Сегодня нет на земле другого монументалиста, который выполнил бы памятники для всех континентов, исключая Антарктиду. Нет другого художника, создавшего столько картин, статуй, рисунков, мозаик, витражей, мемориальных досок, надгробий и продолжавшего бы в 80 лет, не снижая темпа, заниматься любимым делом, не зная, что такое отпуск.
Когда пишу эти строки, президент Российской академии художеств находится в Санкт-Петербурге — на заводе, где отливают в бронзе Христа, самого большого в мире. Пьедестал — 60 метров. Фигура — 33 метра, по числу лет земной жизни.
У собора Парижской Богоматери открыл памятник Иоанну Павлу II, в Республике Сербской — бюст Николаю II. Вернисажи прошли в Русском музее, залах Владимира, Цюриха, в московской галерее «Файн Арт», где, как писал «МК», «взошли сексуальные подсолнухи Церетели». Все это и многое другое случилось в юбилейном, 2014 году.
Поэтому у меня есть повод еще раз рассказать о нем, начав с ответа на вопрос, будоражащий многих, — почему столь грандиозны его монументы, над чем юмористы постоянно иронизируют. Обелиск в память 11 сентября на берегу Гудзона похож на расколотый небоскреб. Журнал «Уолл-стрит джорнэл» признал «Слезу» высотой 100 футов и весом 176 тонн «поразительным мемориалом». Обелиск Победы на Поклонной горе достигает 141,8 метра, цифры по числу дней войны (1418).
Научное объяснение этому феномену давно дал не видевший все помянутое знаток искусства эпохи Возрождения профессор Борис Виппер в фундаментальном исследовании «Итальянский ренессанс» в главе о Микеланджело: «Его искусству свойственны гигантомания, титаническое начало. Это искусство площадей, общественных сооружений, искусство для народа».
В Москве такие «общественные сооружения» на пространствах Поклонной горы, стрелке Москвы-реки, а за пределами нашего города — в Севилье, Марбелье, Нью-Йорке, Тбилиси, где над рукотворным морем на горе в бронзе воздвигнуты колоннады с изваяниями, напоминающие Акрополь. Увидев это чудо, не склонный к преувеличениям Дмитрий Жилинский, художник с мировым именем, вымолвил: «Я сражен».
Палитра Церетели открыта всем в мастерской. Она размером метр на метр, на массивной доске. На нее выдавливается 13 ручейков разноцветных красок. В академии на факультете живописи студентов не учили ваять, сам стал скульптором, творцом невиданных объемных мозаик, вызвавших восторг у великого монументалиста Сикейроса:
«Я утверждаю, что он вошел в необъятные просторы искусства будущего, сочетающего скульптуру с живописью. Творчество Церетели вышло из национальных рамок и приобретает международное значение».
Мне недавно позвонила учительница из Строгина и пригласила в школу. Ей Зураб Константинович обещал подарить «Марину Цветаеву». Подобная установлена во Франции, в городке у моря, где Марина провела лето в переписке с Борисом Пастернаком. Памятник ему, победивший в конкурсе, томится во дворе мастерской на Пресне — ждет, когда город его установит на давно выбранном месте на Волхонке.
Церетели — подумать только! — изваял всех великих князей и царей династии Рюриковичей вплоть до Ивана Грозного, всех царей и императоров династии Романовых. А это десятки бюстов и статуй.
Для Африки изваян Пушкин, в жилах которого текла эфиопская кровь. Для Австралии — памятник в бронзе путешественнику Миклухо-Маклаю с женой. Он готов к отправке.
В Европе, Азии, Северной и Южной Америке — воздал должное Георгию Победоносцу, Бальзаку и Льву Толстому, Юрию Гагарину, многим другим великим, обогатив классическое искусство новыми формами статуй и пьедесталов.
Весь в скульптуру не ушел. Рисует постоянно, множит картины и портреты везде, где живет: в Москве, Тбилиси, Париже, Нью-Йорке.
— Руки остановить невозможно. Сижу на заседаниях в академии — рисую. Еду — рисую. Лечу — рисую. Всегда работаю, руки привыкли, иначе не могу. Сколько себя помню, я всегда рисовал. Для меня это образ жизни.
