Гарик Сукачев признался “МК” в любви к сытой жизни и Владимиру Путину
Поделиться
Друзья зовут его Горынычем и Иванычем. Публика — фамильярно — Гариком.
Для зрителей он свой парень, и в любом возрасте этот хулиган по-прежнему плюется на сцене, дымит неизменной папироской и матерится так, что краснеют стены. За кулисами же Гарик Сукачев становится мирным и интеллигентным
до мозга костей. Набирает по телефону жену Ольгу, что-то мурлычет ей в трубку. Расслабленно бродит по коридору, напевая фокстрот на английском. И ко всем электрикам обращается на “вы”. В общем, старая закалка.
“Надо быть холодным и упрямым”
— За кого вы больше болели: за наших футболистов в Кубке УЕФА или за сборную по хоккею на чемпионате мира?
— Кубок УЕФА не видел. Жаль, меня просто не было в стране. Когда вернулся, узнал, что победил “Зенит”. А матч Россия—Канада посмотреть удалось. Был на гастролях, после концерта приехал в гостиницу, включил телевизор. Я устал и сначала лег, сказав себе: “Надо спать!” — на следующий день предстоял концерт в другом городе. Матч шел просто фоном. Но, когда в третьем периоде стало 4:3, а потом 4:4, я сел на кровати. А во время овертайма, когда забили последний гол, вскочил. Так и застыл перед телевизором в трусах, смотрел, рыдал от счастья. А потом стоя пел гимн вместе с нашими ребятами. И уже вообще не уснул.
Когда-то я был фанатом хоккея. Мальчишкой любовался хоккейным трио Михайлов — Петров — Харламов, потом уже была пятерка во главе с Фетисовым. Это излет моей карьеры болельщика. Дальше времена изменились — хоккей стал плохой. Сейчас я больше люблю бокс. Это вид спорта для отважных. Время от времени я занимаюсь боксом как физкультурой. С перчатками, с грушей и тренером. Получаю адреналин. Бокс учит “быть холодным и упрямым”, как в песне. В жизни у меня не всегда это получается.
— Удается ли вам болеть живьем? Или все-таки наблюдаете за большим спортом по ТВ?
— Я неоднократно бывал на боксерских матчах. Есть мечта, мы с женой Ольгой поклялись: когда вырастет сын Сашка, поедем на чемпионский бой в Америку. Но тут дочка Настя родилась. Теперь вот ждем, пока подрастет она. Думаю, до Лас-Вегаса все равно рано или поздно доберемся. Я готов потратить на это любые деньги, потому что это здорово. И только средний вес! Он самый красивый. Тяжелый вес я тоже люблю, но по зрелищности это все же не то…
“Душа Шевчука — потемки”
— Солидарны ли вы с позицией Юрия Шевчука, который обвиняет рок-музыкантов в конформизме? И еще в том, что наши творцы не вылезают из коридоров власти, выклянчивая деньги?
— Это он о себе говорит?
— Нет, о Гребенщикове и сотоварищах…
— А зачем он тогда с Костей Кинчевым ходил к патриарху Алексию II? Что там делал?! Это ведь такая же власть. Раньше был ЦК КПСС, теперь — православная церковь. Мне трудно судить, но я сомневаюсь в его искренности. Думаю, Шевчук просто занимается самопиаром. Таким образом он делает свой шоу-бизнес. Я считаю, что люди, которые серьезно относятся к предметам веры, молятся тихо, а не устраивают “крестовые походы”. Но я не берусь судить: чужая душа — потемки.
— А вы политически активный творец?
— Лично у меня нет никаких политических предпочтений. У нас в стране такое время, что иметь их бессмысленно. Вот в 90-е годы политические предпочтения были важны! А сейчас главенствуют предпочтения экономические. Это тоже неплохо. Изменилась Москва, поменялся Питер. Я вчера видел, как у вас фасады зданий моют. Раньше это и представить себе было трудно. В провинции происходит то же самое. Города становятся красивее, в субботу и воскресенье не попасть в кафе и ресторанчики. И набережные заполнены гуляющим народом. Значит, “все не так уж плохо на сегодняшний день”, как пел Витя Цой. В Москве я вынес всю нервотрепку, связанную с событиями в Думе и Кремле, когда власть была олигархически узурпирована. И я по-прежнему горжусь нашим президентом Владимиром Путиным, уроженцем Ленинграда. Я считаю, всем вообще с ним повезло.
