Она вдруг сменила все разом. Адреса, пароли, явки. Софиты — на звездное небо, аплодисменты — на шум берез. Ее сцена теперь — огород с редькой да огурцами, поклоны — сорнякам-лопухам, в зрительном зале — сибирячка Нина Ивановна да бабушка Тася, почтальонша.
До Москвы — двести километров, до ближайшего магазина — два.
До прежней жизни — целая пропасть.
С апреля Ирина Печерникова вне доступа. Просьба позвонить позднее. Где-нибудь в октябре…
“Папа, ты собираешься умирать?”
В один далеко не самый прекрасный день, 12 лет назад, звезда фильма “Доживем до понедельника” свои “понедельники” взяла да отменила. Уволилась из театра, продала шикарную квартиру на Тверской. И уехала в деревню, в глушь. Подальше от всех. От себя — в первую очередь.
— Почему, думаете, я ушла из Малого? — Ирина Викторовна грустно улыбается. — Меня что, выживал кто, прогонял? Нет, мне туда просто не хотелось. Я ходила в театры, ходила в кино — то, что видела тогда, мягко говоря, оставляло равнодушной. Знаете, как в любви бывает. Я поняла, что почему-то не бегу на спектакли, не готовлюсь к ним по целому дню. Значит, любовь прошла. И я ушла. Никто не понял, почему…
В середине 90-х сломались многие. Печерникову ветер перемен согнул почти до земли самой. Остров невезения какой-то. Без работы, без денег. Она и раньше особо не шиковала, а тут — даже собаку кормить нечем. Еще с отцом — беда. У старика закружилась голова, он упал, очень сильно ударился, от болевого шока ослеп. “Скорая помощь” зафиксировала перелом шейки бедра. В 86 лет — страшный диагноз.
— Он стал просто уходить. Он лежал, он не хотел есть, не хотел говорить. — рассказывает Печерникова. — Никак я не могла понять: как его вытащить, как заставить жить. Как доказать, что он еще очень нужен? И я придумала. Пришла к нему, сказала: пап, куда ты собрался? Ты же умираешь, ты решил уйти? А я дом покупаю, мне его переделывать надо. И кто мною будет руководить? Ты меня бросаешь, а это грех — ребенка своего бросать. Он говорит: а что я, слепой, могу? Пап, сказала я ему: я — твои глаза, а ты — мое все, с тобой мне ничего не страшно. И в этом доме деревенском он прожил еще шесть лет…
“Думала: только бы не утонуть”
Свой дом она искала почти год. Моталась по Подмосковью: одна деревня, другая, третья — все не то. Вот бы найти хуторочек маленький, где-нибудь на отшибе, в стороне — от любопытных взглядов, лишних расспросов.
Она так устала от людей…
Однажды Печерникова увидела то, что искала. Дом стоит средь вековых деревьев, на высоком холме, неподалеку — ручей. То был всего лишь сон. Ее разбудил звонок подруги: “Ира, что у тебя голос такой?” “Да вот, — пожаловалась она, — год жизни потратила на поиски, и все мимо”. — “Ой, а у меня друзья, у них дом точно как ты говоришь. Они уезжают навсегда в Германию, хотят продавать”. Печерникова мигом стряхнула с себя остатки сна: “Поедем!”
— Дом средь вековых деревьев, высокий холм, ручей… Сразу сказала: покупаю, не торговалась даже. Потом выяснилось: переплатила втрое. Хозяева заколотили все дыры, все прорехи. После первого же дождя я поняла, что избушка моя — наполовину сгнившая. Как сейчас картина перед глазами: на стуле сидит папа, которому под 90, слепой. Держит в руках зонт. А я ношусь по дому, собирая все тазики, все кастрюли. Чтобы не утонуть… Но это ерунда все. Я боялась, что отец полежит там и скажет: увози меня обратно, мне здесь плохо...
Первое лето они кое-как пережили. Уже через месяц отец встал. Тот случай, когда врачебная ошибка оказалась во благо — на самом деле никакого перелома не было, только сильный ушиб. С помощью дочери он стал спускаться с крыльца, садился под солнышко и наговаривал в диктофон свою новую теорию микромиров.
Бывший геофизик на закате жизни решил поспорить со стариком Эйнштейном. Ирина не мешала — впервые за долгое время она увидела: он хочет жить — это ли не самое главное?
— Нет, скучно не было, — сходу отметает вопрос Ирина Викторовна. — Занималась буквально всем: вырубала сорняки, сажала какую-то зелень, устраивала уют в доме. Предыдущие дачники приезжали сюда по грибы да по малину, хозяйка — художница, ну иногда она еще пейзажи писала. То есть дом был абсолютно неухоженный, брошенный — фактически мусоросборник. К вечеру все это я уже ненавидела лютой ненавистью. А утром просыпалась, смотрела на то, что сделала вчера, и мне становилось хорошо. А потом, я была счастлива от того, что папа стал ходить, он начал шутить. И все время отвлекал меня от работы тем, чтобы я почитала ему Пуанкаре, Эйнштейна…
“А по ночам мы общались со звездами”
Деревня — не деревня, хуторок — не хуторок. Всего три дома и одна избушка, сарай почти. Который, как ни странно, облюбовал себе актер Алексей Локтев — еще одна поблекшая звезда советского кино. Тот, который “шагал” когда-то “по Москве”, а остановился, оглянулся — в 200 километрах от столицы. Однажды он приехал в гости к Печерниковой. Увидев дом на холме, ручей, воскликнул: “Ирка, какая же ты счастливая!” Да так и остался. Первый парень на деревне.
Потом мужчин стало двое. Приехал Он. Ее мужчина.
С актером Сашей Соловьевым, Красавчиком из фильма “Зеленый фургон”, Печерникова познакомилась в Феодосии. Где оба проходили курс лечения у знаменитого доктора Довженко. У нее тогда был черный период. В 86-м умерла мама, затем Михаил Царев, худрук Малого театра. С новым руководством отношения не сложились. И актриса сломалась. Любовь к Саше стала той ниточкой, которая вытянула ее с того света...
Но ниточка вдруг оборвалась. Позвонила Сашина жена. Долго говорила, что у нее маленький сын, что им очень тяжело одним... Ирина уже мысленно отпустила его, решив, что на чужом счастье своего не построишь. И вдруг он вернулся. Сказал, что стал свободным, что сын вырос и теперь в той семье его ничего не держит.
— Саша нанял бригаду, и они за лето наш дом отремонтировали. Это была такая романтика. Когда валишься на крыльцо, без сил. И самое большое удовольствие — покурить. Звезды, небо ночное, и мы сидим, смотрим: звезда: то вниз, то вверх, то влево, то вправо. Смотрю: он тоже наблюдает. “Саша, это НЛО?” — “Не знаю”. Так всю ночь и сидели. Помню, я побежала в дом, нашла карту звездного неба, и по ней вычислила, что это главная звезда созвездия Водолей под названием Арктур. А я очень любила рассказ Казакова “Арктур, гончий пес” про слепого пса. “Сашка, — говорю, — это не НЛО, это у нас Арктур”. И мы ночами выходили на крыльцо, общались с Арктуром.
“После смерти Саши два года ходила по нашим тропкам”
Саша не дожил до XXI века всего несколько дней…
Печерникова не удивлялась, если он пропадал на время — Соловьев и сам был не у дел: нет, не сидел без работы, он искал ее. И не находил. Но когда Саша не пришел на Новый год, ей стало страшно.
Почти месяц Печерникова искала своего мужа: по больницам, по моргам. Обзвонила тысячу людей. И наконец нашла. Ей сказали, что милиционеры обнаружили Сашу лежащим на снегу, отправили его в Склиф. Вскрытие показало: смерть наступила от травмы шейных позвонков. “Это очень похоже на удар дубинкой”, — подумала она. Знала же: Саша и милиция — это особая история: он их не просто не любил, он их ненавидел…
— После смерти Саши года два в деревне я ничего не делала, просто ходила по лесу. — Ирина Викторовна говорит медленно-медленно, чувствуется, что слова даются ей с трудом. — По тем тропкам, где Саша шел на рыбалку, где мы гуляли, где грибы собирали. На третий год лишь поняла, что не могу только гулять и вспоминать.
И начала выкорчевывать трехметровые сорняки… Теперь у меня возле дома газон. Сирень, которую еще с Сашей посадили. Потом появились какие-то кустарники, начала увлекаться садоводством. У меня красный японский кленик, гинга — это дерево, которому миллионы лет; у меня клен фламинго…
“Деревня меня спасла”, — говорит она. Без ее рук здесь все придет в упадок. Без ее сильных рук. И ей приходится быть сильной, не раскисать. До ближайшего магазина — почти час ходьбы ее мелким неспешным шагом. Печерниковой все равно. Работы много, недавно еще увлеклась разведением цветов, литературы разной прикупила. Теперь создает в саду свой цветочный театр. Порой лишь к шести вечера вспоминает, что маковой росинки во рту не держала.
— Ну а как иначе? Надо, например, растение подлечить или подкормить — что-то оно болеет. Чувствую: нет сил, а все равно иду и делаю. А утром, представляете, он из сухой веточки мне вот такой листочек протягивает, лапку. Говорит как будто: ты меня не скашивай с газона, я есть. Там благодарность от всего, что делаешь, они все говорят спасибо: от самого масенького цветочка до огромного дерева… Или огород. Ну не люблю я огород.
Не люблю! Зато когда там появляются огурчики, я могу их есть весь день: вместо завтрака, обеда и ужина.
“Ирка, где ты раскопала такую красоту?”
Теперь у них на хуторе — настоящее бабье царство. Мужчин не осталось: отец и муж Печерниковой ушли с разницей в месяц. Осенью прошлого года погиб Алексей Локтев. Поехал на кинофестиваль и не вернулся — под Благовещенском попал в автокатастрофу. Сын соседки Нины Ивановны заезжает нечасто…
С апреля по октябрь Печерникова вне зоны доступа. С апреля по октябрь она забывает обо всем. Что где-то кипит жизнь, что где-то снимается кино, что, может быть, ей на домашний названивают режиссеры. Ведь Печерникова хоть и ушла, но думает вернуться. Пока она только присматривается к миру людей, прислушивается. В два дня и в девять вечера актриса подходит к своей клумбе — единственному месту, где берет мобильный, — вот, пожалуй, и вся связь с внешним миром. Но чтобы еще раз круто изменить свою жизнь, надо быть к этому готовой. Наверное, пока не время...
— Вы знаете, я в деревне своей никогда не болею. — У Печерниковой загораются глаза. — В Москве — все гриппы, простуды — все мое. А здесь чтоб какие-то даже мысли нехорошие появились... В доме о чем-то задумалась — выходишь на крыльцо. И все растворяется. Такая красота и чистота вокруг… По правде говоря, я не часто сюда приглашаю людей. Только самых-самых близких. И каждый, кто приезжает, задает мне один и тот же вопрос: “Ирка, где ты раскопала такую красоту?” Или говорят: “Я здесь жить хочу, я не хочу уезжать”.
Можно, спрашивают, что-то такое купить? Я отвечаю: такого — больше нет! Нигде! Даже папа говорил: здесь какие-то особенные вихревые потоки…
