Самая скульптурная женщина

К-Лие (Кулешова) Светлана Аркадьевна, родилась 24 сентября 1977 года в Москве. 

После окончания художественной школы училась в Государственной академии сферы быта и услуг на факультете прикладного искусства (керамика). Далее — в Национальном институте дизайна при Союзе дизайнеров России на факультете дизайна. 

С 2000 года работала в экспериментальной эстампной студии им. И.И.Нивинского при отделении “Московский эстамп” Московского союза художников. 

Член Московского союза художников, отделение “Московский эстамп”, член Международного художественного фонда, член Союза женщин-художников России, член женского творческого объединения “ИРИДА”. 

В 2004 году “Лучшая женщина-скульптор России”, “Лучший молодой скульптор России” в категории до 33 лет, две работы взяты в Эрмитаж: офорты “Бык” и “Беременная с тыквами”. В 2006—2007–м — училась в Camberwell College of Arts, London (MA Drawing, tutor Angela Eames).

Среди скульптур, кистей, листов бумаги и пластилина на столе — натюрморт. Хозяйка мастерской пытается, чтобы я совместила приятное с полезным: и поговорила, и с голоду не умерла… “Я могу все — двигать горы и изменять движения светил, творить и создавать, работать, заниматься даже бытом и быть при этом безумно счастливой и очень талантливой. Я могу воспитывать детей и стоять у кастрюли, выращивать цветы и сажать деревья, строить дом и создавать мир своих мыслей, ощущений, чувств и дарить это людям в графических, пластических и живописных претворениях-воплощениях — своих произведениях”, — пишет о себе Светлана.  

— Все свое, свежее: и салат, и лук. Я вообще  люблю сад. В Москве я не живу, а обитаю в подмосковном Тишкове, недалеко от “Правды”. В городе мне очень сложно сконцентрироваться. Тем более что мастерская Российского союза художников, где я занимаюсь гравюрой, находится на Челюскинской — туда съезжаются мастера со всей России, а это всего в получасе от моего подмосковного дома. В Тишкове у меня три мастерские на участке; чтобы творить, мне нужна интимность, тишина.  

— Неужто нет нехватки цивилизации?  

— Абсолютно! В Англии я тоже первый год жила в городе, а потом переселилась в Льюис. Это крошечное провинциальное местечко, где прожила всю жизнь Вирджиния Вульф. Мне нравится, когда все друг друга знают. Я не могу сказать, что привязана к какому-нибудь определенному месту, я люблю путешествовать.  

— Дом в Подмосковье — дача в наследство?  

— Нет. Вообще я жила в центре города с мужем на Тверской. Однажды я проснулась — это был апрель — и поняла, что больше так жить нельзя. Мы переехали за город. Вначале снимали дом, потом купили. И дом, и огород, и мастерские, все ремонты и вскапывания, посадки — все сама, мне это ужасно нравится. У меня нет тенденции долго задерживаться на одном месте, но быт должен быть обустроен.  

— То есть все сама и сама? С художественными произведениями — понятно, а рамы вот, тумбы, например, для своих скульптур тоже сама делаешь?  

— Вокруг меня много людей, которые мне помогают. Хороших людей я всегда стараюсь сохранять. Если в XVI веке человек еще мог жить и творить в одиночку, то в ХХI надо организовываться в какие-то группы. Для меня обязательна человеческая связь. Внося небольшую свою лепту, мы делаем общее дело — и получается цельная картина. Не хватает открытости, но в мире такая великая концентрация зла, что страшно кому-то открывать душу.  

— Как же ты живешь в Англии, где развита культура индивидуума, где нет посиделок на кухне, где нет понятия “совместный труд на общее благо”, а каждый привык быть сам за себя?  

— Я тоже так думала. Но посмотрите на количество людей, которые приехали покорять Москву: со многими вы не сможете даже рядом сесть. В Льюисе я нашла массу друзей. В основном это ирландцы или шотландцы. Среди них я нашла ту степень человекопонимания, на которую я могу раскрываться. И мы делаем общее дело.  

— С чего началось твое искусство?  

