В самом облике Майи Плисецкой, во всем её творчестве всегда витала какая-то недосказанность, амбивалентность, какая-то трудно уловимая загадка. И это чувствовали все, кто хоть раз соприкасался с её творчеством. Поэт Белла Ахмадулина, близкий друг и родственница (по мужу художнику Борису Мессереру) танцовщицы, видела и пыталась уловить в ней эту загадку, и писала об этом в своих стихах.
Вот какие стихотворные строки, обращенные к Майе Плисецкой, оставила она нам в память:
Та, в сумраке превыспреннем витая,
кем нам приходится? Она нисходит к нам.
Чужих стихий заманчивая тайна
не подлежит прозрачным именам.
Как назовем породу тех энергий,
Чья доблестна и беззащитна стать?
Зрачок измучен непосильной негой,
измучен, влажен и желает спать.
Жизнь, страсть - и смерть. И грустно почему-то.
И прочных формул тщетно ищет ум.
Так облекает хрупкость перламутра
морской воды непостижимый шум.
Теперь их нет с нами, двух этих женщин, определявших лицо русской культуры, одна в визуальном искусстве танца, другая в искусстве слова. Но их загадка осталась…
В качестве эпиграфа к своему «Послесловию к автобиографии Майи Плисецкой» Белла Ахатовна предпослала строчку из своего же стихотворения посвященного Блоку: «Чем больше имя знаменито, тем неразгаданней оно...»
А дальше задалась вопросом: «Как можно соотнести этот маленький эпиграф с художественной судьбою, которая сбылась с таким совершенством?» И сама же отвечала на него: «Творческий удел Майи Плисецкой есть чудо, дарованное нам. Человек получил свой дар откуда-то свыше и вернул его людям в целости и сохранности и даже с большим преувеличением. И, казалось бы, Майя Михайловна не оставляет нам никаких загадок. Она явила нам все, что ей назначено. И все-таки я применила эту строчку к раздумью о ней».
В ролях, которые танцевала Плисецкая, загадки, то есть того самого, говоря словами Ахмадулиной, «облекаемого в хрупкость перламутра морской воды непостижимого шума», было предостаточно… Невыразимо загадочной была её Одетта-Одиллия в «Лебедином озере» - наверное, главная партия Плисецкой в Большом театре, которую она танцевала по меньшей мере 800 раз! Вспомним её загадочные, фантастические руки, не такие свободные до неё в классике. Она изменила их абрис, линию. В её танце они пели, завораживая своим движением, как бы передавая зыбь воды или полет лебединых крыльев. И ей стали подражать. Теперь такие руки можно увидеть почти у всех, кто исполняет эту партию.
"Плисецкий стиль", могу сказать, пошел по миру – написала Майя Михайловна в своей книге воспоминаний «Я. Майя Плисецкая». - Со сцены, с экрана телевизора нет-нет да и увижу свое преломленное отражение - поникшие кисти, лебединые локти, вскинутая голова, брошенный назад корпус, оптимальность фиксированных поз.
Я радуюсь этому.
Я грущу…".
В другой её такой же знаковой лебединой партии, «Умирающий лебедь», которую она танцевала ещё с училищных времен (с 1942 года) и каждый раз по-разному, магия её танца как раз и аккумулировалась в этих фантастических руках, наполняя фокинскую лирическую миниатюру совершенно другим смыслом. Необычность и даже революционность её трактовок классических партий, будь то опять же фокинская Жар-птица или Раймонда в одноименном балете Петипа, Китри в «Дон Кихоте» или Аврора в «Спящей красавице», делали Майю Михайловну явлением совершенно исключительным во всей истории мирового балета. А созданная Роланом Пети специально на неё «Больная роза» на музыку Малера, как и «Болеро» Мориса Бежара стали воплощением. эмблемой той самой загадочности и непохожести на других (напомним, что «Болеро» было создано Морисом Бежаром ещё в 1961 году и исполнено Душкой Сифниос за долго до Плисецкой). Превзойти её в этих партиях было невозможно.
В 1976 году Морис Бежар поставил для Майи Плисецкой ещё один балет – «Айседора». «Из темноты, навстречу свету шагала прекрасная, длинноногая, одетая в ниспадающий легкими складками хитон, танцовщица. Она двигалась потрясающе естественно и грациозно. И не важно, стояла ли она, читала стихи Есенина или кружилась разбрасывая цветы – невольно возникала мысль, что именно так, а не иначе танцевала и говорила великая Дункан. Успех балета был оглушительным. «Майя, Майя!» - словно в религиозном экстазе скандировала публика. Величайшая балерина XX века станцевала ту, кто это искусство напрочь опровергал. И не просто станцевала, а сотворила образ великой босоножки. Кто-то из видавших спектакль остроумно заметил: «Да, Плисецкая станцевала Дункан, но могла ли Дункан станцевать Плисецкую?» (Ирина Дешкова).
Какое место Плисецкая занимает в истории балета? Насколько она противостоит или, наоборот, вписывается в ряд великих балерин XX столетия? Анна Павлова, Тамара Карсавина, Ольга Спесивцева, Марина Семенова, Ольга Лепешинская, Алла Шелест, Галина Уланова…
"Нас с Галиной Сергеевной часто сталкивали лбами. Противопоставляли, наушничали, сплетничали», - напишет сама Майя Михайловна. А по поводу других обмолвится: «Павлову и Спесивцеву живьем я не застала. По сохранившимся наивным кинокадрам и фотографиям могу утверждать, что это были великие танцовщицы. Но меня спрашивали о моих зрительских впечатлениях из зала. И я отвечала. Семенова, Уланова, Шелест.
Уланова и Семенова оставили о себе легенды. Их имена не нужно было комментировать. А имя Аллы Шелест в мире не знают. Меня всегда переспрашивали. Кто третья? Шелест? Из Кировского театра? Какой спелинг ее имени? Ш? е? л? е? с? т?? Правильно?..
Жизнь бывает несправедлива к таланту. Но поэт, композитор, художник пробьются через века. Если у них термоядерный заряд, конечно".
Думается ответ на вопрос о месте Майи Плисецкой в истории мирового балета и даже больше, всей мировой культуры в целом, сегодня уже очевиден. «Большое видится на расстоянии» - написал Есенин… Плисецкая стала легендой уже при жизни, а её творчество было, есть и будет тем самым «термоядерным зарядом», неотъемлемой частью мировой культуры.
Но вернемся к размышлениям Беллы Ахмадулиной, пытавшейся осмыслить эту загадку по имени Майя. Ведь именно эта самая «загадочность», «неуловимость» созданных Плисецкой образов и есть главное в её творчестве, то что и определило её место в мировой культуре.
"Дело в том, что в исчерпывающей очевидности этого сбывшегося несравненного таланта всегда есть некоторая захватывающая тайна. И сколько бы я ни помышляла о Плисецкой или сколько бы раз я ни видела ее на сцене, или просто ни следила бы вблизи за бликами, которые озаряют ее лицо и осеняют весь ее облик, всю ее повадку, всегда я усматривала в этом захватывающий сюжет, приглашающий нас к какому-то дополнительному раздумью. Действительно, ореол этой тайны приглашает нас смотреть в художественные, человеческие действия Плисецкой с тем же азартом, с каким мы можем следить поведение огня или поведение воды или всякой стихии, чье значение не вполне подлежит нашему разумению.
И еще меня поражает в ее художественном облике совпадение совершенно надземной одухотворенности. той эфемерности, которую мы всегда невольно приписываем балету, с сильной и мощно действующей страстью. Пожалуй, во всяком случае, на моей памяти, ни в ком так сильно не совпала надземность парения, надземность существования с совершенно явленной энергией трагического переживания себя в пространстве. И. может быть, все вот это и останется для нас непрерывным побуждением мыслить».
В своем сборнике стихов «Гряда камней», из которого я привел уже первое стихотворение, есть и другое, посвященное Майе, и написано оно к юбилею Плисецкой. Как писала Белла Ахмадулина в примечании к нему: «Веер былподарен мне Сергеем Параджановым, а я передарила его Майе».
Майе
Глаз влажен был, ум сухо верил
в дар Бога Вам – иначе чей
Ваш дар? Вот старый черный веер
для овеванья чудных черт
лица и облика. Летали
сны о Тальони... но словам
здесь делать нечего... Вы стали –
смысл муки-музыки. В честь Тайны
вот – веер-охранитель Вам.
Вы – изъявленье Тайны. Мало
я знаю слов. Тот, кто прельстил
нас Вашим образом, о Майя,
за подвиг Ваш нас всех простил.
1985
P.S. Согласно завещанию, прощание с Майей Плисецкой пройдет в узком кругу близких ей людей в Германии. Тело всемирно известной балерины будет кремировано, а прах «развеян над Россией». В Большом театре в воскресенье почтили память великой балерины минутой молчания. Это было сделано перед началом дневного спектакля "Дама с камелиями".. . Майя Плисецкая вчера внезапно умерла в Мюнхене от острой сердечной недостаточности.
