Понедельник продолжается в субботу

Ценители фантастики говорят: есть советская фантастика, а есть Братья Стругацкие. Мол, не путайте божий дар сами знаете с чем. Поскольку единственными, кто не разделяет такой взгляд, являются сами Братья, то их мнением в данном случае можно пренебречь. Найти книжку Стругацких, не зачитанную до дыр, практически нереально. Сегодня старшему из братьев, Аркадию Натановичу, исполнилось бы 79 лет…

Фантасты в основном рисуют миры — антиутопии: мерзости и несправедливости нет нужды выдумывать, они, к сожалению, всегда под рукой. Остается проработать антураж (планета Сатурн, 135-й век), нехитрый сюжет (галактическая диктатура, кибернетические монстры с энергетическими свинорезами), и ремесленники от литературы выпекают подобное со скоростью собственной авторучки. Толстой не зря утверждал: все можно придумать, кроме психологии.

Братьям Стругацким удалось чудо. Созданный ими мир будущего — полнокровный, без каких-либо натяжек жизнеспособный мир. Назвать его утопией язык не поворачивается — настолько он реален, узнаваем, заманчив и хронологически точен. В нем хочется не просто побывать — хочется жить. Он и живет: в говорящих названиях повестей, в крылатых фразах, в потрясающем юморе самих авторов.

“Мы все должны были погибнуть”

Каким был брат, рассказывает Борис СТРУГАЦКИЙ — домосед, нелюдим, не терпящий публичности. Он знает, что его считают таким, и от такой репутации не отказывается.

— Братья Стругацкие — один писатель, но два разных человека. Как вы работали вместе, кто чем занимался на общей “творческой кухне”?

— Это был длительный путь проб и ошибок. Мы перепробовали, я полагаю, все возможные способы работы вдвоем и остановились на самом эффективном. Один сидит за машинкой, другой — рядом. Один предлагает фразу, другой ее обдумывает и вносит изменения. Первый соглашается или нет. Если соглашается — фраза заносится на бумагу. Если нет — процесс внесения поправок продолжается. И так — фраза за фразой, абзац за абзацем, страница за страницей. С точки зрения свежего человека, этот метод кажется неуклюжим и излишне трудоемким. Однако это есть не что иное, как устная правка черновика. В каждом окончательном тексте АБС (устоявшаяся аббревиатура “Аркадий и Борис Стругацкие”. — О.Г.) содержится на самом деле три-четыре-пять черновиков, которые никогда не были написаны, но зато были произнесены.

— Какие условия АБС считали идеальными для творчества — покой, комфорт или что-то другое?

— Покой, комфорт, достаток, а еще — естественно — мир в семье и в стране.

— Тогда — о вашей семье, о родителях. Где общие корни, где провели детство, как провели?

— Да невесело это все и грустно... Мама наша была совершенно исключительный человек... героический, все мои представления о женщине — от нее. И вытащила она меня в блокаду, когда я уже умирал. А отца я не помню совершенно. В Гражданскую войну был комиссаром, сохранились фотографии, где он в буденовке, с маузером. В 37-м его исключили из партии. Отца спасло то, что он поехал в Москву добиваться реабилитации, и когда за ним пришли, его просто не оказалось на месте... Он пошел в ополчение в 1941 году. Но — порок сердца, и его комиссовали. Отец взял Аркашку и уехал догонять Публичную библиотеку — был ее сотрудником... но не доехал — умер по дороге, а Аркашка выжил — чудом.

Мы как-то сидели вчетвером — Аркадий, Ленка, его жена, моя Адочка и я — и прикидывали: как вообще могло случиться, что мы вот... сидим все вместе?! Пришли к выводу, что это совершенно невероятное стечение обстоятельств — конечно, мы все должны были погибнуть. Я должен был умереть в блокаду — это ежу ясно. Мама рассказывала, что меня спасла соседка, у которой каким-то чудом оказался бактериофаг... Мне дали ложку этого лекарства, и я выжил, как видите...

Аркадий тоже должен был погибнуть — весь выпуск его минометной школы отправили на Курскую дугу, и никого не осталось в живых. Брата буквально за две недели до этих событий откомандировали в Куйбышев на курсы военных переводчиков. В той теплушке, в которой ехал Аркадий, умерли все, кроме брата. Потому что это были эвакуированные из Ленинграда, которых сначала переправили по Дороге жизни, потом от пуза накормили… Так делать нельзя, но тогда этого никто не знал. У них начался кровавый понос... многие сразу умирали. А живых посадили в ледяной вагон и — до Вологды без остановки, без врачебного внимания... Вот так. Аркадий был, конечно, чрезвычайно крепким молодым парнем — он выжил тогда один среди всех.

