Говорят, что роль девушки-экстремалки в новой картине Олега Фесенко “Стритрейсеры” покажет нам такую Марину Александрову, какой мы ее еще не видели. Но знающие люди утверждают, что по темпераменту и желанию жить ее героиня очень похожа на нее саму. Да и сама Марина этого не скрывает.
— Сейчас много говорят о фильме “Стритрейсеры”, где вы играете главную героиню. Что это за кино?
— Это молодежное кино, совсем не претендующее на звание суперумного. На мой взгляд, картина добрая, позитивная. Без пошлятины, которая почему-то присуща молодежному кинематографу — картинам типа “Американского пирога”. Я благодарна режиссеру Олегу Фесенко, который увидел во мне пацанский дух. Мне все друзья говорят, что я безумно смешная, но почему-то все время играю других персонажей. Мне и Александр Адабашьян как-то сказал: “И что тебя не снимут в смешной роли? Ты же просто какой-то клоун!” А режиссер увидел во мне экстремальное желание жить. Для меня это действительно новый этап в творчестве. Фильм получился о молодых, экстремальных, живущих на полную катушку людях. Там есть любовь, гонки на машинах — все, что может заинтересовать молодежь. Тем более что для русского человека машина частенько бывает главнее жены. (Смеется.)
— А для вашей героини авто важнее любимого человека?
— Машина — это неотъемлемая часть ее жизни. Это некое слияние человека и автомобиля. Она даже не разделяет личную жизнь и машину. Все на этом завязано. На драйве. Постоянный адреналин, когда каждую секунду надо жать на педаль.
— А в вашей жизни авто играет большую роль?
— Машина — неотъемлемая часть и моей жизни тоже. Не в такой, конечно, степени, но все-таки… Если я за рулем, то, например, совершенно не продумываю свой стиль одежды. Надеваю то, что мне хочется. В машине у меня есть спортивная форма, книги, сценарии, вечерняя обувь, может быть, платье. У меня машина — это дом на колесах. И я очень люблю водить. Даже никогда не задумывалась о личном водителе. И когда я еще не сидела за рулем, мне долгое время снилось, что я вожу машину. Так что, когда у меня появилось авто, я села и сразу поехала.
— Водите экстремально?
— По городу — вовсе нет. Потому что я понимаю ответственность. Если честно, то очень много дураков на дорогах, хочется себя поберечь.
— Значит, адреналина в крови хватает?
— Он включается где-то на трассах. Иногда могу нажать на педаль газа, когда куда-то опаздываю. Или лихо перестроиться. Машина у меня “БМВ”, она очень маневренная. Так что желание полихачить иногда возникает. Но только не в городе, где много “копеек” с людьми за рулем, которые не знают московских дорог, или машин с мигалками, которые ни на кого не обращают внимания, считая, что им все сойдет с рук.
— Почему вы перестали участвовать в экстремальных шоу?
— Я для себя решила, что хочу в первую очередь быть актрисой. Мне кажется, что у меня все знаковые роли, по которым зритель будет меня знать, еще впереди. Их как таковых пока нет. Поэтому, участвуя в различных “цирках” и “звездах”, я обрекаю себя на то, что обо мне будут говорить: “Александрова? Это фигуристка? Или циркачка? Кто она?” Мне сейчас это не нужно. К тому же у меня много работы в театре. Я нахожусь в “Современнике” с утра до вечера. Утром репетиции, вечером спектакли. Галина Борисовна Волчек сейчас делает новую редакцию “Трех сестер”, в которой я участвую.
— Вы долгое время были актрисой без театра — как получилось, что сразу попали в такой знаменитый коллектив?
— Благодаря вам, журналистам. (Смеется.) Мне когда-то задали вопрос, где бы я хотела работать, и я ответила, что единственный театр, в котором я вижу себя, — это “Современник”. Кто-то передал мои слова Галине Борисовне. И она пригласила меня на разговор. Итогом нашей беседы было предложение попробоваться в “Трех товарищах”.
Видимо, тьфу-тьфу-тьфу, проба была удачной, потому что пошли новые вводы, новые спектакли. Сейчас вышел спектакль, который мне безумно нравится, — “Горе от ума”. Не могу еще после премьеры насладиться им. Театр дает мне очень много. У меня совершенно изменился образ жизни. Теперь я не могу, например, сказать: “А полечу-ка я сегодня на Мальдивы!” Театр — это определенная ответственность. Но при этом — море удовольствия. Да такого, что и Мальдив никаких не надо. С утра репетиция, и я счастлива!
— Сейчас у вас ощущение, что вы театральная актриса или киношная?
