Татьяна Веденеева: “Целоваться меня научила подруга”
Поделиться
Что мы знаем о Татьяне Веденеевой? Да практически все! Знаем, что в девичестве она снялась в “Здравствуйте, я ваша тетя!”, что в советское время стала телезвездой, что первый ее муж был художник, а она по большой любви ушла ко второму — деловому, что много лет ее не было в России, а теперь она вернулась на наше ТВ да еще торгует соусом. Про что же тогда с ней говорить, под каким соусом вести беседу? Но ведь так хочется выведать что-нибудь потаенное! — Тань, вы себя любите?
— Ну, это же у каждого человека заложено в природе. Но чисто внешне я себе никогда не нравилась.
— Кокетничаете?
— Нет. Была бы моя воля, я бы все в себе переделала. Читала тут одну забавную статью о том, как должны выглядеть люди через тысячу лет. Там было написано, что все женщины не будут иметь ни одного волоска на теле, у всех будет шикарная шевелюра и они все станут похожи на Барби.
— Ужас какой-то! Для себя вы бы хотели точно по Гоголю: если бы к носу Волочковой прибавить рот Ксении Собчак… Хотя, наверное, это не ваши типажи.
— Я бы в своей внешности многое хотела изменить, но не до такой же степени!
— Тем не менее все вокруг говорят, какая вы красивая.
— Это правда. Первый раз о себе я это услышала лет в 13. Помню, была дома одна, пришли два папиных товарища, позвонили в дверь, я открыла и сказала, что папы нет. Дверь закрылась, и я услышала, как один другому говорит: “Какая у Виктора дочка красивая!..” Я тут же побежала к зеркалу и стала очень внимательно на себя смотреть.
— Вы делали себе пластические операции?
— Вы сейчас намекаете на рекламу, в которой я участвовала? Да, я сделала это для родственников моих ближайших друзей. Но в той клинике я не производила над собой никаких пластических операций, хотя пользуюсь их услугами. Это так же нормально, как идти в парикмахерскую или к дантисту. Но у нас почему-то все к эстетической хирургии и косметологии относятся очень странно. Заметьте, я не говорю о пластических операциях, когда человек увеличивает грудь, изменяет форму носа или вообще поменял внешность, потому что его разыскивает Интерпол. Конечно, есть люди, которые не знают меры и в косметической хирургии, губы себе накачивают и выглядят после этого, как золотые рыбки, жаль, что желания не исполняют… Это перебор, конечно. А вообще, я думаю, на Западе, во Франции например, где уже развитой социализм, многие подобные услуги будут бесплатными за счет покрытия страховкой. У них там совершенно к этому другое отношение. Ведь если у вас какое-то огромное родимое пятно на глазу, вы в этом не виноваты. Это не пластическая операция, а только улучшение своей внешности для того, чтобы себя чувствовать более комфортно, чтобы комплексов не было.
— У вас есть комплексы?
— У меня их полно. Например, мне очень трудно иногда людям в чем-то отказать. Конечно, я не могу попасться на уловку цыганки, которая захочет погадать мне на улице, или рекламу, о которой я все знаю, но я могу довериться какому-нибудь недобросовестному человеку, пойти на большие потери вразрез со здравым смыслом. Еще могу кого-нибудь не уволить с работы только из-за того, что мне будет жалко эту девушку. Я с этим комплексом всю жизнь борюсь.
— А что-то личное?
— Ну, это у всех бывает. Мы всегда кому-то доверяем, потом выясняется, что зря. Говорил же папаша Мюллер, что никому доверять нельзя.
— Мне можно.
— Люди часто подставляют друг друга по глупости, по недоразумению. Но если не доверять людям вообще, то лучше уж удавиться.
— У вас были такие ситуации, когда вы переживали полное неверие в людей, абсолютную душевную пустоту?
— Особенно сильно я это чувствовала, когда первый раз уходила с телевидения. Но тогда я поняла, что вместо того, чтобы все это переживать, лучше занять себя чем-то другим. Правда, и это еще один мой комплекс, я не могу пойти и попросить за себя. Какая-то есть во мне чрезмерная скромность, совсем ненужная.
— Помните, как Раневская сказала про Ию Саввину: смесь гремучей змеи с колокольчиком. В вас есть эта гремучая змея, которая должна, наверное, вылезать? Иначе же съедят.
— Гремучей нет, но что-то такое во мне есть, какой-то зверь маленький, и я его пытаюсь вырастить. Но я знаю, что ничего доброго при таком зверьке сделать не получится. Ведь все хорошее создается только на положительных эмоциях. Когда человек влюблен, у него вырастают крылья и ему кажется, что он может горы свернуть.