Астроном с тряпочкой

— Какой человек сыграл главную роль в вашей судьбе?

— Конечно, Аркадий Натанович. Он старше меня на восемь лет, я всегда смотрел на него восхищенными глазами. Кстати, он действительно был замечательным в своем роде мальчиком, любой родитель мечтал бы иметь такого сына, это я вам как отец ответственно говорю... Весь мир интересовал его — он тогда, до войны, занимался астрономией, химией, робототехникой, если можно это так назвать в то время.

У Аркадия были отличные друзья. Они собирались все вместе, а я сидел где-нибудь в уголочке... все это слушал и восхищался. Но проклятая война... Если бы не война, я думаю, из Аркадия получился бы прекрасный астроном, превосходный! Он занимался уже довольно серьезной научной работой, когда началась война, у него были десятки сделанных своими руками телескопов... на них он тратил все, что мама выдавала на завтраки, так как жили мы очень бедно... Перед самой войной он поступил в Дом занимательной науки, получил там громадную папку наблюдения Солнца и солнечных пятен... А тут грянула война, и все пошло к черту.

— Каким А.Н. был в быту? Какой у него был кабинет?

— В жизни он, как и всякий человек, бывал всяким. Он вообще был человек настроения. В хорошем настроении — Ясно Солнышко, чудо как мил и приятен. В дурном — мрачен и грозен, как туча. Последние 20 лет он с женой жил в отдельной двухкомнатной квартире, и у него, слава богу, был свой кабинет. Метров двадцать, наверное. Стеллажи с книгами. Диван (на котором я спал, когда приезжал к нему в Москву). Рабочий стол, покрытый листом оргстекла с большой под стеклом картой Москвы. Очень удобное, вращающееся рабочее кресло. На стене фотография любимого внука Ванечки. Впрочем, не помню — может быть, и дочки Маши…

В этом кабинете мы работали, когда собирались вместе. А в остальное время он работал за этим столом один — переводил с японского, читал, писал письма, делал наброски на будущее. Он очень любил свое “рабочее место”, ни пылинки никогда не было на столе, а в одном из ящиков всегда имела место специальная тряпочка, и он регулярно пускал ее в ход, если вдруг замечал непорядок.

— А какими вещами он дорожил больше всего?

— Он был довольно равнодушен к вещам вообще. Впрочем, любил разнообразную оптику. Помню, я как-то подарил ему здоровенный морской бинокль — не бинокль даже, а целую бинокулярную установку с какого-то списанного военного корабля. Он очень любил эту диковинку и частенько, установив ее на балконе, с наслаждением рассматривал окрестности со своего девятого этажа: роскошный вид на Тропаревскую церковь и неоглядный пустырь за нею — с лесами, кустарниками, дорожками, холмами, оврагами, прудами и все ближе подступающими стройками.

— Вы компетентнее других и в состоянии сопоставить пресловутые московский и питерский менталитеты — по семейным, так сказать, обстоятельствам. Что в жизни ближе вам, а что Аркадию Натановичу?

— Менталитеты у нас практически не различались. Различались — характеры и темпераменты. Вкусы при этом во многом совпадали. В литературе, например — как правило. В то же время оба дружно недолюбливали театр и любой музыке предпочитали тишину. Большую часть жизни Аркадий прожил в Москве, но остался, по-моему, абсолютным питерцем — ничего в нем не было от делового, вечно куда-то спешащего, не существующего вне своей тусовки, жесткого и энергичного москвича.

Трудно быть новым

— Написанные вами с братом вещи нелегко поддаются экранизации. Вот, например, Алексей Герман давно уже снимает “Трудно быть богом”. Следите ли за процессом, присутствуете на съемках?

— Участия в съемках никакого не принимаю, а как все — с нетерпением жду результата. Если кто-то в мире и способен снять настоящий фильм по “Трудно быть богом”, то это — Алексей Герман. Режиссер замечательный и не похожий ни на кого.

— В вашей пьесе “Жиды города Питера” выведен образ современного молодого человека — циничного, идущего проторенными тропами, зато внутренне свободного. Глядя на сегодняшних молодых, не считаете ли вы, что такая цена за свободу — чрезмерно велика?

