На природе, а точнее, на даче во Внукове, как всегда, накроют столы. Будут плов, шашлык-машлык, помидоры пузатые с глянцевыми боками, чернильные баклажаны, зелень горами…
Так любят в Узбекистане, откуда он родом. Будут гости — столько, что машины не знаешь куда поставить.
С ней. С дочкой.
Со всеми.
Однокомнатная квартира на юго-востоке Москвы. В большой квадратной комнате — “плазма”, стол квадратный, по диагонали друг напротив друга по углам стеклянные стойки. На одной — бутылка водки, с которой улыбается Абдулов: водка в честь артиста. А рядом на стене фотография девочки — щекастая, смеется…
— Это Женька? — спрашиваю я.
— Она, — говорит Юля из кухни. — Совсем маленькая здесь.
— А почему ты не назвала ее Сашей?
— Представляешь, Александра Александровна — язык сломаешь. Я еще понимаю — Сан Саныч, а девочка…
Чай. Сигареты.
— Я не знаю, зачем меня все время спрашивают: “А сложный у него был характер?” Да хороший был у него характер. “А трудно было с ним?” Да совсем не трудно. И почему это людей интересует?..
Худенькая, стройная. Темные волосы в каре, острый профиль. В общем, модель. В общем, красивая… Но печаль… А вот печаль она пытается не показывать.
— Нет, но почему это всех интересует — как познакомились?
— А я бы тоже тебя спросила: как познакомились? И кто ты, чем занимаешься? Ничего, кроме благозвучной фамилии — Милославская, — о тебе неизвестно.
— Это не моя фамилия. Я вообще не знаю, откуда она взялась.
— Псевдоним?
— Да, я вообще к ней не имею никакого отношения. В какой-то желтой газете написали: “Милошенкова” — и все это трансформировалось в Милославскую.
— А как твоя фамилия звучит?
— Мешина. Абсолютно хорошая фамилия, которой я горжусь. У меня замечательные родственники, родители, которых я очень люблю. И никакого отношения к модельному бизнесу, артистической среде я не имею.
— Может, ты экономист?
— Нет, я юрист. Работала по специальности, но мало. Честно говоря, больше домашняя и семейная жизнь привлекает.
— Это Саша хотел, чтобы ты не работала?
— У нас даже вопрос не стоял так.
Она объясняет, что никогда не была фанаткой Абдулова, что быстро поняла разницу между экранным и жизненным человеком. Но если кто-то ей говорит, что Александр Абдулов не нравится как артист, она резко спрашивает: “А вы видели его в театре? Нет?.. О чем мы говорим!”
“Я так счастлив, что мне страшно”
Она курит. Она нервничает. И вполне возможно, думаю я, ей совсем неприятно, что я сижу напротив, что лезу в ее жизнь, которая внезапно поменяла цвет радости на цвет скорби. Ей трудно как никому, а я ей — про странности любви.
— Много странностей бывает, — говорит она, закуривая не первую сигарету. — 21 марта Саше вручили “Нику”, и как раз был день рождения Женьки. Но вот какая интересная штука до этого произошла. Где-то в декабре, месяца за четыре до этого, мы все были дома. У нас, знаешь, такой большой телевизор, а рядом — качели. Женька прыгала на качелях, а в это время показывали фильм — старый, черно-белый, где играл Баталов. И вот крупный план Баталова на экране и тут же — Женька на качелях. Саша говорит: “Быстро берите фотоаппарат, быстро снимайте. Ты не представляешь, какая это история. Это же память: такой гениальный артист — и маленький ребенок”. И Сашин приятель (он был у нас в гостях) сделал этот снимок.
И кто бы знал, что по прошествии времени тот же Алексей Баталов будет вручать Саше “Нику”. И как бы Женьке… (Закуривает, всхлипывает.) Такие вот, м-м-м…
— Я верю в неслучайные вещи, неслучайные встречи, неслучайные случайности.
— Случайностей вообще не бывает. Мы же с Сашей не случайно встретились. (Пауза.) Когда мы познакомились и начали общаться, я прекрасно знала, что я выйду замуж, у меня будет семья, будет ребенок. Понимаешь, абсолютная уверенность, что это когда-то уже случалось с нами. Абсолютное дежа вю — это когда-то было. Вот откуда у меня была такая уверенность?
