Ритуал прощания имеет свои железные законы: людской ручеек с цветами к гробу, прощальные слова и речи… И тем не менее атмосфера каждых похорон, во всяком случае, в театре, точно передает энергию человека, который ушел и никогда не вернется. Так вот на прощании в Театре имени Моссовета, где 43 года прослужил Павел Хомский, была атмосфера особенная. Она даже противоречила в чем-то его образу. Образу тихого, молчаливого человека. А слова для него нашлись точные, громкие, а самое главное — не лукавые.
На черном заднике висит портрет Павла Осиповича с его факсимиле — «Я счастливый человек». Улыбается. А под портретом люди плачут — пожилые, старики, молодые не скрывают слез. Панихиду открывает Сергей Юрский:
— Мы никого не звали в этот день и не ждали зрителей — наш театр в отпуске. Нас собрал Павел Осипович. Человек, которого не изменили перемены колоссальные, которые произошли в стране, в Москве. Не изменили ритма его творчества. Каждый год — новый спектакль. Мы тут посчитали — 43 года, 43 спектакля — это совпадение? Это особое прощание и особая фигура — ветеран Великой Отечественной войны, труда, театрального искусства и вот этой сцены. Я думаю, что особое ощущение тишины и отсутствие слова в том месте, где главным является именно слово, должны подчеркнуть особенность момента.
И попросил почтить память режиссера минутой молчания. Слово берет Михаил Швыдкой:
— Знаете, я сейчас стоял со своими товарищами, руководителями московских театров, и вдруг я понял, что мы все старые, но мы не воевали. Павел Осипович был человеком, который прошел войну, и это надо понимать: люди, прошедшие войну, обладают особой остротой восприятия жизни, другой, чем мы все, потому что они видели смерть лицом к лицу. И у Павла Осиповича при всей его мягкости и интеллигентности было внутри нечто определенное и внятное: он знал, что жизнь — это череда определенных компромиссов, но он знал, чего нельзя делать никогда, ни при каких обстоятельствах. Это и определило его жизнь. Попасть на его спектакли в ТЮЗе было невозможно, люди стояли ночами, а это было время, когда открылась Таганка, вовсю работал «Современник». Но в ТЮЗ бежали смотреть спектакль Хомского.
Нужно было быть отважным человеком, чтобы прийти в Театр Моссовета, потому что в его стенах — дух Завадского. Для того чтобы начать репетировать на этой сцене, требовалось много сил, и мужества, и таланта. Он счастливый человек, потому что до конца дней занимался режиссурой. Не переставал заниматься тем, что любил и что было для него смыслом жизни.
Евгений Стеблов вспомнил, как Хомский, которого все считали не страстным человеком, не в московском театре ударил графином парторга — не сдержался.
— Многие мои коллеги всегда удивлялись, что его реакция на какие-то вещи слишком спокойная, но на самом деле он был очень страстный человек, поверьте мне на слово. И факты его жизни об этом говорят, но он смиренный человек. Он с миром разрешал некоторые ситуации и понимал, что иногда надо отступить, чтобы выиграть.
Моссоветовцы Александр Бобровский и Дмитрий Щербина зачитывают правительственные телеграммы, а также последнее прости от коллег: искренних значительно больше, чем формальных.
Запомнился 95-летний бывший директор Таганки Дупак, который читал стихотворение Высоцкого «…А он не вернулся из боя», обращаясь к гробу. Потрясающе сказал драматург Леонид Зорин, который сам — человек-эпоха и цену этой эпохе знает:
— Драматург Островский сказал, что ему хотелось выразить то чувство пустоты, которое возникает, когда уходит личность очень большая. Это он говорил о Пушкине. Он сказал: «Стало некем умнеть». Вот сегодня мне вспомнились эти слова: Павел Осипович был совестью нашего театра, высший моральный авторитет. Надо думать теперь о том, кем поддерживать этот нравственный воздух.
Он дал великолепный пример того, что талант может совмещаться с высоким нравственным потенциалом. Театр — сложный организм: здесь работают незаурядные люди (заурядные тут не задерживаются), а они не обладают легкими характерами. И 43 года держать огромный котел самолюбий в таком прекрасном моральном градусе — для этого нужно быть очень большим человеком. И театр понимает, кого он сегодня потерял. Кто будет поддерживать этот климат, эту естественную его атмосферу? Чистую творческую атмосферу, далекую от мелких низменных страстей. Нужен такой моральный большой авторитет.
Последнее слово за многолетним другом Хомского — Владимиром Андреевым:
— Много ли вы видели Павла Осиповича на разных акциях? На экранах? Нет! Я иногда говорю себе: «Господи, будь, пожалуйста, милосерден и не отнимай тех людей, пока живу». Сегодня звучат слова от разных организаций, от разных людей — всё правда! Ученики говорят: «Мы не помним его кричащим, наигрывающим». Спокойный, мудрый Паша. Как его любили актеры в Ермоловском театре, когда он там ставил, оказавшись вне своего театра.
Павла Хомского похоронили на Введенском кладбище.