— Какая к черту “проторенная тропа”? Каждый молодой во все времена начинает всегда все сначала, будто он первый человек на Земле и никаких троп никто до него не топтал. И какой путь он для себя выберет, зависит от стечения тысячи различных обстоятельств, складывающихся внутри него и вокруг. Больше свободы? Согласен. Но ведь, соответственно, и вариантов больше! А выбор делать не легче — труднее. И риск больше… Они сейчас, желая этого или нет, создают будущее для себя и под себя. Давайте пожелаем им успеть приспособиться к тому “новому смелому миру”, который они изобретают — походя, между делом, даже не задумываясь, что же такое у них получается.

— Наверняка вы знаете — ваши читатели считают Стругацких своими учителями. Научите: как вырастить ребенка честным, добрым, любознательным?

— Не знаю. И не понимаю, как это у некоторых родителей получается. Они ведь тоже не знают, им только кажется, что знают. Помню, Илья Варшавский поразил меня когда-то, сказав: человек не меняется с возрастом и не поддается воспитанию, он навсегда остается таким, каким родился. Чем больше времени проходит, тем сильнее крепнет во мне печальное убеждение, что, похоже, так оно и есть.

— Многие считают, что российская фантастика в упадке, несмотря на отсутствие цензуры. Почему?

— Российская фантастика не находится в упадке. В стране несколько десятков отличных писателей, за работой которых я с удовольствием слежу — прочитываю все, что они публикуют. У писателей есть безусловная возможность писать и публиковаться, у издателей — выбирать и публиковать, у читателей — покупать и читать. Какой же это упадок? А что девяносто процентов публикуемого дерьмо, так это же касается чего угодно. Закон Старджона: девяносто процентов всего на свете — дерьмо.

— Есть ли в ваших с братом семьях продолжатели литературной династии? Я знаю, что дочь Аркадия Натановича Мария замужем за Егором Гайдаром, внуком Аркадия Гайдара. От такого союза многого можно ожидать…

— Продолжателей литдинастии нет и что-то не предвидится. И не надо: были бы счастливы, порядочны и здоровы, а на каком именно поприще окажутся — это дело десятое.

* * *

И наконец, слово самому Аркадию Стругацкому.

“…Во второй половине второго тысячелетия до нашей эры некто Моисей принес отчаявшемуся народу своему знаменитые десять заповедей... помните?

…Не произноси имя Господа твоего всуе (не богохульствуй).

…Шесть дней в неделю трудись.

…Чти день субботний (воскресный, пятничный — не суть важно; день для очищения души).

…Не сотвори себе кумира.

...Почитай отца твоего и мать твою.

...Не убивай.

...Не прелюбодействуй.

...Не кради.

...Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.

...Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего... ничего, что у ближнего твоего.

Так вот. Примерно в то же самое время, три-четыре тысячи лет назад, на другом краю Ойкумены некто И в своих наказах определил моральные нормы для древних китайцев. Я — не специалист по древнекитайской культуре. Возможно, И не есть имя автора, а название свода упомянутых моральных норм. Следует принять во внимание еще одно обстоятельство: формулировка древних евреев гораздо ближе и понятней нам, нежели странные, в каком-то смысле даже смешные древние воззвания с берегов Янцзы. Что же запрещалось кодексом И?

1. Весело отплясывать с утра и до утра во дворцах.

2. Распевать сладкие песни в чужих спальных покоях.

3. Злоупотреблять колдовством в достижении развратных целей.

4. Целью жизни своей ставить наложение рук на чужое богатство и на женскую красоту.

5. Проводить жизнь свою в похабстве и охоте.

6. Развращать нравы в смаковании разврата во время бесед.

7. Оскорблять в болтовне речения великих мудрецов.

8. Лгать во время бесед и выступлений.

9. Устранять себя и присных от пути добродетели.

10. Вести себя, взявши за пример разгульную молодежь.

И под всем этим категорично:

Если заповеди эти нарушает муж, гибнет семья.

Если заповеди эти нарушает государство, гибнет страна.

Давно истлели и обратились в глину кости Моисея и неведомого И.

Но сравните. И восчувствуйте.

Я не сомневаюсь, найдется немало граждан, кои объявят, что древние китайцы и (тем более) евреи им не указ, но я адресую эти строки читателям “Завтра”.

Не может же быть, что мы все — сплошные идиоты!

Не убивайте.

Почитайте отца и мать, чтобы продлились дни ваши на земле.

Не пляшите с утра и до утра.

Возымейте иную цель жизни, нежели накладывать руку на чужое богатство и на женскую красоту.

Тысячелетия глядят на нас с надеждой, что мы не озвереем, не станем сволочью, рабами паханов и фюреров…”


Фрагмент его предисловия к первому выпуску НФ альманаха “Завтра”.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру