Телефонный звонок.
— Слушай, ну опять Марина про Лелика написала...
И вроде бы в трубке слышен шум океанского прибоя.
— Какая Марина?
— Вот приехали, Райкина...
— Про какого Лелика?
— Какого-какого... Табакова...
— Ну?
— Слушай, почему она про Зельдина не пишет?
Боже милостивый, откуда я знаю. Но океан ждет ответа.
— В следующий раз обязательно напишет.
— А про...
Когда в госпитале лежала Нина Афанасьевна Сазонова, он, к делу и без дела, все время вспоминал ее роли. Про болезнь не говорил — это всегда было военной тайной, — а про роли, про то, как она поет... Если в разговоре то и дело возникала ее фамилия, я понимала, что дело плохо. Как только частота шла на убыль, можно было заключить, что народная артистка Советского Союза Нина Сазонова чувствует себя лучше.
После того как ее сын покончил с собой, Нина Афанасьевна прожила еще два года. Эти два года были подарены ей красногорским госпиталем, его людьми, которые делали не то, что могли, а то, что не могли. Два года раз в неделю к Нине Афанасьевне ездила главная медсестра госпиталя Татьяна Виноградова. Она ее мыла, приводила в порядок — и Татьяна была одним из немногих, кого Нина Сазонова узнавала.
Людей, которым в Красногорске была второй раз подарена жизнь, на свете много. Гораздо больше, чем смогло уместиться в актовом зале 29 декабря 2004 года.
29 декабря там произошло такое событие — вот как его назвать? Все плакали, а сами говорили, что им подарили праздник. Ушел в отставку начальник госпиталя полковник Владимир Васильевич Шичанин.
Ну вышел и вышел, дело житейское. Это что, повод для газетного выступления? Так случилось, что жизнь этого человека оказалась связана с жизнью многих других. Они просто проросли друг в друга — полковник Шичанин и врачи, солдаты, медицинские сестры, генералы, народные артисты, повара и санитары. А если не так, отчего же в зале не осталось ни одного свободного места, и люди стояли в проходах, в дверях и в длинном больничном коридоре, откуда уж точно ничего нельзя было увидеть?
* * *
Есть такое выражение: градообразующее предприятие. Это значит, что на предприятии работает столько людей, что из них получилось население целого города.
А как назвать человека, через которого проходили все параллели и меридианы такого предприятия? Тьфу, какое противное слово. Разве можно так называть один из лучших в России военных госпиталей? Так как, скажите пожалуйста, назвать такого человека?
Говорят, в архиве Леонардо да Винчи нашли загадочный рисунок человека с крыльями. То ли они были как-то хитроумно прикреплены к рукам, то ли из этих крыльев впоследствии выросли руки. Рисунок оказался без названия. Но главное — отчетливо прорисованы крылья...
* * *
Владимир Васильевич Шичанин, как версальская аллея, обрамленный высокохудожественной седой бородой, в другой стране, например, в Америке, мог бы стать — чем черт не шутит? — например, губернатором штата. И уж точно фотографии с его изображением охотно раскупались бы домохозяйками, от которых много чего зависит в этой удивительной стране.
Американцы уважают людей, которые сами себя сделали. Мы-то любим спившихся, загнанных за Можай, по крайней мере, мы точно знаем, что с ними делать, а вот человек, всю свою неукротимую волю направивший на самостроительство, — ему у нас уготованы все виды капканов, чтобы доказал, что может преодолеть и это.
Шичанин родился в селе Шпотино Старобельского района Луганской области и до шести лет жил в избе с земляным полом. Он первым в селе получил высшее образование, а уж вторым был директор школы.
В Луганский медицинский институт он поступил с горя: опоздал на экзамены в театральный. Медицина от этого только выиграла, а театр ничего не потерял. Всю жизнь Владимир Васильевич руководил самодеятельностью, вел концерты, сам принимал в них участие, причем женские роли, говорят, исполнял не менее удачно, чем мужские.
Театр, не став профессией, пронизал всю его жизнь любовью к праздникам, к талантливым людям, к музыке. Человеку, который любит театр бескорыстно и строит свои с ним отношения не как неудавшийся артист, а как состоявшийся источник бенгальского огня, всегда принесет искру и в жизнь окружающих. Шичанин доказывал эту теорему все двадцать лет, что проработал в госпитале.
