Джек Николсон — “МК”: “Никаких трюков, чистый животный магнетизм!”
Поделиться
Никто не сравнится с ним. 12 номинаций на “Оскар”: 8 за лучшую главную роль и 4 за роль второго плана, в итоге — три “Оскара” в кармане. В апреле ему исполняется 70 лет, и помимо своих профессиональных успехов и любви к нему всей планеты Джек Николсон может похвастаться пятью детьми (старшей дочери — 44, младшему сыну — 16) и длиннющим донжуанским списком, в котором — лучшие красавицы и умницы Голливуда и подиума: от Наоми Кэмпбелл до Мэрил Стрип. Единственное, о чем он жалеет, что до сих пор не научился готовить и не знает ни одного иностранного языка.
Кажется, Джек Николсон никогда не выходит из роли. На этот раз он играл не сердцееда, чего всегда от него так ждут, а заботливого отца и ответственного профессионала. Он может себе это позволить. Он, пожалуй, единственный актер, не требующий особых представлений. Ему 70 лет, 50 из них он в кинобизнесе — чем еще его можно удивить? Говорят, что сейчас он соглашается только на те роли, что стоят продюсерам не меньше 15 миллионов долларов, отказывается от телевизионных интервью, но с удовольствием общается с печатной прессой — если повод есть. А повод был — его новая роль в фильме “Пока не сыграл в ящик”, где он составил прекрасную пару Моргану Фриману. Актеры сыграли двух стариков, узнавших о смертельной болезни и решивших сделать все, что не успели за 70 лет своей жизни.
Обо всем этом и многом другом великолепный Джек рассказал в эксклюзивном интервью собкору “МК” в Лондоне Марии Давтян.
“Хочу научиться готовить”
— Вы наверняка задумались о собственном списке невыполненных дел после фильма, что в нем?
— Я хотел бы увидеть, как мои дети закончат школу, поступят в колледж и закончат его, как они повзрослеют. Хотел бы научиться говорить на других языках. Научиться готовить.
— А когда-нибудь пытались?
— В моей жизни был короткий эпизод, когда я работал поваром в забегаловке, но тогда я готовил хот-доги, гамбургеры и прочее. Так что до сих пор чувствую необходимость научиться готовить вкусно. Помню, одна женщина заказала оладьи. А у нас оладьи заказывали нечасто, и меня нельзя было назвать специалистом по этому блюду. Ну я сделал как смог — и они получились вот такой толщины. Я приношу ей оладьи: “Что это?” — спрашивает меня она. Я сделал так (показывает руками, как придавливает оладьи), подвинул ей тарелку и сказал: “Если вам не нравится, делайте сами эти чертовы оладьи”.
— Если ваша дочь решит пойти не в университет, а в киношколу, что вы ей посоветуете?
— Я уже дал ей совет на этот случай. Если ты хочешь чего-то добиться, то стремиться надо к самой вершине, и главным в твоей жизни должно стать мастерство, а не звездные качества.
— …звездные качества?
— Это когда на площадке актриса двигается, как модель на подиуме.
“В комедии главное — простота”
— Вообще по сравнению со многими вашими прежними ролями эта кажется слишком простой…
— Мне очень понравился сценарий. Не могу сказать, что он мне дался легко — мы много работали с Робом (Рейнером, режиссером фильма. — М.Д.), и мне было непросто умирать. Но персональное спасибо хочу сказать Робу за то, что фильм получился с глубоким чувством, но не чувствительный, не сентиментальный.
Так что теперь я верю, что большинство людей умирают не от болезней, а от визитеров, и 95 процентов людей всегда ошибаются. Но, конечно, это не то, что мы хотели в итоге рассказать зрителям. Наш фильм о том, что каждый может вылезти из своей привычной оболочки и сделать то, что всегда казалось ему невероятным.
Я знаю, все это выглядит простовато, мне всегда казалось это ошибкой сценария. Но после того, как работа была завершена и я увидел результат, недочет превратился в достоинство.
Вы возьмите первую сцену, где Морган читает письмо от доктора, в котором ему сообщают о смертельной болезни — как он это сыграл! Как можно говорить о простоте?! Самое сложное — сделать работу невидимой, и тогда зритель безоговорочно примет все, что видит на экране.
— Многие говорят, что комедия — самый сложный жанр. Согласитесь?
— Во время съемок я иногда смотрел на Моргана и думал, как ему легко все дается! Но на самом деле вы правы, комедия — самый сложный жанр. Здесь нельзя ошибиться, это в драме есть масса путей добиться желаемого. Но в комедии главное — простота. Суть комедии — реальность. И пусть Роб работал с профессиональными юмористами во время написания сценария, я иду другим путем. Я сам по себе смешной человек, но если кто-то мне скажет “будь смешным”, я тут же провалюсь.