— Вы смотрели фильм “Дьявол носит Pradа”? Вы не похожи на тот тип суровой начальницы, который играет Мэрил Стрип?
— Этот модный бизнес, которым занимается героиня Мэрил Стрип, очень фальшивый. Именно поэтому там такая начальница.
— А ваш ткемали?
— Это не фальшивый бизнес, а реальная вещь, которая необходима каждому человеку. А мода с голой грудью — это фальшь, дутый мыльный пузырь. Кроме как на безумных вечеринках, так никто и нигде не одевается.
* * *
— В начале 90-х вы со вторым мужем уехали во Францию и прожили там 8 лет. Когда в 99-м вернулись в Москву, у вас был культурный шок?
— Был от многих вещей, от телевидения в том числе. Когда я в то время включала телевизор, видела там такой ужас, такую бездарность! Программы вели люди, но было непонятно, как они вообще могут на экране находиться. Их хотелось сразу же переключить. И тогда я думала: как хорошо, что я во всем этом не участвую. Но при этом иногда видела и хорошие передачи и тогда уже жалела, что меня нет в России. Так по жизни было везде. Я очень хорошо помню первые супермаркеты в Москве. На прилавке там лежали огурцы. Я приподнимаю один, хочу его взять, а он с другой стороны совершенно гнилой. Я к продавщице, а она отвечает с нежной улыбкой: “Ну ведь это же не я его сюда положила, что мне начальство говорит, то я и делаю”. Или берешь стаканчик йогурта, а срок годности у него кончился вчера. Такое было сплошь и рядом. Вот на Западе, как только подходят последние два-три дня срока хранения, цена снижается. У нас пока такого нет.
— Да, опасно столько лет по франциям разъезжать… Но ведь и там свои тараканы?
— Там стереотип восприятия русских. Вот идем мы с подругой, актрисой, по Парижу и просим одного француза нас сфотографировать. Он понимает, что мы иностранки, спрашивает: “Вы что, русские?” Мы говорим: “Да”. — “А, русская мафия…” Почему мы, две нормальные женщины, должны быть мафией? Было обидно. Но это существует благодаря поступкам наших соотечественников. Я была свидетелем, как в дорогом ресторане в Женеве сидела одна наша дама и громко разговаривала по телефону. А в хороших ресторанах за границей разговаривать по телефону нельзя. К ней подошел официант, сделал замечание, но она все равно продолжала говорить. Тогда ее попросили выйти. Женщина была красная от возмущения.
— Вы в Москве были звездой, а в Париже — домохозяйкой при муже. Это тяжело переживалось?
— Я на этот счет не переживала, а, наверное, зря. У российских женщин, и я не исключение, есть тенденция растворяться в мужчине. Нам этого очень хочется. Мы хотим подавать любимому завтрак в постель, сделать все для него, любимого… Но через какое-то количество лет ты понимаешь, что нельзя было так сильно растворяться. Замечательно, конечно, когда только он и я, больше никого. Но потом ты теряешь навык общения с людьми, сама себе становишься неинтересной. Когда мы приехали в Москву, то, где бы ни находились, всегда стремились успеть к телевизору, к 9-часовым новостям, и страшно переживали, если этого не получалось. Я смотрела на экран после восьмилетнего отсутствия и не понимала, что это за люди, чем занимаются, что вообще в стране происходит…
— Но теперь-то вы поняли? Вы поняли, как нужно существовать в шоу-бизнесе, с кем нужно дружить и с кем не нужно?
— Да я многих и не знаю даже. Бывало, приходишь на какие-то тусовки, смотришь на человека — вроде видела его на экране, а вроде и нет. Некоторые настолько невыразительные, что я их просто не запоминаю.
— Но Малахова-то вы помните?
— Андрюшку? Ну конечно! Помню, я к нему приходила на программу “Большая стирка”, где мы говорили о генетически модифицированных продуктах. Как ни странно, программа получилась очень интересной, потому что кроме меня еще пришло несколько человек, сведущих в этой теме. Я там выступила с пламенной речью о том, что такие продукты — вещь неизученная и опасная. Например, через 30 лет после того, как стали разводить лососей, появились рыбы с тремя глазами. Может, третий глаз — это и хорошо, но хотим ли мы этого? И что будет тогда с человеком? И будет ли это вообще человек?..
— Да, известно ваше суперсерьезное отношение к еде. Вы что, каждого микробика перед приемом пищи подсчитываете?
