От него пахло забытой романтикой начала прошлого века. Перстень с загадочной монограммой на руке, мудрость в глазах, отточенные движения… Игорь Дмитриев считал, что старый Петербург еще жив и, что бы ни говорили об этом, петербуржцы остаются петербуржцами. Таким аристократом запомнили его зрители, друзья и близкие люди.
Актер умер ночью 26 января. Тихо, во сне, в своей квартире. Когда его не стало, стрелки настенных часов замерли на цифре “12”.
Он много играл в театре, еще больше — в кино. Особенно любимы публикой были его роли в картинах “Тихий Дон”, “Собака на сене”, “Приключения принца Флоризеля”, “Покровские ворота”… Последней ролью Игоря Дмитриева в кино стала роль анархиста Хворобьева в телефильме “Золотой теленок”.
Последние два года он был уже тяжело болен, редко появлялся на публике... Незадолго до того как слечь с инсультом, Игорь Борисович дал интервью “МК”.
— Игорь Борисович, вам часто приходится выходить в свет. А далеко не каждый может себе это позволить. Как выкручиваетесь из положения?
— Теперь не каждый актер может позволить себе даже поехать в дом отдыха в Ялте, санаторий “Актер” в Сочи или в Мисхор, в Дом кинематографистов. Путевка намного превышает его зарплату. Пожилые актеры оказались в очень бедственном положении. Потому что все остальные системы существования государства предрасположены к возможностям воровства и взяточничества. А актер что может украсть? Разве что интонацию у другого актера. Так что я и мои коллеги не вписываемся в систему, которой живет страна. Кутить по дорогим ресторанам — не моя прерогатива. В хороших ресторанах цены указаны в этих у.е. Но я же не получаю зарплату в у.е.! Почему мне в магазинах предлагают такие цены? Может, определенную категорию людей, которые зарабатывают деньги на махинациях и стреляют друг в друга, это устраивает. Но для работника творческого труда, петербургского интеллигента цены в у.е. оскорбительны.
— Но многие талантливые актеры подстраиваются под время, отказываются от профессии, открывают рестораны…
— Так уж и многие? Я знаю двух-трех человек в Москве и Ленинграде, которые наравне со своей трудовой деятельностью еще и открывают магазины, кафе. Но это совсем не норма. Единственное, что я вижу положительного в нашей актерской жизни, — движение в сторону Европы, Америки, возможность антреприз. Актеры играют не только в своих театрах, а где-то еще. Это разумная система.
— “Сливки общества” сегодня приглашают на свои вечера звезд кино и театра. Вы — символ петербургской аристократии, вас не пытались вытянуть в “их” свет?
— Эти приглашения происходят все-таки не потому, что в банкирах проснулась внутренняя тяга к культуре. Это барство — пригласить для увеселения эстрадную певичку или популярного актера. Я не вижу в этом признака интеллигентности. Это так же, как купить полное собрание сочинений в красивом переплете и сделать в кабинете выставку. А потом книги остаются непрочитанными, с неразрезанными страницами.
— Насколько я знаю, один банкир вам участок на Луне подарил?
— Я к этому отнесся скорее как к дурачеству. Лучше бы он мне подарил интересные саженцы или луковицы цветов для дачного участка. Как-то был в Амстердаме, в аэропорту увидел магазин, где продавалась масса разных луковиц. Купил. Хотя вообще-то их надо сажать под зиму, а я посадил весной. Да и дачник из меня, конечно, относительный. Сажаю цветы, но не всегда вижу, как они расцветают. Некогда. Соседи сокрушаются: “Ну что же вы не приехали, были такие изумительные краски!” Зато смородину я каждый год собираю, у меня 30 кустов, а стало быть, больше 20 килограммов.
— А не пробовали наперекор привычному амплуа появиться в кадре в другом обличье?
— Взять в руки отбойный молоток? Или плуг, как Лев Толстой?
— Ну или сыграть продавца сосисок в “Елисеевском”…
— Я знаю много артистов, которые сыграют продавца сосисок лучше меня. А вот барона Фредерикса или одного из Романовых — почти никто. Так зачем же мне играть председателя колхоза, если с моим обликом это совсем не вяжется.
— Перстень у вас на руке — фамильная ценность?
— Он подарен мне много лет назад, и я почти его не снимаю. Бывшая хозяйка — роковая женщина — привезла его из Японии. Иероглиф, который на перстне, изображает пожелание удачи в делах и душевного равновесия.
— А минуты равновесия наступают? Что вам нужно, чтобы почувствовать гармонию мира?
— Нужно часто видеть внучек и гулять с ними. Сохранить умение радоваться малому и устраивать себе скромные праздники. Жить, не завидуя никому, не вырывая победу, не обламывая ногти… Когда здоров сам и здоровы твои близкие, это почти равновесие. Обида, нанесенная моим коллегам и друзьям, оскорбление человеческого и актерского достоинства выбивают из колеи. Я воспринимаю оскорбление актеров моего театра как личную обиду, не могу пройти мимо.
— Выходит, счастье человеческое отличается от актерского?
— Актерское счастье — это когда утром едешь на репетицию, а в метро к тебе подходят совершенно незнакомые люди, желают удачи, говорят: “Спасибо!”, “Берегите себя!”. В такие минуты я переполнен чувствами, и эти иероглифы удачи хочу пронести с собой через всю жизнь.
И ЭТО ВСЕ О НЕМ
Виктор Минков, художественный руководитель петербургского театра “Приют комедианта”, друг Игоря Дмитриева:
— Их было двое аристократов: Стржельчик и Дмитриев. Вместе с Дмитриевым ушла целая эпоха — запонок, шейных платков, крахмальных рубашек и чистых сердец. Нечасто бывает, что артист так интеллигентен и доброжелателен к коллегам. Обычно в театре друг против друга интригуют, а Игорь Борисович ходил к режиссеру отстаивать права “конкурентов”. У него было потрясающее чувство юмора. От анекдотов, которые рассказывались в лицах, у друзей по щекам текли слезы смеха. Он мог “подколоть” противника так тонко и интеллигентно, что тот поначалу думал — это комплимент.
Он был аристократом и в быту. Дома ли, в театре, на съемках или в поездках — у него всегда была отличная прическа и блестящая от крема обувь. Лишь однажды я увидел Игоря Борисовича в гастрономе “Елисеевский”, что располагался прямо в здании театра, в тапочках. Но зато при этом на нем была бежевая шляпа, модное пальто, брюки со стрелками и кашне. Даже в антракте, выскочив за продуктами, он не мог разочаровать своих поклонников.