“Мало лгал, не занимал чужого места”
— Вы с вашим героем примерно одного возраста — ваш персонаж увидел, как был не прав в жизни, сколько дурных поступков совершил… Фильм заставил вас посмотреть на себя со стороны?
— Честно говоря, нет. Если я и сожалею о чем-то негативном в своей жизни, то об очень немногом. Я мало лгал, не занимал чужого места, так что мне не приходится беспокоиться о подобных вещах. Конечно, я во многом вам и не признаюсь — и вы никогда не узнаете, что я сделаю, выйдя за дверь. Но когда подходит определенный возраст, тебе просто приходится удивляться тому, куда, например, подевались твои волосы, перемены происходят — хочешь ты этого или нет.
— А когда вы впервые заметили, что стареете?
— О чем я действительно беспокоюсь, так это о том, что вряд ли можно будет увидеть на экране. Не о морщинах, а о том, что когда-нибудь мне не хватит энергии, я не смогу стоять перед камерой — просто физически не смогу выдержать. Я всегда удивлялся, сколько моя бабушка может простоять — надеюсь, в ее возрасте я смогу так же. Моим мерилом всегда был путь от машины до моего места на стадионе, где я смотрю баскетбол. А это довольно большое расстояние.
— Ваш герой лишь в конце жизни стал получать от нее удовольствие. Вы способны радоваться каждому дню?
— Людям сложно понять, что в данный конкретный момент они счастливы. Мне иногда кажется, что многие просто боятся быть счастливыми. Я надеюсь, что каждый день своей жизни — не считая тех, когда случалась настоящая трагедия, — я находил радость. Радость может быть везде, но я не могу каждому посоветовать мой способ.
Определенный вид радости я нашел в лицах ученых мужей, предсказавших, что Хиллари Клинтон умрет в Нью-Гемпшире (речь о праймериз, связанных с выборами президента США. — “МК”). Наблюдение за этой суетой доставило мне огромное удовольствие. Ну и, конечно, дети. Буквально перед отъездом я видел свою дочь в школьной пьесе. Я счастлив уже тогда, когда проснулся утром живым и здоровым. Тем более когда просыпаешься после нескольких ужасных часов сна, где ты находишься между жизнью и смертью.
“Добавил сексуальности”
— Ваши герои в фильмах “О Шмидте”, “Любовь по правилам… и без”, теперь “Пока не сыграл в ящик” вынуждены менять приоритеты, так как достигли определенного возраста. Ваши приоритеты так же подвергаются переоценке или же просто ваш агент посоветовал изменить амплуа?
— Жизнь так устроена, что приоритеты меняются со временем. Я никогда не мог понять, как это происходит. И, как успешный актер, я уже двадцать пять или тридцать лет не имею дел с агентами, мне просто звонят и предлагают роль. Вообще в литературе не так много героев старше пятидесяти. А если и есть, то их можно сосчитать по пальцам. Во всяком случае, я могу назвать лишь нескольких. И если речь зашла о человеке старше шестидесяти пяти, то персонаж этот будет присутствовать лишь для того, чтобы показать его старомодность и дать молодым героям посмеяться над ним.
У меня была масса возможностей провалиться как актеру, потерять свою популярность. Но главный мой козырь — никогда не пытаться повторить успех предыдущей работы. Для актера — это смерть.
Но многие попадаются на эту удочку: всегда найдется кто-то, кто сможет уговорить их сделать что-то похожее на успешный фильм. Второй раз может тоже повезти, но стоит тебе повториться и сделать это в третий раз — ты пропал, попал в ловушку. У меня так было с “Беспечным ездоком”, там я играл героя старше. Следующий тоже был старше, а почему так вышло? Да зритель никогда толком и не знал, сколько мне лет, а потом мне было уже сложно играть персонажей своего возраста, то есть моложе предыдущих…
Когда я впервые задумался над вопросом взросления, я решил, что в каждом герое надо искать вакуум, чтобы заполнить его собой. Вакуум там, где все давно решено. Например, мужчины среднего возраста в кино обычно отцы. Они всегда знают, как лучше, и знают, откуда появились дети. Почему? Они ведь никогда не снимают штанов, откуда им знать это? И я добавил сексуальности.
Это было первое, о чем мы заговорили с Мартином Скорсезе, когда собирались работать над “Отступниками”. Я хотел добавить своему персонажу сексуальности. Не знаю, возможно, я переусердствовал (смеется), но мне так не кажется. Я случайно слышал что-то похожее о каком-то гангстере, но не стал заниматься исследованиями. Мой персонаж был сошедшим с ума королем. Но чуть позже я узнал, что действительно существует похожее сексуальное безумие, и я сделал весьма удачную его проекцию на своего героя.