— Я не очень серьезно отношусь к микробам, потому что микроорганизмы есть везде. Если об этом думать, то свихнуться можно. Другое дело, что есть продукты, которые не должны содержать чего-то такого, что в них впихивают, даже из лучших побуждений. Вот к этому я отношусь серьезно, поэтому стараюсь есть по возможности продукты экологически чистые и максимально простые. Есть продукты совместимые друг с другом, а есть несовместимые, и тогда в результате что-то у вас переварится, а что-то еще нет. Потом все это будет очень долго разлагаться в кишечнике, в результате чего у вас и образуются те самые знаменитые шлаки.
* * *
— Тань, ну а как ваш сын, он уже отучился в Англии?
— Да, сейчас он уже живет в Москве, ему скоро будет 23 года. В Англии жить он категорически отказывается. Дима там окончил университет, получил литературно-журналистское образование. Во время учебы он много работал, я сама его об этом просила, даже создавала ему такие условия, что он вынужден был работать.
— Он что, там статьи писал?
— Немножко он работал с Би-би-си на русском языке, но больше трудился официантом, менеджером по продажам, по домам ходил, уговаривал людей что-нибудь купить. Я ему так и говорила: если хочешь быть писателем, то должен понимать, как люди живут. Вот пойди в пиццерию, поработай официантом. Он так и делал. У него в этом плане нет никакого апломба. Хотя у Димы вполне аналитический ум, он очень хорошо соображает, и я этим горжусь. Тем не менее он, с 11 лет живя в Англии, стал невероятным патриотом России. Ему всегда было обидно, когда в Англии показывали что-нибудь антироссийское. Он всегда поддерживал политику Путина.
— Может, Диме в Англии не очень хорошо жилось?
— Нет, он учился в одной из лучших британских школ, получил жесткое мужское воспитание, потому что школа была мужская. Его наказывали за каждую провинность. Но мы с мужем никогда не баловали детей, хотели, чтобы они выросли нормальными людьми. Дима вернулся в Москву два года назад. Год он проработал в большой американской маркетинговой компании. Сейчас получает второе образование, изучает экономику и хочет заниматься бизнесом. Но он все равно мечтает писать. А еще, чтобы заработать себе на жизнь, он много занимается переводом.
— Вы сказали “дети” — во множественном числе. Вы имели в виду детей своего мужа?
— Да, у мужа две дочки. Младшей было всего четыре года, когда мы с ним познакомились. Сейчас она уже студентка третьего курса. А старшая живет в Англии.
— Вы их считаете своими детьми по жизни?
— Я их считаю детьми нашей семьи. Все-таки у них же есть мама, с которой они живут, и было бы странно, если бы я их считала своими.
— А вас они называют Таней? Вы для них старшая подруга?
— Да, меня называют просто Таней, и общаемся мы с ними только в отпуске и на выходных. Для них я не подруга, а жена папы, но отношения у нас с ними всегда были очень хорошими. Разве что только в начале нужно было время, чтобы друг к другу привыкнуть.
* * *
— Когда вы в очередной раз смотрите “Здравствуйте, я ваша тетя!” и видите себя, что вы думаете о той юной невинной девушке?
— Мне было тогда 18 лет, я еще в институте училась. Когда я смотрю “Тетю”, то воспринимаю себя там как другого человека — будто это не я совсем, а какая-то моя близкая родственница. И еще мне кажется, что если бы эта девушка попала в наше время, то она бы не выжила. Я тогда только приехала из провинции, была очень строгого воспитания. До 19 лет алкоголя не пробовала, не говоря уж о сигаретах, не была ни в одном ресторане. Сейчас такие девушки вообще не в моде, и парни на них не обращают внимания, не понимают, как себя с ними вести. Хотя я помню, как еще тогда мне однокурсник сказал: “Тань, тебя все парни боятся, потому что ты еще девушка”. Я была потрясена, откуда он это может знать. А это, наверное, у меня было на лице написано.
— А Калягин, Гафт, Козаков вас тоже побаивались?
— Нет, они ко мне относились с очень большой симпатией, за что я им благодарна. Они, наверное, понимали, что я неиспорченная, и очень меня опекали. Особенно Саша Калягин трогательно ко мне относился. Но я действительно была очень застенчива. Это один из комплексов, который я в себе поборола. Например, когда родители узнали, что я еду поступать в ГИТИС, мой отец был в шоке: “Какая ты артистка, ты даже хлеба не можешь нормально купить”. А я действительно приходила в булочную и чуть ли не шепотом лепетала: “Мне, пожалуйста, батон за 20 копеек”. “Что-о-о?!” — орала в ответ продавщица. И только тогда я старалась исправиться и уже чеканила каждое слово.
— Обычно, когда девушку или юношу родители долго держат в черном теле, они затем, уехав из родимого дома, так отвязываются, что мало не покажется. У вас было что-то подобное?
