Их ногами шел на смерть Болконский в картине “Война и мир”. Их руками выпила азот главная героиня “Соляриса”. Они вели машину за Юрия Деточкина и, задорно цокая каблуками, отплясывали на первом балу за Наташу Ростову. Они знают, с каким звуком падает на землю отсеченная голова, летит стрела и несется в бой средневековая конница. Себя они шутя называют руками и ногами актеров. Ведь их профессия — наполнять мир кино звуками и шорохами, заставляя его жить.
Это не шаги знаменитых актеров звучат в гулких коридорах больниц и не их армейские ботинки шелестят опавшей листвой. Не звездное это дело — смачно закуривать сигарету или с характерным хрустом-чавканьем вгрызаться в “тело” яблока. Всеми этими закадровыми хрустами и шлепками ведают профессиональные специалисты-звукооформители, в кулуарах “Мосфильма” называемые “шумовиками”.
Кто шагает дружно в ряд?
На огромном экране, установленном в темном зале, идет операция: беззвучно шагают по кафельному полу врачи, беззвучно носится медсестра, без характерного звона падает в эмалированную ванночку скальпель. Не слышно ни звука ножниц, перерезающих хирургическую нить, ни пиканья аппарата вентиляции легких, ни шороха накрахмаленных медицинских халатов.
— Нина Андреевна, давайте сначала походим за врачей! — разносится по темному залу. Дама средних лет открывает шкаф, выуживает оттуда мягкие тапочки, надевает их и подходит к микрофону. — Итак, начали! — Доктор делает один шаг — женщина старательно топает ножкой. Медсестра подходит к умывальнику — женщина делает пять легоньких шажочков.
— Спасибо, очень хорошо! А теперь давайте их обшуршим! — Герои на экране ходят совершенно беззвучно, как тени. Но они садятся перед микрофоном, берут в руки кусочек тряпочки и начинают мять его в такт движениям героев. Фильм сразу оживает: появляются характерный хруст медицинских халатов, чпоки резиновых перчаток, трение одной штанины о другую… Каждое прикосновение, каждый шаг — все делается с помощью незамысловатого кусочка материи.
— Дело в том, что любой фильм поступает сюда, в студию, почти немым. Нет, конечно, какие-то звуки на пленке есть, но они очень нечеткие, — объясняет звукорежиссер Максим Лысов. — Поэтому любой фильм озвучивается в три этапа: сначала его озвучивают актеры, потом на монологи накладывают фоны — шум ветра, раскаты грома. И только на последнем этапе добавляют синхронные шумы: звук упавшей на кафель ложки, шаги, рубку дров, удары.
Так, как сливочный крем на бисквитные коржи, на немую плоть действия накладываются звуки.
Два метра Красной площади
Пока на экране актеры из нового фильма “Буровая” пьют чай с печеньем в уютной светелке, их хрусты и шорохи, отделенные от видеоизображения звуконепроницаемыми стенами, разносятся в студии шумового озвучания.
Здесь — как в мастерской сумасшедшего изобретателя: гора консервных банок соседствует с шикарной ванной-джакузи, непонятного предназначения деревяшки и железяки примостились на дорогом кожаном диване, по углам прячутся стоптанные башмаки и штиблеты, рядом стоит бревно с вогнанным в его тело топором. Но лишних вещей здесь нет — каждая издает свой звук, шелест, писк или стрекот.
Пол в студии похож на шахматную доску — квадратик мрамора, квадратик кафельной плитки, квадратик паркета, квадратик асфальта. Эти прямоугольники исходило не одно поколение героев: по лесу и пустыне, старинным замкам и скрипучим половицам сталинских высоток.
— Вот наша Красная площадь, — звукооформитель Нина Трофимчук указывает на кусочек каменной брусчатки.
— Если герой в фильме идет по Красной площади, мы озвучиваем его шаги на этом квадратике. А вот это пески Сахары, — она показывает на квадратик с песком метр на метр, похожий на миниатюрную детскую песочницу. — Если герой бредет по безлюдной пустыне, мы топаем здесь. А чтобы изобразить хруст снега, мы используем мешочек с крахмалом.
В углу стоит огромный деревянный барабан, похожий на колесо для гигантского хомячка. Звукооформитель Ирина поворачивает ручку барабана — и на всю студию разносится завывание ветра, сперва чуть слышимое.
Но женщина налегает на ручку, и все помещение накрывает зловещий свист ветра — пурга. Вдоль стены стоит огромный двухметровый пенал. Ирина поднимает одну его сторону, потом медленно опускает: на всю студию набегает волна прибоя.
— А вот так делается стук копыт, — ее напарница по картине Нина подходит к специальным кадкам с песком, берет две чашечки и опускает их в песок. По студии раздается смачный “цок”. — А вот в той кадке, видите, много таких чашечек — если работать всем вместе, создается ощущение, будто где-то рядом проскакал эскадрон гусар.
Справа в рядочек выстроились двери: металлические, пластиковые и деревянные. Открыв их, понимаешь: створки никуда не ведут.
— Да нет, вы никуда через них не выйдете. Они нужны, чтобы в фильме появился звук закрываемой или открываемой двери. А вот это, например, дверь в тюремную камеру, — она открывает тяжелую створку, и в помещении раздаются скрип и скрежет старинных несмазанных петель.
— А если бы вы знали, сколько машин мы здесь потопили, — хвастаются звукооформители, указывая на огромную ванну-джакузи. Ее используют, чтобы воспроизвести плеск воды за бортом корабля, шум водопада или звук струи из-под крана.
Что заменит сигаретку…
— Нина Андреевна, прикурите сигаретку? — просит звукорежиссер из аппаратной. Дама послушно лезет в карман и вытаскивает из него пачку сигарет. В этот момент на экране уже немолодой актер потертой внешности смачно затягивается беломориной. Беззвучно делает глубокий вдох.
— Неужели сейчас курить будете? — недоуменно спрашиваю я у звуковика.
— Что вы, я сроду никогда не курила! — огорошивает меня Нина. — Сейчас все увидите.
Она мнет сигаретку рукой перед микрофоном, и кадр сразу наполняется шорохом. “Отравившись” никотином, герой подносит ко рту бутылку пива и делает глоток. Нина Тимофеевна берет со стола бутылку с жидкостью. Но пить не собирается — просто переворачивает тару, заткнув предварительно горлышко пальцем. Слышится шум переливаемой воды — будто выпивоха переворачивает тару, чтобы сделать глоток.
— Зато едим мы по-настоящему. Иногда за смену приходится съесть и печенье, и соленый огурец, и несколько яблок: очень уж много обедают герои. Поэтому о диете приходится забыть, — секретничает Нина Трофимчук.
— Теперь давайте за героя походим! — доносится из аппаратной очередное задание. В это время на экране главный герой нового телесериала пробирается по тайге. — Только переоденьте другие башмаки, он ведь вон какой огромный, да еще и в резиновых сапогах! — вдогонку просит комиссия из соседней комнаты.
Ирина Дмитриевна лезет в шкаф, уставленный потертой обувью, со словами “ща чего-нибудь подберем” и вытаскивает оттуда огромные коричневые штиблеты 45-го размера. Потом становится на кусочек земли и начинает переступать с ноги на ногу в такт передвигающемуся грузному мужчине.
— В этом шкафу у нас обувка на любой вкус, — хвастается она. — Ведь каждый герой идет по-разному: одно дело, когда герой радостно вбегает к невесте, а другое — когда заходит в палату к смертельно больному. Мы ведь актеры, от нас зависит, как заиграет фильм…
Кто из кого делает отбивную?
Каждый человек в этой комнате — уникальный специалист, держащий в памяти не одну тысячу звуков. Ирина Кисло ведает шагами и скрипами уже сорок лет. Это ее ногами танцевала на своем первом балу Наташа Ростова из “Войны и мира”. Это она ходила за Криса по безлюдным коридорам станции “Солярис”.
— Если надо, я могу станцевать и чечетку, и камаринскую. Я же раньше в Гнесинке училась, — хвастается специалист по звукам, исполняя несколько па на импровизированном паркете. — Вот недавно в картине “Буровая” было несколько сцен, когда нужно было фокстрот на палубе танцевать…
Здесь работают люди только с идеальным слухом. Ведь каждый звук индивидуален: даже стук упавшего на пол яблока звучит не так, как свалившийся на пол апельсин. Это уж не говоря о сложных шумах.
— Соленый огурец звучит не так, как свежий. От соленого огурчика, с маринадом, раздается такой смачный хруст, от свежего — немножко приглушенный, — объясняют звуковики. — Поэтому, если мы знаем, что у нас в картине герой откусывает соленый огурец, посылаем в магазин за соленьями.
В этой студии велосипед изобретают постоянно, ведь есть такие звуки, которые воспроизвести очень непросто. Какими приспособлениями вы, например, озвучите легкую поступь привидения или звук отрубленной и упавшей на землю головы?..
— У нас в фильме “1612” был такой кадр, когда один герой отрубает другому голову. Мало того, отрубленный череп еще и катится по земле, — вспоминают шумовики. — Так мы всю голову сломали, как озвучить эту сцену. В итоге сначала изобразили удар мечом, потом воспроизвели хруст ломающихся косточек, потом прокатили кочан капусты, а потом еще добавили звук, будто голова носом спотыкается об землю. Получилось очень колоритно.
Самое интересное в студии звукового озвучания начинается, когда по сценарию в фильме предусмотрен мордобой или драка. Экшн в картине — экшн перед микрофоном. Например, чтобы один герой ударил по щеке другого, звуковики изводят целый ящик кочанов капусты.
— У нас есть целый набор боксерских перчаток, чтобы озвучивать удары, — хрупкая женщина надевает перчатку и хлестко бьет себя по правой руке. Раздается удар. — Вот так ему, так! Еще для ударов используют кусок мяса, которым бьют по столу. Получается очень натурально. Но наш самый любимый предмет при работе с драками — это кочан капусты. С помощью этого овоща были озвучены миллионы драк в боевиках.