— Вас не раз называли секс-символом, что вы такого для этого сделали?
— У меня есть особая техника. Никаких трюков, чистый животный магнетизм. Это одна их тех вещей, в которых нельзя дать точного рецепта.
“Приходится выходить на улицу курить”
— Вам, наверное, непросто пройтись по улице…
— Я этого просто не делаю. Но сейчас мне приходится выходить на улицу курить — потому что нигде в ресторанах курить нельзя. Вообще-то я люблю размяться во время ужина, но здесь, в Лондоне (мы разговаривали перед лондонской премьерой фильма “Пока не сыграл в ящик”. — М.Д.), вечером на улице всегда светлее, чем днем, из-за вспышек фотографов. С этими новыми правилами им повезло — они всегда могут снять меня с сигаретой.
Что касается прогулок, скажу о Европе. В Америке все немного иначе. В Европе и здесь, в Лондоне, я не могу пройти двух шагов от автомобиля до дверей отеля, чтобы меня не сфотографировали. И так уже по крайней мере двадцать лет.
— Вас это не раздражает?
— Большинство их них просят автографы, но я знаю, что эти люди — профессионалы. Я ничего не имею против профессионалов и подписал массу автографов. В конце концов публичность — часть моей профессии.
И, знаете, я не могу пожаловаться на фотографов. У меня был период, когда мне пришлось провести в Лондоне два месяца. И здесь мне пришлось как-то попросить фотографов не делать снимков. И ни один не сделал ни кадра! Так что до тех пор, пока мы знаем границы дозволенного, я ничего не имею против профессионалов.
— Но сейчас все сильно изменилось — папарацци вам дают спокойно жить? Более молодые актеры — как Шон Пенн например — не терпят вторжения в частную жизнь.
— Конечно, у меня тоже были подобные ситуации — когда, например, папарацци снимали мою новорожденную дочь. Но это была не ситуация, которая касается меня лично. Она касалась моего ребенка, а это совершенно другое дело. Так что мне пришлось отобрать камеру.
“Я видел, как рождаются мои дети. Страшно было!”
— Вы так рассказываете об отношениях со своими детьми, как вам удается их сохранить, ведь вы не живете вместе?
— Ну эти отношения не настолько прекрасны, как вы могли подумать. Но, знаете, я помню, как родилась моя первая дочь, свои ощущения…
— Вы присутствовали на родах?
— Нет, тогда это еще не разрешалось. И когда мне сказали: “У вас дочь”, — я почувствовал невероятное — моя жизнь изменилась. Изменилась навсегда!
Да, а уже при рождении своих следующих детей я был во время родов в палате, я видел, как они рождаются… Страшно было, скажу я вам.
— Вы знаете кинобизнес уже больше пятидесяти лет, сейчас он сильно изменился?
— Да, я начинал в анимационном департамента MGM в 1955-м, и, конечно, сейчас все сильно поменялось. Возьмите хотя бы налоги. Все независимое кино вышло из тех времен, когда налоги на индивидуальный бизнес были 19 процентов. На корпоративный — 25. С такими налогами снимать независимое кино было дешевле и проще. Это фундаментальная разница, она многое объясняет в современном положении кино. Что еще? Ну чтобы далеко не ходить. Миллионы кинотеатров, где показывают фильмы, которые в прошлые времена едва ли заработали малую часть того, что они зарабатывают сегодня.
В каждой крупной студии есть специальный отдел, который должен решать, принесет фильм прибыль или нет. И эти люди всегда ошибаются!
ПРО ЧТО ФИЛЬМ
Двух стариков — автомеханика Картера Чемберса (Морган Фриман) и миллионера Эдварда Коула (Джек Николсон) сводит одно несчастье: смертельная болезнь. Занимая соседние кровати в госпитале, они становятся друзьями. И решают, дабы не терять оставшиеся им время даром, осуществить все свои желания, для которых им все не хватило времени. Увидеть пирамиды, поцеловать прекраснейшую женщину в мире, прыгнуть с парашютом, найти в жизни радость. И конечно же, им не хватит времени, чтобы выполнить последнее желание в списке. При том, не будь в фильме Николсона с Фриманом — двух могучих стариков голливудского кино, — не было бы такого фильма вообще.
Они добавили сюжету жизни, одним взмахом руки заставили зрителей поверить и в Тадж-Махал, и в беспричинную радость, и в гоночные автомобили, и в перевоспитание в возрасте семидесяти с лишним лет, а особенно чувствительных — пустить слезу в финале.
