, безусловно, шел своей собственной дорогой, не пытаясь кому-либо угодить или понравиться. Он писал для себя. Возможно, занятия композицией были единственным светлым пятном в его судьбе.
— А как же пианистическая карьера?
— У Анджея был очень серьезный нервный срыв, после того, как он стал выигрывать крупные конкурсы. Он не привык к давлению, к расписаниям, к частым встречам с толпами людей. Для Чайковского сочинение музыки было тайной. А люди вокруг... доставляли массу неудобств. С другой стороны, он понимал, что финансово держаться на плаву он может исключительно через игру на фортепиано. Нет, он любил играть. Но в одиночестве. А с публикой, обязательствами, концертной суетой приходилось... мириться.
— То есть ни в публике, ни в успехе он не нуждался?
— Успех... для Анджея это всего лишь забавный аспект того, чем он занимался. Да, многие пианисты нуждаются в успехе, хотят нравиться зрителям... но это не тот случай. Чайковский давал ровно такое количество концертов, чтобы ему хватало на жизнь.
— Он был состоятельным человеком?
— Ну что вы... Анджей всегда был на пороге финансового краха. Он занимал деньги даже у своих менеджеров. И когда Чайковский умер, его дом необходимо было продать, чтобы покрыть долги. Практически от него — в плане наследства — ничего не осталось. И это правильно: когда ты умираешь — всё обнуляется, всё выравнивается.
— Личная интимная жизнь Анджея потерпела такой же крах или были «комфортные ему» люди?
— Он был гомосексуалистом; постоянного спутника жизни не было. Анджей — человек очень сложный. Я упомяну слово «промискуитет», то есть беспорядочные связи, знакомства...
— А как же та единственная возлюбленная (она до сих пор жива), на которой Чайковский хотел жениться?
— Галинка? Они познакомились еще будучи студентами. Так вот, скорее, это была симпатия с ее стороны, нежели с его. Галинка на прощание сказала Анджею: «Ты уезжаешь из Польши навсегда, пожалуйста, люби меня». Их соединения так и не случилось. Она была не girlfriend, а просто девушка — Мечта. Они обменивались письмами в течение тридцати лет. Письма опубликованы, они очень волнующи...
— Каким композитором был Анджей — еврейским, польским, британским?
— Думаю, его по праву можно считать композитором мира. У него собственный язык. Он всегда шел своей дорогой, не сворачивая. Не играя со стилями. И в этом его уникальность. Что сочеталось со стойким НЕжеланием продвигать свою собственную музыку. Но я нахожу, что к концу жизни он стал внутренне более спокойным. Может быть, обрел мир...
* * *
...Публика в ужасе замирает, когда темнокожий баритон Лестер Линч (Шейлок) медленно расстилает белые простыни, вынимает аптекарские весы, а затем наклоняется с ножом над телом своего должника (контр-тенор Кристофер Робсон), чтобы — согласно векселю — вырезать из Антонио фунт мяса. Невероятной красоты музыка (за пультом дирижер Lionel Friend), вдруг оторвавшись от традиций нововенской школы, наполняет зал чем-то очень сокровенным, совсем не шекспировским...
— Так какой он — этот Шейлок, в вашем представлении? — Спрашиваю уже в кулисах у сверхколоритного и мощного Лестера Линча (кстати, он не так давно приезжал к нам в Россию, в Казань, на Шаляпинский фестиваль).
— Образ Шейлока балансирует на грани — то ли он жертва, то ли герой. Это меня и привлекает. Все великие артисты по-своему пытались оправдать Шейлока, — этот опыт, безусловно, накладывается. Но... я особенно понимаю своего героя, потому что я — черный. Меня тоже не раз называли ниггером (бывая в южных штатах, ловил на себе многозначительные взгляды, словно бы говорящие о втором сорте), и я очень хорошо чувствую, что испытали евреи во времена гонений. Так что представить себя евреем было несложно.
— Так все-таки жертва или герой?
— Как вы видели, суд приговаривает иудея Шейлока к крещению — к принятию христианской веры. Но его героизм в том, что он (в нашей трактовке) входит в крестильную воду, но уже не выходит из нее — он одобряет свою судьбу и... уходит в подпол, словно умирая. Я был рад приглашению на эту роль со стороны режиссера Кита Уорнера, потому что не очень много баритонов в мире смогли бы сыграть данного Шейлока: музыка Чайковского очень сложная, в ней много дисгармоний. Кроме того, сложен старый английский язык — на итальянском мне бы игралось гораздо легче.
...Директор Варшавской оперы г-н Дабровский уверен, что новый «Венецианский купец» займет прочное место в репертуаре его театра, — тем более, что на Анджея Чайковского в Европе начинается мода: исполняется его Соната для кларнета и фортепиано, струнные квартеты, весьма известен среди специалистов фортепианный Концерт 1971 года. Так что, Анджей, в добрый путь.
Варшава.