* * *
Начальником окружного 114-го госпиталя ПВО (сейчас 5-й ЦВКГ) он стал одиннадцать лет назад. Все рушилось, везде стреляли, никто никому не платил зарплату. Шичанин принял госпиталь в момент, когда в нем можно было только застрелиться. Все понимали, что строительство дома для ведущих специалистов госпиталя прекращено навеки. Все, кроме Владимира Васильевича. Своим неунывающим видом он гипнотически действовал на окружающих: отовсюду увольнялись, а из 114-го госпиталя даже в то время люди практически не уходили. Все видели, что новый начальник упрямо ездит в главкомат, просит, жалуется, настаивает, требует. И постепенно его бешеное жизнелюбие и несокрушимое упрямство стало приносить плоды. Они оказались очень приятными на вкус.
В доме, который не на что было строить, вдруг затеплилась жизнь. Строителям не платили зарплату, а они почему-то верили начальнику госпиталя и все равно работали. А начальнику госпиталя тоже нужно было кому-то верить — он верил слову генерала армии Анатолия Михайловича Корнукова, который возглавлял ВВС России. Госпиталь подчинен главкому ВВС — его и испытывал на прочность Шичанин.
Анатолий Михайлович сказал мне, что Шичанин ездил к нему, как на работу. И все время что-нибудь просил. Например, оборудование для госпиталя. Причем самое дорогое. Оборудование покупали, но Корнуков скрупулезно проверял, у какой фирмы купили, когда привезли, куда поставили и не исчезла ли очередная драгоценность во время какого-нибудь стихийного бедствия. Бедствия случались, но без последствий.
Лапароскопический комплекс, артроскопический комплекс (на его покупку были выцыганены внебюджетные средства дальней авиации, транспортной авиации и дивизии особого назначения), компьютерный томограф... Шичанин взял себе за правило хвастаться этими сокровищами, и ни одного из гостей госпиталя не миновала участь долгожданного зрителя: хотел тот или не хотел, начальник госпиталя водил его по отделениям и демонстрировал богатства.
Особый талант полковника Шичанина — интерес к людям и уважение без чинов и званий. Неподдельная доброжелательность выразилась в том, что и начальников отделений, и медсестер, и санитарок, и рабочих он знал по имени и отчеству, помнил, когда день рождения, когда свадьба, когда крестины, и в результате весь госпиталь ходил к нему и с плохим, и с хорошим. С кем он только не секретничал, кого только не утешал, не ругал. Иногда казалось, что в кабинете сломана дверь: она не закрывалась.
* * *
Совершенно особая тема — раненые. Сначала из Афганистана, потом из Чечни. Когда (лет через пятьдесят) придет время и за Шичаниным явится небесное воинство, посмотрят на него, вглядятся и скажут: это за тебя молились солдатские и офицерские матери и жены? За твоих врачей и медсестер? Это в твоем госпитале возвращали к жизни искалеченных и изуродованных войной? Это здесь их прижимали к сердцу, отогревали и просили не умирать? Тогда, скажут Шичанину, прощаем тебе, что ты курил две пачки сигарет в день, любил поесть и выпить и, бывало, безбожно ругался, — иди в рай. За тебя люди просили.
Медицинский отряд из Красногорска работал в Грозном, в импровизированном госпитале на аэродроме “Северный”. В наскоро приспособленных помещениях, затянутых госпитальными простынями, делали операции, работали сутками, пока не падали от усталости. Владимир Васильевич был и там. За то, что вынес раненого из-под обстрела, сын полковника Шичанина награжден орденом Мужества.
* * *
Правильно сказали люди: если бы Шичанин вышел в отставку по расписанию, тоже было бы много цветов, но только все выглядело бы по-другому. Ну что ж, всему свое время, спасибо за службу, буть здоров.
Но случилось вот что: полковник Шичанин отказался выполнить незаконное решение высокого начальника и досрочно подал рапорт об увольнении со службы.
Это к вопросу о том, может ли человек в погонах ослушаться команды высшего по званию. Говорят, не может, и в этом вся беда. Присягал — выполняй, хоть и знаешь, что делаешь недопустимое, вот в чем трагедия человека с ружьем.
Правильно, не может, а должен. Должен ослушаться, если приказ выполнять нельзя. Потому что ружье стреляет и может убить. И весь госпиталь знал, в чем дело. Поэтому 29 декабря в актовом зале стояли у стен и в проходах.