Мы абсолютно родственные души с ним. Без ощущений дискомфорта, бытовых проблем. Такое ощущение, что откуда-то сверху тебя накрыло какой-то благодатью — и ты растворился в абсолютном комфорте. Как с Сашей было легко, не было никогда и ни с кем. Наверно, поэтому… (Всхлипывает.) Кто-то сказал из друзей: “Вы настолько растворились друг в друге, у вас был такой эмоциональный перебор — так не бывает”.
Как-то мы сидели на диване, и Саша сказал: “Я так счастлив, что мне страшно”. Такое же ощущение страха было и у меня. (Плачет.) Страшно от того, что ты думаешь, будто это можешь потерять.
— Юля, а сколько вы были вместе?
— Года четыре.
— Знаешь, в последние годы у него такой прорыв был в театре — в “Плаче палача”, в “Кукушкином гнезде”… Особенно в “Плаче”.
— Он очень хотел сыграть “Женитьбу”. Забавно было: Саша с Морфовым (режиссер Александр Морфов. — М.Р.) работали над “Кукушкой”, и один психиатр для них написал психологический портрет героя. Саша принес домой два листочка. Один читаю — шизофреник. Ладно, думаю… Читаю второй и говорю: “Слушай, Саш, а тебе ничего играть не нужно, это же ты”.
— А ты ездила с ним на гастроли?
— Только с антрепризой, где он играл с Прокловой, Никоненко, Ирой (Ирина Алферова — актриса, первая жена Александра Абдулова. — М.Р.).
— А ты с Ирой была в хороших отношениях?
— Почему была? И есть.
Она папу с чужим дядей не перепутает
— Извини за вопрос. Но после смерти очень много говорят, что тебя не приняли его друзья. А их у него было — о-го-го. И что из-за тебя многие перессорились.
— Это неправда. Одна газета написала: “От нее отвернулись многие”. Бред и чушь. Во-первых, Саша — счастливый человек, у него замечательные друзья. И нет ни одного, с кем бы у меня испортились отношения. Кто был тогда рядом, они и сейчас рядом.
Вот сейчас — смотри: Саши рядом нет, но он есть во всем. Ну как объяснить... (Всхлипывает, прикрыв ладонью рот.) Он — в доме, во всех деталях, в его близких. Он есть в Женьке.
— Насколько она на него похожа?
— Да они как две капли, если взять его детские фотографии. Мы когда отмечали ей год, собралось много друзей. И к нам Ксюша приехала с дочкой Дуней (Ксения Алферова — дочь Ирины Алферовой. — М.Р.), она на две недели моложе Женьки. Женька светлая, Дуня темная. А еще у нас есть рыженькая — дочка брата Роберта. Так что детский сад образовался.
— И как вы все уживаетесь в одном доме?
— А мы как жили, так и живем. У нас на участке два дома. Один дом — где мы с Сашей живем (уже не первый раз она говорит об Александре в настоящем времени). В другом — бабушка, Людмила Александровна, приезжает племянница с мужем и ребенком. У нас коммуна.
Опять закуривает. Разговор можно измерять не временем, а выкуренными сигаретами и пачками. Во всяком случае, первая пачка у нее почти закончилась.
— Все-таки это счастье, если можно вообще говорить о счастье в твоей ситуации, что Александр увидел своего первого ребенка. Женька, конечно, маленькая и вряд ли понимает, что произошло.
— Я не могу сказать, что она чувствует. Дети знают об этой жизни больше, чем мы. У них, я уверена, есть воспоминания о прошлой жизни, которые, наверное, сотрутся. Но Женька… Она ходит по дому, показывает на портреты пальцем, говорит: “Папа”. Могу сказать — она папу с чужим дядей не перепутает.
— Но рано или поздно она спросит тебя: “А где мой папа?” Ты боишься ее вопроса? Мне бы было страшно.
— Я думала… (Пауза.) Я в принципе знаю, как отвечу, но, позволь, я этого тебе не скажу.
— Не говори. Скажи ей.
— Сейчас Саши нет, а кажется, что это затянувшиеся гастроли, съемки. Ну, просто они такие… Такие… Долгие. Но его присутствие я ощущаю физически, но просто в данный момент его здесь нет. Но то, что он есть, — это не обсуждается. Связь у меня с ним существует. Я не боюсь показаться (голос дрожит) сумасшедшей. Вот она есть, и если мне нужно вопрос задать, я получаю на него ответ.
Саша лечиться не любил и не умел
