Исследовательница рассказала об эпатажных выходках Шарля Бодлера

«Он сумел понять эстетику современности»

9 апреля исполняется двести лет со дня рождения Шарля Бодлера. Великий поэт, чьи шедевры стали предтечей декаданса, скончался от сифилиса в сорок шесть, но успел оставить небывалое по значению наследие. Его венец – сборник «Цветы Зла», где прекрасное и уродливое причудливым образом сочетаются, – обеспечил Бодлеру гонения при жизни и бессмертие в искусстве. Литературовед, переводчик, кандидат филологических наук, научный сотрудник Школы филологии НИУ ВШЭ и член редколлегии журнала «Иностранная литература» Анастасия Гладощук в интервью «МК» рассказала о том, как поэт эпатировал публику, увлекался запрещенными веществами, и почему его называют «проклятым».

 «Он сумел понять эстетику современности»

– Применительно к Бодлеру часто можно услышать определение «проклятый поэт». Откуда оно возникло?

– В литературный обиход выражение «проклятые поэты» ввел Поль Верлен, уже после смерти Бодлера, в 1880-е гг., опубликовав серию очерков, которые затем были изданы отдельной книгой, о Тристане Корбьере, Артюре Рембо, Стефане Малларме, Марселине Деборд-Вальмор, Огюсте Вилье де Лиль-Адане и себе самом – «бедном Лелиане». Верлен был младше Бодлера на двадцать три года (значит на момент выхода «Цветов Зла» ему было тринадцать – читать и писать стихи он начал рано) и воспринимал его как учителя, причисляя к поколению новых романтиков. Интересно, что молодой поэт, выпустивший на тот момент одну книгу – «Сатурнические стихи», – был одним из немногих пришедших на похороны Бодлера.

Надо думать, Бодлер не попал в книгу «проклятых» только потому, что объемное эссе о нем Верлен написал еще в 1865 году (то была одна из первых его критических работ), и эпитет «проклятый» возникает там в контексте анализа стихотворения «Старушки» как реплика недоброжелателей: «Будь проклят тот дерзкий поэт, что портит нам все удовольствие, высмеивает слезы, которые сам исторгнул...». Избранность и проклятость поэта – темы первого стихотворения «Цветов Зла», «Благословение».

– Я читал, что у Бодлера были тяжелые отношения с отчимом, и он возненавидел свою мать. В какой мере это повлияло на его творчество?

– Отношения с генералом Жаком Опиком, профессиональным военным, занимавшим важные государственные посты, у Бодлера действительно были тяжелыми, и виной тому был сам Бодлер. Но мать он продолжал любить, о чем свидетельствует их непрерывная доверительная переписка. Интересно, что первые свои публикации поэт подписывал как «Бодлер-Дюфаи», то есть присваивая себе девичью фамилию матери. Я не сторонница психоаналитических интерпретаций литературы, но именно с этой детской травмой, чувством одиночества, отверженности Ж.-П. Сартр связывал «изначальный выбор» Бодлера, определивший характер его жизни и творчества: быть «другим», культивировать свою исключительность. В скобках заметим, что генерал Опик умер за несколько месяцев до выхода в свет «Цветов Зла». Все трое – Бодлер, его мать и отчим – будут похоронены друг подле друга на кладбище Монпарнас...

–​ Родители ведь даже отправили его в Индию, лишь бы он не занимался литературой?

– Дело было не столько в литературе, сколько в богемном образе жизни: долги, сомнительные знакомства, кутеж... Хотя поначалу Бодлер подавал надежды, хорошо учился в школе, и отчим желал для него военной или государственной карьеры. На семейном совете в конце мая 1841 года было принято решение удалить его на время из Парижа. Однако в Индию Бодлер так и не попал: прожив чуть больше двух недель на острове Маврикий, он добрался до острова Бурбон и плыть дальше отказался. В Париж Бодлер вернулся уже в феврале 1842 года, что не помешало сформироваться мифу, согласно которому именно в Индии Бодлер в совершенстве освоил английский язык и впоследствии смог блестяще перевести почти полное собрание сочинений Эдгара Аллана По (последнее – истина).

– Еще одна сторона биографии Бодлера – его увлечение наркотиками и разгульной жизнью. В этом был протест против общественных условностей или болезненная зависимость?