* * *
Вот чего я не знаю наверняка: понимал ли Владимир Васильевич, что произойдет и как, или иначе просто быть не могло? Склоняюсь к последнему, но факт остается фактом: прощание с начальником 5-го Центрального военного клинического госпиталя ВВС плавно перешло в необыкновенный концерт. На маленькой госпитальной сцене блистали звезды первой величины. Звезды были не купленные по случаю прощального торжества. Просто так уж случилось, что они оказались друзьями.
Первый патрон в разгоравшийся костер бросил Анатолий Михайлович Корнуков, который возглавлял ВВС с 1998 по 2002 год. Поднявшись на сцену, он поклонился Шичанину: за необыкновенную атмосферу, за тепло, за отношение к больным без различия чинов и званий. Что правда, то правда. Об этом тепле потом говорили все выступавшие. Не обошел Анатолий Михайлович и сути происходящего.
С каких это пор, сказал он, России перестали быть нужны люди, которые, как боги, знают свое дело? И сам себе ответил: “Шаркнули сапогом по душе полковника Шичанина”. Но главком сказал, что спокоен за полковника. Выйдя в отставку, он начинает новую жизнь — на эстраде. Так и есть, Шичанин наконец дорвался и записал несколько песен в собственном исполнении.
Потом на сцену вышла Татьяна Доронина. Она честно призналась, что артисты МХАТа на Тверском бульваре приготовили полковнику величальную песню, но в настоящий момент стоят в “пробке” в центре Москвы, и поэтому она споет сама. Произведение было написано на мотив “Варяга”, который не сдается.
Наш друг, наш целитель, соратник и брат,
От МХАТа прими величанье.
Ты можешь всегда положиться на МХАТ,
Владимир Васильевич Шичанин.
Враги окружили и тянут ко дну,
Но верим, дорогу осилишь.
И стену раздвинешь еще не одну,
Шичанин Владимир Васильич...
Татьяну Васильевну бог голосом не обидел, и она запела без аккомпанемента. Но из зала ее трогательно поддержал аккордеонист — руководитель хора Ново-Иерусалимского кирпичного завода, который тоже приехал спеть Шичанину. Хороший “Варяг” получился у народной артистки Советского Союза Татьяны Дорониной.
Потом на сцену вышел Владимир Зельдин. Силы небесные! Прямой, как корабельная сосна, изящный, как юный корнет, девяностолетний артист спел арию Дон Кихота из мюзикла “Человек из Ламанчи”. Там были слова о чудаках, на которых держится мир. О людях, которые, проиграв, одерживают самую блестящую из побед. Ах, как он пел! Позже, предложив тост за Владимира Михайловича Зельдина, я сказала ему: “Какой же вы красавец!”, на что он негромко ответил, что люди должны иметь в виду, что и в девяносто лет можно оставаться мужчиной.
Эдита Пьеха вышла на сцену в искрящемся, затканном цветами сиреневом платье — в другом и нельзя было спеть любимую песню Шичанина “Огромное небо”. Вручая ему огромный букет чайных роз, она призналась, что у нее такое чувство, будто его не провожают в отставку, а празднуют назначение. И недолго думая предложила: “А что? Приезжайте к нам в Петербург, откроем там госпиталь для летчиков, назовем “Огромное небо”, и будете начальником этого госпиталя!”
А потом на сцену поднялись сотрудники госпиталя. Шичанин кричал: “Сцена проломится!”, а люди все шли и шли. Дай бог всем, кто читает эти строки, дожить до такого прощания.
Полковник Шичанин простился с госпиталем. Хотя что значит простился? Дом его — в десяти шагах. Все, с кем он работал, рядом. И так будет всегда. А с медициной проститься невозможно. Телефон звонит не переставая. Во все времена такие специалисты на вес золота...
* * *
Для меня и еще для многих людей это был последний открытый урок уходящего года. Теперь в прославленном 5-м ЦВКГ новый начальник. Держитесь, полковник Наконечный! Все на этом свете проверяется любовью. Так было, есть и будет. С Новым годом!
P.S. По дороге в редакцию Шичанин рассказал мне интересную историю. Недавно ему позвонил 80-летний генерал, участник Отечественной войны, и, зная о том, что полковник запел, напомнил ему одну из песен своей фронтовой молодости. Шичанину песня понравилась, и он спел ее. Вот припев этой славной песни. Остальное поймете без слов.
Прошу прощения за резкое движение,
Я вас проткнул, так что же делать мне?
Вы так вели себя, что лопнуло терпение.
Теперь страдаете по собственной вине...
