Творческая фабрика Cолженицына

— Никита Алексеевич, припомните, пожалуйста, дорогие вашему сердцу встречи с Александром Исаевичем.

— Лидия Корнеевна Чуковская тепло говорила о духовной встрече с ним. По-моему, если встреча происходит, а потом длится и повторяется, то приобретает духовную сущность. Наши продолжительные встречи начались с переписки.

Храню 24 его письма. Тогда, в 73-м, мы с ним готовили в “Имка-пресс” к изданию “Из-под глыб” и ряд других вещей и подошли к мысли — напечатать “Архипелаг ГУЛАГ”. Все это хранилось подпольно. А в Париже уже можно было издать. И мы счастливо сработались.

— Когда А.И. говорил о дорогой ему теме, он зажигался весь. И молодел!

— Но сначала ему надо было набираться сил, воздуха, чтобы потом загореться, закричать, убеждая в полную силу. Я этот его внутренний накал почувствовал в “Крохотках”. А уж потом увидел Александра Исаевича самого. Он тогда жил у меня в Париже три дня. Конечно, им с Натальей Дмитриевной было у нас некомфортно. Я его об этом заранее предупреждал. Но три наших дня, пусть без особой роскоши, мы хорошо пообщались. Потом у них появилась возможность пожить в другом месте. Но мы все равно встречались: поездили, посмотрели все, что хотелось ему и Наталье Дмитриевне, — и Париж, и вокруг.

— А в Троице-Лыкове у них бывали?

— Еще бы! Я и в Вермонте у них побывал несколько раз. Жил неделями, работал там, правда, жил в другом их домике.

— В том, что у пруда?

— Нет. В доме у пруда любил работать Александр Исаевич.

— Вы приезжали летом?

— И летом, и в другие времена года. Летом в их небольшом пруду мы с ним купались. А еще с удовольствием играли в теннис.

— Он вас когда-нибудь обыгрывал?

(Улыбается в усы.)— С трудом. Я-то был моложе и довольно много с молодости играл. Обыграть меня непросто.

— А вечером, когда рукописи ваши отправлялись на отдых, устраивалось застолье с вином?

— Почему бы и нет? Александр Исаевич всегда предпочитал водку, но пил очень мало: одну-две рюмочки, не больше, чтоб только пришло расслабление.

— Случалось спорить с ним, когда ваши точки зрения расходились?

— Споры бывали, но они не были связаны с вечерней рюмочкой. Мы ведь спорили об издании — как лучше все сделать. Кстати, Александр Исаевич любил критику. Да-да! И очень внимательно слушал мои возражения. Я говорил всё искренне: что думал, то и высказывал. При нем нельзя было по-другому — он сразу почувствовал бы фальшь. Надо было при нем и чувствовать, и говорить естественно. Ведь его знаменитое “жить не по лжи” — это не просто публицистически отточенная фраза. У него во всем — не по лжи!. Кстати, Наталья Дмитриевна спорила больше. Иногда она была на моей стороне, иногда на стороне мужа.

— На вас произвели впечатления его вермонтские длиннющие рабочие столы?

— В этом множестве разложенных рукописей, карточек, книг царил только ему ведомый порядок.

— Он мог в любой момент запустить процесс творчества…

— Да! Я бы сказал, это была целая творческая фабрика.

— Когда вы увидели его новое житье-бытье в Троице-Лыкове, вы ощутили, что он возрадовался: своя, русская земля, свои березы?

— Это несомненно было. Но я-то в Вермонте заметил: ему было трудно привыкать к другим березам, соснам, к другим птицам. Потом он пообвык.

— В Москву вы приезжаете часто?

— Довольно часто: и на чествование лауреатов литературной премии Александра Солженицына, вы знаете, я член жюри. В разные годы наша парижская “Имка-пресс” вместе с издательством “Русский путь” и с Домом русского зарубежья формировала библиотеки для русской провинции на деньги Общественного фонда Солженицына, а потом развозили и развозим книги по городам и весям. Помочь необеспеченным людям прочесть хорошие книги, которые им недоступны, — это доброе намерение Александра Исаевича мы строго и с удовольствием выполняем.

— А когда вы в последний раз виделись с ним?

— Вместе с женой приехали к нему в мае. Но, конечно, встречи были недолгими. И, что замечательно, он иногда с юмором говорил о своих немощах. Случалось, мы замечали его несколько отсутствующий, погруженный в себя взгляд. Правда, день на день не приходился. А случались встречи, когда он весь светился.

— Вспомним ахматовское слово о нем “светоно-осец”.

— А я говорю: он светозарный. Конечно, это не всегда ощущалось — тут и предельная загруженность работой, и болезни… По натуре своей он светоносный.

— Александр Исаевич говорил с вами о смерти? Ощущал, что стоит на краю пропасти?

— В последние дни он стоял перед смертью. И говорил иногда: “Слишком я загостился на этой земле”.

Александр Исаевич придерживался самоограничения во всем. В программной работе “Как нам обустроить Россию” он посвятил этой теме целую главу. И заканчивалась статья замечательно:

“В 1754 году, при Елизавете, Петр Иванович Шувалов предложил такой удивительный “Проект сбережения народа”.

Вот чудак?

А ведь — вот где государственная мудрость”.

Кто у нас в России теперь станет носителем этой великой мудрости — сбережения народа?