- Чего-то вам в актерской карьере явно не хватало, раз поступили на Высшие курсы сценаристов и режиссеров?
- Я попал в некую актерскую нишу, и мне стали предлагать примерно одни и те же роли. Возможно, в этом есть и моя вина: неверно строил карьеру, брался за любую работу, потому что надо было содержать семью. У меня была давняя мечта пойти в режиссуру, но останавливало большое количество актерской работы. Когда ее стало меньше, я пошел на Высшие курсы, и вместе с этим появились уверенность и другое понимание кинематографа. Когда работаешь артистом, тебя используют как краску, и ты не внутри кино. Я снимался с пяти лет. У меня больше 150 фильмов, сериалов и мыльных историй, разве что порнографии нет. И только поступив на Высшие режиссерские курсы, почувствовал себя внутри кино.
- У кого учились?
- У Владимира Хотиненко. Сделал короткометражный фильм, хотя мои мастера говорили, что сложно будет найти актрису на главную роль. Но у меня на тот момент была жена, она и сыграла. Я потратил много денег на производство, снимал на собственные деньги. Была удачная защита, и кто-то из продюсеров предложил сделать полный метр, но мы не нашли финансирования. Сериалы в Москве без опыта мне боялись давать, и я отправился в Питер. Показал там свой дипломный фильм, и получил возможность работать. Мне там проще завоевывать уважение и доверие, нежели в более агрессивной Москве.
- Там вы - гость, а к гостю другое отношение.
- Для творчества там более интересная атмосфера. Возможно, такое восприятие связано с тем, что моя мама из Питера, и я по складу в большей степени питерский человек. Я там стал иначе одеваться. Безусловно, хотел произвести впечатление на женщин, от этого не уйдешь — сидит в подсознании. Я заметил, что в Питере архитектура и атмосфера города способствует тому, люди больше заботятся о своем внешнем образе, у них больше фантазии.
«Мою маму Тарковский пробовал в «Зеркало»
- Но вы, наверное, не о сериалах мечтали?
- У меня была семья, и мне надо было зарабатывать деньги. Режиссерская профессия кормит меня и моих детей. Есть несколько идей, которые я сейчас разрабатываю. Надо определиться со сценарием, чтобы уже двигаться в сторону полного метра. Я не считаю, что потратил на сериалах время зря. Это был серьезный опыт. Волю я в себе обнаружил, занявшись режиссурой. Приходится кого-то увольнять, если человек не справляется, и тогда люди начинают понимать, что моя мягкость внешняя.
- Как к вам обращаются на съемочной площадке?
- Мне комфортнее, когда называют по имени. Но многие актеры, даже старше меня, обращаются по имени отчеству. Я их понимаю. Мне как артисту тоже важно, чтобы стоящий за камерой человек был авторитетным. Я должен ему доверять. Я сталкивался с непониманием со стороны режиссера, нарывался на жестокость. А ведь артисту нужно играть, и для этого у него должно быть хорошее настроение. Он же открыт как ребенок. Сериальная продукция не такая плоская, есть возможность для роста. Если режиссеры и продюсеры гоняться за определенной фактурой, то артист мельчает. Плохой игры в сериалах хватает, когда сценарий написан вопреки человеческой природе, и артистом пытаются прикрыть все прорехи. Понимаю, что работают все в жестких производственных условиях, и если у артиста нет навыков, то он выглядит, как идиот. Всегда прислушиваюсь к актерам. Когда доверяешь другим, то они ощущают себя частью творческого процесса и работают ярче.
- С отцом советуетесь?
- Да, но последнее время он стал очень аккуратен в советах. Посторонних мы адекватнее оцениваем, а родному человеку иногда рекомендуем не то, что нужно. Я стараюсь не навредить советом своим детям. У отца много театральной работы. Для него это питательная среда. У меня всего один спектакль, а питательная среда – режиссура.
- Орловская порода, идущая от отца, дает о себе знать?
- Орловская энергетика завоевания города у отца определенно есть. Она им движет. Если бы ее не было, он бы не приехал в Москву и ничего бы не добился. Я тоже с этим в детстве столкнулся, когда проводил каникулы то в Орле, то в Питере у двух моих бабушек, и сталкивался там с совершенно разными людьми. В Орле я дружил с ребятами, родители которых работали на заводе, а Питере вокруг была интеллигенция. Это придавало гибкости в общении.
- Почти ничего не знаю о вашей маме.