— А вас на ковер вызывали в Кремль, как когда-то питерских музыкантов?
— Со мной ничего подобного не случалось. Наверное, все же власть прекрасно знает, что я из себя представляю. Поэтому меня и не зовут. А позовут — не пойду. В благотворительных проектах мы участвуем, в политических — нет. Я толстовец в чистом виде. И думаю, что искусство должно быть для всех одновременно и ни для кого в отдельности. А с президентами уже наобщался.
— ???
— Вот как я с вами разговариваю, сидел напротив Михаила Горбачева. Я брал у него интервью про Новый год. (У меня передача была тогда — “Беседка”.) Он рассказал мне трогательную историю про то, как ухаживал за Раисой Максимовной. И об одном Новом годе, когда они были совсем еще молодыми ребятами, нищими, веселыми и красивыми.
“В каждом из нас живет шалопай”
— Ваша двухлетняя работа над фильмом “Дом солнца” подошла к концу. Когда мы его увидим на экранах?
— В октябре картина пойдет в кинотеатрах. Думаю, приеду с премьерой и в Питер. Коварные продюсеры заставят. Герои картины — молодежь семидесятых. История про любовь. Саша, первокурсница из благополучной семьи советских дипломатов, влюбляется в парня-хиппи. Его зовут Солнце. Девушка ссорится с перспективным женихом, обманывает родителей и уезжает в путешествие с хиппи. Но паре не суждено быть вместе, финал грустный.
— Снова семидесятые. Почему вы не снимаете фильм “про сегодня”?
— Да сам не знаю! Следующая картина — тоже несовременная. Там 46-й год. Я пока снимаю драматическое кино, но мечтаю когда-нибудь сделать комедию. Может, потому что Охлобыстин не отдал мне сценарий “ДМБ”, а доверил его нашему другу Роману Кочанову?
— Жена Охлобыстина называет вас серьезным мужиком. Вы-то сами свою серьезность ощущаете?
— Временами. Но ведь в каждом из нас живет шалопай! Иван Охлобыстин — тоже такой. Человек серьезный, глубокий и очень тонкий. Но временами шалопай, жулик в хорошем смысле этого слова. И просто мой любимейший друг и товарищ.
— В чем секрет такой многолетней дружбы? Как удается ее сохранить?
— Ответ простой: мы редко видимся. Но, к счастью, время от времени вместе работаем. Вот это — необыкновенное счастье.
Отец-невидимка
— Скажите честно: дочка вас видеть успевает?
— Ее герой — мама. А папа — человек-невидимка… Я изгнан девочками из спальни и уже четыре года ночую у себя в кабинете. В “девичье царство” допускают изредка, по большим праздникам. Сейчас мы стали видеться реже — Настя ходит в детский сад и собирается, когда я сплю. А я возвращаюсь домой, когда она уже спит. Вот так. Теперь я вернусь с гастролей и опять буду долго дома, хоть на выходных пообщаемся.
— Характер у дочки уже проявляется?
— А человек рождается с характером. Настя очень открытая девочка, “деревенская”. Мы живем за городом, в небольшом поселке в коттедже. Она ходит в обычную песочницу и общается с обычными детьми. Иногда смотрю на ее доброту, и становится печально. Ей тяжело будет жить, как всем открытым людям. Зато есть возможность себя отдавать. Это по нынешним временам — редкость.
— Сын и дочь — это разные отцовские ощущения?
— Я их люблю совершенно одинаково. Просто Настя пока “микро”, поэтому к ней больше нежности: попочка, ножки, щечки, ямочки, носик-курносик… Но я по-прежнему обожаю целовать и своего сына. Как я для мамы навсегда остался ребенком, так и для меня Саша — всегда маленький, как бы он ни рос, куда бы ни уезжал.