– Ни то, ни то. Скорее артистический жест, дань литературной традиции, связанной с именем Томаса де Квинси, автора «Исповеди англичанина, любителя опиума» (1821), которую Бодлер подробно анализирует, отказавшись от первоначального намерения ее перевести, в книге «Искусственный рай» (1860) – при переводе заглавия вместе со множественным числом слова «paradis» неизбежно пропадает важнейший смысловой аспект. Нужно понимать, что в XIX веке наркотики были легальным и недорогим товаром, который можно было приобрести в аптеке. В знаменитом особняке Пимодан, где в 1840-е годы жили Бодлер и Теофиль Готье, под наблюдением врача проходили собрания «Клуба гашишистов», куда однажды заглянул и Бальзак. В наркотическом опьянении писатели-романтики искали путь к мистическому опыту, наркотики для них были средством преодоления мира явленного, обретения бесконечного в конечном, способ «умножения личности» – это выражение фигурирует в подзаголовке книги Бодлера «О вине и гашише» (1851).

Бодлер много лет принимал опиум; тяжелой зависимости у него не было, но это, конечно, не могло не подорвать его здоровья. Хоть он и упоминает «склянку с настойкой опия» в стихотворении в прозе «Две комнаты» как нежную и вероломную «подругу», все же по своему творческому темпераменту Бодлер был аналитиком, рефлексирующим поэтом – «artiste de volonté», как сказал о нем Барбе д’Оревийи. Его девизом стала фраза Р.У.Эмерсона: «Герой – тот, кто всегда несокрушимо сосредоточен».

 А как поэт эпатировал публику?

– Всячески. Этому отчасти посвящен наш «Литературный гид» по Бодлеру, который мы вместе с Верой Аркадьевной Мильчиной подготовили для специального французского номера «Иностранной литературы», запланированного на июль этого года. Корпус воспоминаний и «мифов» о Бодлере огромен, и для нашей подборки (в нее вошли Шарль Асселино, Теодор де Банвиль, Максим Дюкан и Шарль Тубен) я выбирала те, что не нарушат равновесия между «человеком» и «поэтом». Шарль Асселино, первый биограф Бодлера и один из самых верных его друзей, подробно рассказывает о том, как Бодлер пускал в ход свою «теорию удивительности» в одежде (ходил в блузе, с непокрытой головой), внешности (о том, как Бодлер выкрасил волосы в зеленый цвет, вспоминает Дюкан), еде, самой манере говорить (дар раздражать людей) и работать (прокрастинация – и в то же время строжайшая, изнурительная требовательность к себе). При этом сам он неукоснительно следовал императиву денди: «ничему не удивляться».

– В сборнике «Парижский сплин» среди прочего заметно возмущение социальной несправедливостью. В какой степени тема обездоленных волновала Бодлера?

– Бодлер – совсем не ангажированный поэт, ему были близки принципы «искусства для искусства». Он любил перевоплощаться и примерять маски, тема обездоленных для него – литературный сюжет. У Бодлера не было четких политических воззрений – его участие в революционных событиях 1848 года, сотрудничество в демократической и республиканской прессе имело не столько идеологический, сколько духовный характер. Таково же его отношение к «толпе», в которой он находил источник современного вдохновения, эстетической энергии.

– Бодлера судили после выхода его знаменитого сборника «Цветы Зла», обвинив в богохульстве. Чем закончилась эта история и как повлияла на дальнейшую его жизнь?

– Бодлера судили в августе 1857 года, через полгода после благополучного для Гюстава Флобера процесса над романом «Госпожа Бовари», поэтому на снисхождение рассчитывать ему не приходилось, тем более что влиятельных защитников у него не было. Обвиненный в «грубом и оскорбительном для стыдливости реализме», что равнялось безнравственности, Бодлер должен был выплатить штраф в 300 франков (сумма для безденежного поэта огромная) и исключить из сборника шесть слишком откровенных стихотворений, тогда как стихотворения, оскорблявшие религиозную мораль (раздел «Мятеж»), в конечном итоге не вошли в число осужденных. Последнее требование было для поэта абсолютно неприемлемым, поскольку разрушало самый замысел книги, которую – настойчиво повторял он в заметках для своего адвоката – необходимо судить как целое, где кощунству противопоставлены устремления к Небу, непристойностям – «цветы платонизма». Бодлер придавал огромное значение именно композиции сборника. Не случайно темой первого стихотворения («Благословение») становится само появление поэта на свет, тогда как последний раздел посвящен последнему «Плаванию» – смерти.

Важно подчеркнуть, что «Цветы Зла» – единственный поэтический сборник Бодлера, книга, над которой он продолжал работать всю жизнь. В феврале 1861 года выходит второе издание «Цветов», пополнившееся 35 новыми стихотворениями (среди них – знаменитый «Альбатрос» и целый раздел «Парижских картин»). Третье издание вышло уже посмертно, в 1868 году. И еще одно важное уточнение: заглавное «Mal» (Зло) Бодлер писал с прописной, иногда даже опуская слово «цветы».

– Много говорят об отношениях Бодлера с балериной Жанной Дюваль. Насколько этот роман стал для поэта роковым?

– Роковой можно назвать любовь Нерваля к актрисе Женни Колон. Жанна же не была единственной пассией Бодлера, что нашло отражение и в женских образах «Цветов Зла», вдохновленных не только «черной Венерой», но также легендарной Аполлонией Сабатье, в салоне которой собирался весь артистический цвет Парижа, и белокурой пышнотелой актрисой Мари Добрен (ей среди прочих посвящено стихотворение «Прекрасный корабль»). Когда Бодлер познакомился с Жанной весной 1842 года, она была статисткой в одном из парижских театриков и любовницей Надара. И впоследствии не раз изменяла поэту, с чем он мужественно мирился; связь их длилась около двадцати лет. О Жанне мы знаем очень мало – неизвестны ни ее фамилия, ни точные даты жизни, расходятся даже описания ее внешности, за исключением того, что она была высокой мулаткой. Когда в 1859 году Жанну разбил паралич, и ее положили в больницу, она указала как место своего рождения Санто-Доминго.

–​ Как поэта воспринимали литературные современники?

– Нельзя сказать, что Бодлер умер непризнанным. Однозначно – недооцененным и не до конца понятым. Для кого-то он оставался «певцом падали» (кстати, Поль Сезанн знал это стихотворение наизусть). За год до смерти, в письме матери, сам поэт говорит о «школе Бодлера». У него действительно появились последователи и почитатели среди молодых парнасцев, но он хотел быть один.

Наибольшее значение имела для Бодлера оценка Теофиля Готье. Его талант был отмечен Виктором Гюго, которому посвящены стихотворения «Лебедь», «Семь стариков», «Старушки»: «Вы творите новый трепет». Верлен связывал глубочайшую оригинальность Бодлера с тем, что он воплотил «современного человека». Примечательна также английская рецензия 1862 года, автором которой был поэт А.Ч.Суинберн: тот хвалил Бодлера за поэтическое мастерство, умение находить точные слова и рифмы.

–​ Как бы вы охарактеризовали влияние Бодлера на мировую культуру и поэзию?

– Как сказал в начале прошлого века Поль Валери, «с Бодлером французская поэзия вышла наконец за пределы нации. Она понудила мир читать себя; она предстала в качестве поэзии современности». Бодлер очень боялся, что останется в памяти потомков всего лишь «homme singulier» (человеком с причудами, странным), тогда как он мечтал о настоящем поэтическом величии, «универсальности».

Во французской поэзии Бодлер безусловно стал источником новой образности и чувствительности. Вновь цитируя Валери: ни Верлен, ни Рембо, ни Малларме не стали бы собой, не прочитай они «Цветы Зла». Близкое себе в Бодлере находят символисты, декаденты, а в XX веке – сюрреалисты. Будущее показало, что творчество Бодлера действительно имело мировой резонанс (достаточно вспомнить о том, как высоко его ценили Р.-М.Рильке и Т.С.Элиот). За счет чего? Дело не в «анатомировании зла» и эстетизации безобразного, примеры которого можно найти и у предшественников. Ключевым здесь является уже не раз повторявшееся нами слово «современность», которое следует дополнить словом «критика». Значение Бодлера – в том, что он делает критику частью творческого процесса, как о том писал Октавио Пас в эссе «Явление и явленное: Бодлер как художественный критик» (1967), на которое ссылается Юрген Хабермас в речи «Модерн – незавершенный проект» и которое я в свое время перевела.

Бодлер обнаруживает относительность традиции и ценностей. Он как никто в середине XIX века сумел понять и объяснить эстетику современности не только в поэзии, но и в живописи, и в музыке: среди его заслуг – открытие Делакруа и Вагнера. Поэзия составляет меньше половины написанного Бодлером. Куда объемнее – его прозаическое наследие, многочисленные рецензии и критические статьи, в которых собственно критика перерастает в теорию – как, например, в знаменитом эссе «Le peintre de la vie moderne» (1863), заглавие которого принято переводить как «Поэт современной жизни», что само по себе показательно, ведь Бодлер пишет и о конкретном художнике – Константене Ги, и о художнике современности вообще.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру