Вероломный друг
— Я познакомился с Майком в начале восьмидесятых. Это был романтичный, окрыленный своими идеями человек, от него будто исходило сияние. Майк пел блюз на русском языке, в этом ему не было равных. «И я поцеловал золотого льва, который охранял границу между мной и тобой» — точнее ведь про любовь не скажешь. Майк сиял на сцене, за кулисами же не брезговал рюмкой-другой наливаемого друзьями виски. Пили в те годы все, но от алкоголизма Гребенщикова, к примеру, спасало то, что он писал много песен и творческих кризисов практически не испытывал. А Майк в какой-то момент «завис»: после четырех прекрасных альбомов у него наступил застой. Приходилось ездить с концертами, петь одно и то же, новых хитов не получалось.
Такие периоды бывают, их нужно просто переждать, но Майк ужасно переживал и стал все чаще прикладываться к «лекарству». Нашлись люди, потакавшие алкогольному «лечению», прихлебатели, пившие за его счет. Они довели музыканта до точки, ведь Науменко был безотказным, трогательным, порядочным и очень покладистым человеком. Майк всегда учитывал чужие интересы — может, поэтому его давно нет в живых. Он не умел отказать даже тем людям, которые тянули на дно. Злую роль в судьбе Майка сыграл откуда-то взявшийся друг Армен, постоянно пропадавший у него в гостях. (У Науменко был открытый дом, народ заходил к нему днями и ночами.) Дружили-дружили мужики, а в итоге Армен увез в Москву жену Майка Наташу, после чего судьба музыканта покатилась под откос еще стремительней.
…А ведь были времена, когда Майк с женой были не разлей вода! Мы приходили к ним в гости, сидели, что-то обсуждали, у Наташки спал в люльке маленький Женя, и его, чтобы не слышал гостей, как попугая, прикрывали большим абажуром. Мы общались до утра — а малыш спал.
Роковой диагноз
— То, что семья Майка рушится, я почувствовал на дне рождения виолончелиста «Аквариума» Севы Гаккеля. Он подрабатывал тогда сторожем, охранял большую квартиру-офис. По ночам она пустовала, Сева позвал много гостей, всюду на газетках лежали бутерброды с докторской колбасой, стояли портвейн и водка. Люди буйно веселились, Майк же быстро засобирался домой, но Наташка вдруг заупрямилась. Мне запомнилась такая сцена: на полу сидят гости, кто-то играет на гитаре, Майк говорит Наташе: «Пойдем!», а она истерично кричит: «Я не хочу! Давай останемся, у меня в бокале еще…» — и «бу-бу-бу…» Майк ее подводит к двери, а она вцепилась в косяк пальцами и чуть не плачет. Он отрывал ее пальцы от косяка по одному, она хваталась обратно, Майк ее выволакивал… В этот момент мне стало понятно, что между ними что-то разладилось.
Майк погиб на восьмой день после расторжения брака с Наташей, в августе 1991-го. До этого были месяцы мучительной борьбы с алкоголем, о которых лучше меня может рассказать гитарист «Зоопарка» Саша Храбунов. Он играл в группе до самого конца и жил в одной коммунальной квартире с Майком. Саша как-то признался, что боится ездить с другом на гастроли, потому что тот допивается до нечеловеческого состояния и может натворить страшное.
Однажды они отправились в Новгородскую область — давали концерт, а после выступления Майк так вмазал, что стал практически «трупом». Саша тогда сказал: «Андрей, я с ним работаю не первый год, но, наверное, уйду, это не для меня!» Разговор был буквально месяца за три до смерти Науменко.
А погиб он из-за роковой случайности, а может, и закономерности. Беда случилась после очередных посиделок с друзьями у Майка дома. Поговорили, выпили, утром Науменко решил дойти до ларька — поправить здоровье. Взял кружку пива, опохмелился, а на обратном пути оступился на поребрике и упал на спину. Вроде бы ничего страшного: спокойно пришел домой, пива с собой принес, угостил всех… Вскоре у него жутко разболелась голова. Вызвали «скорую», врачи сказали: «Рядовое сотрясение мозга» — и объяснили, как его лечить. Но лучше Майку не становилось; когда он уже почти не соображал от боли, его забрали в больницу. Оказалось, что у Науменко был перелом шейного позвонка, а вовсе не сотрясение. И все, что делали до этого, только ухудшало состояние. Если бы его не «залечили», Майк остался бы жив — помучился бы в гипсовом «ошейнике» полгода и снова вышел на сцену. Но врачи спохватились поздно — мой друг умер.
Первопроходец рока
— Когда мне позвонили и сказали: «Приходи на похороны Майка», я стал, как ребенок, повторять про себя: «Нет, нет, не может быть…», потом завыл от горя. На кладбище я приехал к самому концу церемонии, опоздав нарочно: просто не мог смотреть на Науменко в гробу. Народ уже расходился, я положил на свежий холм земли гвоздики и побрел на остановку. В тот момент в голове стали всплывать картинки счастливого времени в Доме пионеров, когда мы днями и ночами напролет писали музыку, спорили, пили и верили друг другу. Наверное, это было защитной реакцией…
Мне кажется, Майк был недооцененным музыкантом. Он написал такое количество абсолютно гениальных вещей, на которые не способно большинство рок-музыкантов. Если Борис Гребенщиков за всю жизнь сочинил два-три блюза, то Науменко их написал порядка тридцати! И потом, блюзы Бориса очень жесткие, а не чувственные.
Науменко действительно начал с того, что не писал песни, а переводил западные рок-н-роллы и пел их на русском языке. И это очень важно, потому что, по сути дела, западный рок и блюз — это символический язык. И ему пришлось «разжевать» эту символику для России. Науменко был первопроходцем. Это уже потом у него стали появляться свои стихи и музыка, не менее глубокие и символичные. Недаром же альбомы «Зоопарка» до сих пор слушают не только те, чья юность пришлась на восьмидесятые, но и продвинутая нынешняя молодежь.