Живопись его узнаешь с первого взгляда, без подписи. Ее называют «живописным садом» за цветы, поражающие необыкновенно радужными красками. Что дало основание автору шутя сказать о себе: «Я садовником родился».
— Я очень увлекался Сезанном! Я искал колорит, свет и тень в дипломной картине «Песня о Тбилиси». Ее снял с защиты президент Академии художеств СССР Серов. Ему картина показалась импрессионистской. Пришлось день и ночь писать портрет друга. Эта история завершилась тем, что поклонник солнечной живописи спустя годы сел в кресло президента Российской академии художеств.
Путь мастера устилали не одни розы. Такой травли, как Церетели, не испытывал ни один российский художник. Когда возводили Петра, одни хотели его демонтировать, другие собирались взорвать. В 2010 году те же люди попытались взять реванш, доказывая, что «пропорции скульптуры ужасны» и «памятник искажает вид на старую Москву». Их не послушали. Теперь пишут, что памятник нравится и без него современную Москву трудно себе представить.
В принципе Церетели живет по формуле Пушкина:
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.
Никогда ни с кем за клевету не судился, хотя были поводы. Умеет держать удар с достоинством.
Кроме дара Зураба, по признанию его друзей, отличает истинная доброта. Когда академику Борису Ефимову исполнилось 100 лет, он почти ослеп. Церетели без его просьбы нашел врачей, взял на себя расходы и ответственность за исход рискованной операции, убедил хирургов ее сделать. В таком возрасте они избегают скальпеля. Произошло чудо прозрения, за что Борис Ефимов не раз благодарил и посвятил Зурабу стихи:
Числом талантов уникален,
В энергии феноменален,
Он живописец, скульптор, зодчий,
Дизайнер, график, керамист,
Акварелист, и офортист,
И портретист, и пейзажист,
Чудеснейший натюрмортист,
Великий монументалист.
На мой вопрос, что сделал бы еще для людей, ответил: «Сделал бы всех счастливыми!».
В мастерских и дома принимал звезд мирового уровня. Дружил с самыми известными людьми России. Высоцкий сыграл в его доме свадьбу с Мариной Влади.
— Я знал Бродского, виделся с ним в Москве. И в Америке встретились. Ушли вдвоем от компании и до утра ходили. Он всю ночь говорил, не мог остановиться. Половина его жизни — тюрьма, половина — Нобелевская премия. Таким его и изобразил. Мои современники достойны бронзы.
В бронзе Белла Ахмадулина, Никита Михалков, Иосиф Кобзон, Владимир Спиваков, Олег Табаков, Жорес Алферов… Всех трудно перечислить.
Как удается в 80 лет везде успевать: открывать свои и чужие выставки, рисовать и писать картины, отливать памятники, основывать музеи и галереи, руководить академией, производством и строительством, летать постоянно в Европу и Америку. Спросил об этом в субботу в мастерской. С полудня до вечера художник с кистью стоял перед холстом выше его роста. Что услышал в ответ?
— У меня такая походка! И никто меня не догонит.
И еще спросил:
— Не устаете от таких дел, как себя чувствуете?
— Когда говорят «я устал», мне смешно. Когда говорят «настроения работать нет» — не понимаю. Чувствую себя как тридцатилетний тбилисский хулиган. Я широко шагаю по миру и искусству — поэтому мне завидуют.
Овеянный ореолом мировой славы мастер ни на день не дает себе расслабиться, предаться безделью. Ему приходится менять номера мобильных телефонов, иначе бы день уходил на звонки. Рисовать постоянно хочется, как в молодости.
Не утихла давняя страсть к общению. Приемная академии, дом и галерея никогда не пустуют. Его не увидишь в тоске. Сотрудников академии вечером сменяют друзья детства и юности, артисты, послы, министры, губернаторы, генералы, врачи — фигуры, узнаваемые на улице. Мастерскую посещали президенты России Ельцин, Путин, Медведев, премьер Примаков. Были президент СССР Горбачев и президент США Буш-старший с женами.
Еще помяну важное и любимое дело: по выходным на мастер-класс в галерею приходят дети. Им дают листы, краски, кисточки и кисти, и они часами рисуют. А мастер в углу зала пишет картину под грузинскую музыку.
— Дети учатся у меня, я учусь у них.