— История моего общения с искусством, а также общения искусства со мной началась в 1987 году. В 10 лет на меня упал ластик, который уронили из окна художественной студии. Я пошла его вернуть. Там и осталась. По зову души, так сказать. Школа-студия была в стандартной двухкомнатной квартире (в то время такие студии были почти в каждом жилом 12-подъездном доме). От двери шел коридор и упирался в кухню, а точнее, в руководителя этой студии — сидевшего на табурете, пьющего водку и играющего в нарды. Атмосфера этого места мне сразу же понравилась. Войдя на кухню, я сказала, что хочу учиться рисовать, причем срочно. Там я выучилась наслаждаться своим обществом. И черпать вдохновение от внутренних переживаний. Выучилась принимать людей в их многообразии. Свой талант я получила с рождения в дар, и он должен быть воплощен.  

— Ты из творческой семьи?  

— Как и у многих семей в России, у моей тоже предки неизвестны. Поскольку был 1917 год, репрессии 30-х, война 40-х и так далее, я не знаю своих корней. Мои родители — инженеры, совсем не творческие люди. Человек — просто канал, по которому передаются знания и информация свыше. Я вижу себя как часть цепи. Позади — мои родители, бабушки-дедушки, прабабушки, и после нас цепь продолжится детьми, внуками, правнуками. Посмотрите на ковер — все нитки переплетены. Надо ткать ткань единого пространства. Мы стремимся к добру, у кого и как получается, на что сил хватает — это другой вопрос. Отвечать мы все будем. Понимание, что ты не один, за тобой идут твои потомки, должно удерживать от необдуманных поступков. Необходимо плести общую канву.  

— Для кого ты ее плетешь?  

— Для меня был большой труд создать ячейку общества, поскольку мы все знаем, как сложно жить с человеком противоположного пола. Труд сначала выносить, потом родить ребенка. Я хорошая мать, у меня двое детей. Сыну Мите 9 лет, он ориентирован больше на Восток. Я много путешествовала и жила в разных местах, но для меня Восток, особенно Китай, непонятен со своей групповой культурой. Дочке Кате — семь с половиной. Спокойно ходим в школу, посещаем все студии. Мы должны отдать дань детям. Детьми я очень увлечена. Я считаю, что это большое достоинство женщины, что она самодостаточна, она рожает себе людей, которых потом любит и они любят ее. Этот человек — кровь и плоть твоя.  

Дети — это чистые листы, на которые хочется записывать что-то такое, что они пронесут через всю жизнь. Есть понятие — наполнение духом. Учу тому, что знаю сама. В школу они ходят в Англии, но при этом пишут и говорят по-русски дома. А няни у нас — английские: русские идут в “нянин” бизнес в основном от личной неустроенности, а это ничего хорошего детям не несет. Надо выстраивать свою систему ценностей, детей надо учить тому, что вещи, написанные в сказках, реальны. Различать добро и зло. Все эти книжки Шекспира ловят девочек во всем мире на ранний секс, на моральное насилие. Им некогда помолиться, побыть с собой. Англия очень сытая страна, в итоге они привили детям мысль о бесполезности жизни. Кажется, что можно делать все что угодно. Из-за сытости общество развращено, проблема ранних беременностей… А человек обязан блюсти себя.  

— Выходит, всемирный экономический кризис душам на благо?  

— Думаю, да. Видится, что будет хуже и хуже. Многие годы встраивалось порабощение души материальными благами. По-видимому, будут зачистки среди людей, потому что все расслабились, много себе позволяли. Помимо технократического прогресса есть духовные задачи, которые должны быть выполнены в рамках действительности этой планеты.  

— Ты верующий человек?  

— Я верю в судьбу, люди должны верить в Бога, иначе жизнь теряет смысл, становится материальной. Искать нужно все в себе. Я излазила все Гималаи — там ничего нет, показывали мне пирамиды майя в Мексике, всякие чудеса… В фильме Тарковского “Андрей Рублев” показаны перипетии внутренней жизни человека, посвятившего себя религиозному искусству. Но я им не увлекаюсь, поскольку не знаю предназначение искусства до сих пор.  

Церковь, с одной стороны, зло, с другой — благо, поскольку только там люди умышленно посвящают время только Богу. Я долго пыталась не заниматься творчеством. Цветочки, овечки, любая материя, созданная природой, уже имеет совершенство. Я была фанатично религиозна, ездила по святым местам и считала, что искусство — это зло. Пыталась реализовать себя в семье, но после рождения второго ребенка меня парализовало в 25 лет. Я всегда мечтала быть художником — и тут я поняла, что это предупреждение, нельзя отказываться от своего предназначения.  

— Творчество деньги хорошие приносит?  