— За два года работы в театре у меня было всего три кинопроекта. Сейчас, когда присылают какой-то сценарий, где предлагают роль жены или любовницы олигарха, начинаешь думать: а для чего все это? Если у тебя сегодня Ремарк, завтра — Грибоедов, послезавтра — Достоевский. Ты сталкиваешься с такой литературой на сцене, что не хочется растрачивать себя на что-то мелкое.
— А как же деньги?
— Конечно, существует и материальная сторона. Заработки в кино и в театре разные.
— И слава разная…
— Да. Но мне кажется, что, слава Богу, все в моей жизни происходит правильно. Я достаточно много и интенсивно снималась. Даже в таком кино, в каком бы и не стоило. Я заработала себе определенное материальное положение, чтобы иметь сейчас право работать в театре. У меня есть квартира, машина, есть какой-то статус. Можно было бы продолжать гонку за материальными благами, но я поняла, что кино настолько меня высосало, что уже нечего отдавать зрителю. И если кино отбирает, то театр как раз дает тебе. Сейчас у меня есть силы для хорошего кино. Я готова работать даже с молодыми режиссерами, которые заканчивают ВГИК. Мне интересен момент творчества, а не заработка денег. Например, я очень хочу сегодня сняться в детском кино, которое у нас не снимают. Безумно хочу. Просто я знаю, что сейчас я другая. Глаз другой, опыт, я повзрослела и как актриса выросла. Театр очень сильно развивает. Практика. Каждый день тренинг.
— Как вас приняла труппа театра?
— Ой, замечательно! На мой взгляд, это самый интеллигентный театр в Москве. Я наслышана про другие, про их клоаки. А у нас нет группировок. Мы не дружим против кого-то. У нас просто есть здоровый цинизм — каждый может подколоть друг друга на репетиции. Молодые актеры могут шутить над Гармашом, Гармаш — над молодыми. И никто не обижается. В этом я вижу здоровый юмор. У каждого есть правильная самоирония. А потом, в этом театре работают люди, у которых есть чему научиться. И у меня было ощущение дежа вю — что я вернулась туда, где уже была. У меня возникло ощущение дома. Мне были знакомы какие-то комнаты, лестница… А говорят, что когда возникает дежа вю, то, значит, ты попадаешь в “свое” место.
— А Волчек по отношению к вам какая? Говорят, что она может быть тираном.
— Нет, Галина Борисовна не тиран. Просто она знает что хочет. Это очень важно. И она знает, как к какому человеку с какой стороны подойти.
— Зависти со стороны старожилов нет?
— Мне сложно ответить на этот вопрос. Меня все в “Современнике” устраивает. Мне завидовать некому, а как там другие? Не знаю. Я как-то спросила у мамы: “Почему кто-то завидует другому? Вот я не завидую. У меня этого качества нет. Ведь каждому свое”. И мама ответила: “Да, каждому свое. Но не забудь, Мариш, что у тебя все получается”.
— Одно время ваше лицо не сходило с обложек таблоидов. Скандалы, слухи… Это как-то отразилось на вашей жизни?
— Слава Богу, нет. Если поначалу я сильно переживала по поводу написанного, родители расстраивались, то теперь, когда в жизни появилась гармония, нет. Мне стало все равно. Потом мне объясняли, что большая часть материалов была заказная. Мне и самой звонили из желтых изданий со словами: “Дайте нам откровенное интервью, тогда мы перестаем писать о вас гадости”. Даже такой шантаж был. Если у людей есть такое моральное право, как они считают, поливать других грязью, писать ложь, а я не могу изменить ход вещей, то я не хочу обращать на это внимание. А что же тогда переживать?
- Вы не приняли правила их игры и в суды не обращались?
— Нет. Да и в нашей стране ходить по судам — смешно. Получить в итоге 10 тысяч рублей компенсации?..
— А родителей успокоить?
— Когда появились первые негативные публикации, естественно, им было очень неприятно. На это обращали внимание и друзья родителей. Маме на работе “доброжелатели” газетку на стол обязательно подкладывали, если там был материал обо мне. Но в итоге мы поняли, что публикации просто не стоят нашего внимания. А потом, мне такой “славы” никогда не надо было. Теперь это все видят и понимают. Это не мой уровень славы. Не мой формат. Хотя Оскар Уайльд сказал, что пусть лучше говорят плохо, чем вообще не говорят. Но, скажу честно, желтое — оно и есть желтое. Мне кажется, что это нужно людям, у которых нет профессиональных основ, профессионального роста. Людям, у которых что-то не получается в жизни. Поэтому они делают свое имя на именах других людей.
— А кто-то газетки подкладывает.
— Да. (Смеется.) Но, несмотря ни на что, могу честно сказать: сейчас я — абсолютно счастливый человек!