- Родители развелись, когда мне было семь лет. У отца другая семья, а у меня есть сводная сестра Саша. У нас хорошие отношения. У мамы сейчас со здоровьем не очень хорошо. Несколько лет назад она встала на табуретку, упала и сломала ногу. Теперь передвигается с трудом и пала духом. В этом мама - абсолютно питерский человек, всегда была восприимчива к неприятностям, подвержена сомнениям и беззащитна. Она была очень красивая. Ее отец и мой дедушка работал в торговле, и мама могла себе многое позволить, каталась на горных лыжах на Домбае. Она окончила институт культуры, занималась режиссурой массовых представлений, была худруком ДК МАИ, снималась в эпизодах в «Звезде пленительного счастья». Ее Тарковский пробовал в «Зеркало». Отец, в отличие от мамы, был более подготовлен к суровым обстоятельствам жизни. Я многое черпаю и от одного родителя, и от другого. Отец в плане профессии дал мне больше всех, но это были не прямые вещи. Анатолий Васильев точно сформулировал: знания невозможно передать, их можно только украсть, спровоцировав человека что-то тебе рассказать.
- Вы же с детства в театре и на съемочной площадке?
- Отец меня в пять лет привел на «Мосфильм», в шесть лет - в Театр Российской Армии. Он изначально видел во мне артиста. У меня самого растут три дочери. Я вижу, кому из них стоит заниматься актерской профессией, а кому нет. Моей средней дочери очень хочется сниматься, что неудивительно, поскольку все бабушки и дедушки, папа, мама пропитаны актерской профессией. Ей скоро семь, и она как корабль, который все будет ломать на воем пути. Старшей – 12. У нее хорошая память, есть фантазия, но в актерскую профессию я бы ей не советовал идти. В нашем деле нужна мощная мотивация, чтобы состоятся. Младшей дочке – пять лет. Она красавица, глаза с поволокой. Для меня профессия всегда была на первом месте. Может быть, поэтому и семейная жизнь не всегда складывается.
«Приехав в Канны, я вышел с утра на завтрак и чуть не расплакался»
- Вы производите впечатление человека с нежной душой, а играете героев с отрицательным обаянием, бандитов.
- Мне легко уходить от того, какой я в жизни, и существовать в жестком, брутальном образе. Наверное, так компенсирую отсутствие каких-то качеств в жизни. Хотя на площадке, когда на мне лежит ответственность, бываю резким и агрессивным. Лариса Садилова смогла вытащить другое обаяние, которое есть у меня в жизни. Мне иногда говорят: играете злодеев, а в жизни производите приятное впечатление.
- У Валерия Александровича тоже это есть.
- Это связано со строением лица. Когда я снимался в «Нанкинском пейзаже» у Валерия Рубинчика, оператор Виктор Шестоперов объяснил мне: смотришь на тебя снизу, когда ты сидишь перед камерой, и взгляд получается исподлобья, становится немножко не по себе. У отца абсолютно такая же история. Камера вдруг фиксирует суровость. Я могу быть очень опасным, сильно неприятным или, напротив, мягким на экране, а середина для меня очень непроста. Только сейчас стал понимать, что могу как артист, а что лучше не трогать. С опытом приходит понимание того, в чем ты выразителен, а в чем нет.
- Вижу, что в дни карантина вы вспоминаете поездку на Каннский кинофестиваль, выкладываете фотографии в соцсетях.
- Это была такая эйфория, которая высосала много сил, но не хочется, чтобы она заканчивалась. Приходит неожиданный успех, начинаются проблемы со сном. Я купил своей питерской группе кучу кепок, потратил много денег на сувениры, потому что хотелось продлить это ощущение. Приехав в Канны, я вышел с утра на завтрак и чуть не расплакался. Через что нужно было пройти в этой жизни, сколько взлетов и падений пережить, чтобы оказаться на главном кинофестивале, пройти по красной дорожке. Работа с Ларисой Садиловой на картине «Однажды в Трубчевске» была из ряда вон. Она шла от индивидуальности артиста, и это было абсолютное творчество. Лариса мне нравится тем, что делает кино о природе человека. Я понимаю, почему именно эта женщина в этом месте понравилась этому мужчине. В этом пространстве она действительно королева и чувствует свою женскую силу. Я приехал к Ларисе из Питера уже с режиссерским опытом. Актеры же иногда ведут себя как дети, не понимающие, что у родителей могут быть проблемы. Режиссерская работа требует скорости в принятии решений.
- Запоминаются в Каннах те редкие мгновения, когда на красной дорожке начинает плясать от обиды финский классик Аки Каурисмяки, когда кто-то из звезд подпрыгивает до небес. Вы тоже были в ударе.
- Я потом посмотрел видео. Ощущение такое, что у меня слегка крыша поехала. Я был абсолютно трезвый, но эмоции зашкаливали. Я же стоял на том самом балконе, который столько раз видел на фотографиях. Отвечавший за безопасность сотрудник поинтересовался: «С тобой все в порядке?» Я ответил: «В принципе, не совсем». Попадаешь на Каннский кинофестиваль, и все, что было сжато внутри, вдруг раскрывается, и ничего с этим не поделаешь.
