– Я не первый раз работаю с этой темой и всегда понимала ее важность. Как и то, что в России говорить про это – табу. У меня есть личный опыт переживания разного насилия. Говорить о своих переживаниях возможно только в закрытых сообществах. Например, в социальных сетях. И мне как художнице всегда было интересно - что с этим можно сделать? С другой стороны, есть статистика Евросоюза, что во время карантина уровень домашнего насилия вырос на треть. Люди находятся очень близко друг к другу, им некуда деться, выплеснуть эмоции. Я и мои друзья периодически сталкиваемся с криками и скандалами, которые слышны у соседей.
Так возникла идея предлагать людям разговаривать о насилии и ругаться, чтобы они смогли вылить накопившиеся эмоции. Тогда я подумала, что это можно делать прямо во дворах, расклеивала объявления в разных районах и предлагала людям поругаться.
– Вы ведь начали в Санкт-Петербурге?
– Да, сначала было 2-3 акции в Питере. К моему удивлению, разговоры оказались такими востребованными, что я продолжаю акцию уже второй месяц. Сейчас провели уже несколько акций в Москве, Ярославле и планируем отправиться в Краснодар.
– Как это происходит чисто технически?
– На самом деле, все зависит от человека, который зовет к себе во двор. Обычно он откликается в соцсетях или по объявлению (для тех, кто не пользуется интернетом). Мы договариваемся об удобной для него локации и встречаемся в назначенное время. У нас есть стол, табличка «Поругайся со мной» и всякие маленькие вещи. Например, ваза с цветами - это приношу я, а стулья приносят они. Дальше садимся и начинаем разговаривать. Иногда о насилии в их отношении, иногда о том, что они слышали от соседей.
– Какие люди приходят поругаться: пол, возраст, профессия?
– Очень разные. По началу это были тоже художники-активисты, но потом стали приходить инженеры, учителя, воспитательницы.
– А подростки?
– Да. И это одна из самых важных для меня аудиторий. В тех же медиа о подростках мало говорят, а они испытывают колоссальные проблемы. В частности, насилие в семье или в учебных учреждениях. Ко мне приходили подростки, которым было важно получить хотя бы поддержку на месте. Одна девушка рассказала про инцест, о котором, кстати, тоже мало говорят в России. Она говорила, что чувствует себя испорченной, думает, с ней что-то не так, и не может начать отношения. Ей важно было просто поделиться этим, выговориться что ли.
Но самое важное, что через акцию она познакомилась с другими девушками с тем же опытом. Я верю, что, когда люди с одним травматичным прошлым объединяются, им действительно это может помочь.
– На встречи приходят только жертвы насилия или те, кто его совершает тоже?
– К моему большому удивлению, и те и другие. В первые дни акции я встретилась с ветераном Чечни. Он пришел по объявлению и хотел поговорить. У него есть признаки посттравматического синдрома, которые часто встречаются у бывших военнослужащих. То есть он очень агрессивно себя ведет: бьет жену, детей, дерется в каких-то пивных. Ему было важно самому начать разговор и признать, что именно он совершает насилие. Для меня это было неожиданностью. Кажется, такие люди наоборот отрицают это и никогда не пойдут к психологу или психотерапевту. А тут, видимо, сработало, что ему не нужно было идти в закрытые кабинеты. Достаточно просто выйти с пивом во двор и обсудить, что с ним сейчас происходит. Но гораздо важнее – что он хочет и может с этим сделать.
Это, пожалуй, самый яркий пример. Иногда мне удастся поговорить просто с мужчинами рабочих профессий, которые приезжают в тот же Питер на заработки. Они рассказывают про свой насильственный образ жизни. Из разговора становится понятно, что в своих маленьких городах они часто терпели насилие со стороны семьи и окружающих.
– Почему они делятся с вами?
– Знаете, довольно большое количество людей, с которыми я разговаривала, абсолютно понимают, что такое поведение мешает им жить. Они хотят от него избавиться. Но признать себя автором насилия очень сложно. Причем, это касается не только мужчин. Кто мне приходят много женщин. Они признают, что совершают психологическое насилие. Сложно говорить об этом открыто. А на фоне иногда агрессивных кампаний против домашнего насилия люди просто боятся, думают, что им сделают еще хуже из-за признания.
– Сколько человек вы уже выслушали?
– За эти полтора месяца прошло где-то 17 встреч. А героями, если так можно сказать, стало человек 35. Как художница, я верю, что создаю городские места принятия поддержки, которые действительно необходимы людям и могут поменять их жизнь.