— Я вообще считаю, что меркантильность — это большое заблуждение. В результате все получают только свое. Стяжать не по уровню не получится. Без гармонии внутреннего и внешнего мира не получится правильно выстроить материальный план. Я человек слабый, я нуждаюсь в определенной степени комфорта. Всегда завидовала святым людям, которых много читаю, могущим переживать лишения, аскезу. Мне этого не дано, я пробовала. Главное — чистота намерения, чтобы не было желание “поиметь”.  

— До 2007 года тебя знали как “подающую надежды” русскую художницу Светлану Кулешову, а потом появилась Светлана К-Лие — зрелый автор, живущий под Лондоном, что за метаморфозы?  

— Это уже третья моя фамилия. Первая была от батюшки и матушки, с нее я очень легко перешла в 19 лет на фамилию мужа. Но потом я поняла, что мой талант нуждается в самостоятельном выражении. Так появился искусственно сделанный псевдоним К-Лие.  

— Почему вдруг переселились в Англию?  

— Эта страна мне больше всего подошла, такое внутреннее предрасположение. Вначале я переехала во Францию: мне предложили там работу. В очередной раз я приехала на два дня в Англию, во время ужина мне друзья рассказали о школе в соседнем городке. Я поехала в Льюис. Вышла из поезда, вдохнула воздух — и поняла, что все сложилось, что здесь мы будем жить. Параллельно мне пришло приглашение на учебу из Лондонского университета. Который я в итоге и окончила. Не собиралась, но очень довольна.  

— Женская и мужская энергия несхожи?

— Неправильно, когда женщина начинает принимать мужскую роль, пропускать через себя его энергетику. От этого происходят вырождения и мутации. Иногда люди думают, что мы умные, мы все знаем, мы можем попробовать и нам ничего не будет, но душа подпадает под силу этого действия и меняется. Это поглощает.
Женщина обладает огромным потенциалом. Домохозяйка на сегодняшний день имеет все шансы и возможности стать гением: у нее есть время, есть средства, ее не изматывают на работе. Она может взять свой контакт с матерью-природой и воплотить ее в любой форме.  

— Говорят, талантливый человек не может быть талантлив в чем-то одном…  

— Я пишу очень много литературы, но не публикую. Не нужны книжки, чтобы научить кого-то. Человек должен читать пространство. Книжка нужна, когда депрессия, когда сложно стало, — прочел, понял, закрыл и сказал: “Господи, не один я в этом мире”. Нету в них никакой информации.  

— Энергия материала: дерева, камня, металла — с чем приятнее работать?  

— Это стихии. Я люблю работать со скульптурой — все признают, что у меня они получаются лучше всего, там контакт со стихией чувствуется сильнее. С ней надо работать в команде. Отношения выстраиваются на взаимном уважении, талант руководителя — объяснить, вобрать в свое поле других людей. В одиночку мне легче работать в “тяжелых” техниках. Люблю гравюры, я в этом уже 100 раз мастер, поскольку считаю, что офорты намного сложнее, чем скульптура. Ты работаешь с металлической доской и выжимаешь из нее несколько слоев. Материал говорит сам. Я не тиражирую офорты, делаю лишь два-три оттиска с доски. Есть такая точка выхода, когда работа сложилась и ты ее не предугадаешь. Это как пироги: одна-две минуты, когда пирог готов, а дальше он сгорит, а раньше будет сырым.  

— Как все успеваешь?  

— К сожалению, сутки не резиновые, я начинаю работать с самого утра и до ночи. Я работоголик, особенно после парализации. Время тикает, и мне его жалко. Я встаю в 5 утра. Пока все спят — тишина, мне нравится медитировать. Это осознанное общение со своим внутренним миром. Потом я готовлю завтрак, бужу детей, отправляю их в школу. Я предпочитаю работать, когда рядом нет детей, поскольку считаю, что та энергия, которая из меня выходит, может действовать разрушительно.  

— В чем предназначение художника?  

— Человек лишь проводник, канал энергии. Ты можешь воплотиться на этой планете, потом воплотишься на какой-нибудь другой. Мы никогда не знаем, что будет завтра, сегодня мы можем лишь рассуждать об этом. Знания не всегда во благо. В последние 200 лет мы видим технократический прогресс, но мы не знаем, чем он закончится для человечества. Можно снять с Девы Марии юбку, но не факт, что это тебе что-то даст. Можно построить коллайдер, но это не значит, что ты получишь знания, обогатишься так, что тебе это будет нужно. Получить 30 сребреников можно, но на благо ли? Можно успеть все — нужно ли?