— Не было. Помню, когда я училась на первом курсе, то жила в общежитии (это потом, когда я уже стала сниматься в кино, у меня появилось много денег, я не знала, как их потратить, и стала снимать квартиру). В комнате общежития нас было четыре девочки. Старшая из них, Галя Коншина, сейчас работающая на эстраде, была самая продвинутая и учила меня целоваться. Было так смешно: мы с ней целовались, она учила меня, что надо делать с губами… А еще помню, как девочки в общежитии дали мне первый раз попробовать сигарету покурить. Я вдохнула этот дым — и вся комната поплыла. Мне показалось, что я падаю со стула, это был такой кошмар! Вновь я закурила, только когда пришла на телевидение. Тогда, перед Олимпиадой-80, в Москве появились первые американские сигареты, все модные люди считали за честь курить именно их. Я, конечно, тоже попала под это влияние. Когда я пришла на телевидение, то снимала квартиру у одной девушки, она дымила как паровоз и очень любила играть в преферанс. Помню, к ней приходили подруги-медики, и они по четвергам резались в преферанс. Но я так и не научилась этому. Зато научилась играть в покер. Мне не было равных, я совершенно не боялась проиграть, поэтому всегда выигрывала. Я могла блефовать просто гениально. Моему первому мужу очень нравилось наблюдать, как я с кем-нибудь играю в покер. Он мне говорил: “Ты не бойся проиграть, у меня есть деньги”. Но я никогда не проигрывала. Так вот, моя подруга курила, я всем этим дышала и как-то пристрастилась к куреву. Но по-настоящему не курила никогда. Когда приезжала на телевидение, у меня всегда была пачка сигарет, но за день я всегда выкуривала одну, максимум две “папироски”, все остальное у меня стреляли. Так что во все тяжкие я так и не пустилась. Наверное, Бог хранил. А ведь вокруг, конечно же, были мужчины, которые могли бы со мной сделать все что угодно. Но однажды один директор картины сказал мне: “Тань, вы постарайтесь такой остаться как можно дольше, постарайтесь не стать такой, как все бабы. Ведь вы такая, что до вас дотронуться страшно, иначе надо жениться”. А мне-то хотелось, чтобы до меня уже дотрагивались. Но все как-то побаивались. И я знаю, что боятся до сих пор.
— Вы производите впечатление очень успешной женщины. Но помните, Пугачева поет: “Сильная женщина плачет у окна…” У вас бывают такие моменты?
— Я просто хочу быть успешной, стараюсь. Но в моей жизни было столько всякого: и когда денег совсем не хватало, и ощущение, что ты один на целом белом свете, и когда тебя бросают, и когда кажется, что все рухнуло. Все абсолютно было.
— А сейчас?
— И сейчас — тоже. У меня есть проблемы в семье, так же как и у всех.
— Неужели с мужем? Ведь всем ваши отношения казались просто сказкой.
— Но мы же умные, взрослые люди. Когда мы стали жить вместе, то уже обладали опытом. Конечно, мы старались, чтобы этого не случилось, но… Может, все из-за того, что мы вместе занимались одним делом? Так бывает, любовь — неуловимая вещь, она может уйти. Можно заставить себя с человеком жить, делать вид, что ты его любишь. Женщины в этом смысле талантливы. Но настоящая любовь может свалиться как снег на голову и точно так же исчезнуть.
— Есть такое понятие: “секрет ее молодости”. Вы не ждете с ужасом, когда вас начнут об этом спрашивать?
— Да меня все время об этом спрашивают, всю жизнь. Самое смешное — подходят чуть ли уже не старички с седыми висками и говорят: “Я вас люблю с детства”. Вроде все тебя знают — это хорошо, но при этом, наверное, всем кажется, что мне уже должно быть сто лет как минимум. А я всем отвечаю: почему я должна выглядеть плохо? А секреты просты: во-первых, у меня такая генетика. Во-вторых, очень сильная занятость, востребованность. А еще нужно хорошо спать и не есть всякую дрянь. Ну и хорошая косметика, конечно. У меня тоже есть проблемы в жизни. Бывает, я плачу, но потом понимаю, что, если из этого себя не вытащить, все пропало. Надо просто найти себе дело. Вот если бы у меня сейчас вообще ничего не было, я могла бы, например, пойти работать няней, потому что люблю маленьких детей. Могу работать агентом по недвижимости. Знаете, какой у меня дар убеждения! А еще я могла бы быть шикарной официанткой. Я ведь за свою жизнь побывала в разных ресторанах — от самых простых до самых крутых, в разных странах. Я умею видеть людей, я могу к любому человеку найти подход. Я могла бы получать огромные чаевые!
