Что есть «Балтийские сезоны»? Калининградцу объяснять не надо — роскошные, по московским меркам, рекламные площади по всему городу с портретами Темирканова, Спивакова, Мацуева — крупнейший в регионе летне-осенний фестиваль искусств. Нынче отыграна первая партия — музыкальная, в сентябре (со 2-го по 30-е) нас ждет театр, потом опять музыка (субфестиваль «Балтийское крещендо») и — снова театр (спец-программа из лучших спектаклей театральных вузов Москвы и Питера).
Город.
…Почти ни одной русской машины. Никакого другого индекса региона на автомобильных номерах, кроме «39». В основном — хорошо подержанные иномарки, но хватает и традиционного московского шика в виде полусотни «лексусов», десятка «кайенов» и даже парочки низко посаженных Lamborghini Murcielago, лихо высекающих искры из булыжников трамвайных путей (водитель за рулем, разумеется, говорит по мобильному в открытое окно).
Как свадьба — так кортеж из пяти машин с шелковыми розочками на капотах и целующейся парой, просунувшейся в люк на крыше. В Москве так уже не брачуются, да и не брачевались: розочки на капоте — грустный признак обреченной провинциальности, провинциальности генетической для этого места — сначала европейской (Восточная Пруссия — типичный курорт для «довоенных» немцев), теперь российской.
Влюбленные скрепляют навек узы свои разнообразными «амбарными» замочками, что вешаются под перилами мостика, ведущего на Кантовский остров к Кафедральному собору. Замочек с гравировкой можно заказать почти тут же; отдельные оригиналы добавляют к замку цепь как у кота из сказки. Повесив замок, пары шествуют к могиле девственника Канта (это вместо Поклонной горы в Москве), стоят у могилы, задумавшись.
В городе много немцев. Немцы обижаются, что «так мало осталось немецкого». Однако едут, видимо, ностальгируя не столько по довоенному Кенигсбергу (кто его помнит), сколько по «советской» гэдээровщине…
Мало гастарбайтеров (вообще не видел, по крайней мере, в центральной части Калининграда). Водители маршруток, обслуживающий персонал, дворники — все местные. Люди приветливые. На вопрос «как пройти» не шарахаются в сторону как в Москве, но подробно объясняют:
— Мне бы до зоопарка…
— Так зоопарк уже закрыт! Но если бы он был открыт, пройти до него можно по…
Проезд на автобусе — 9 рублей (причем с кондуктором — молоденькой девушкой, которая вежливо подойдет к каждому, а не с этой унизительной московской рулеткой у первой двери, под которую надо подлезать, если у водителя нет сдачи с 500 рублей). Цены в магазинах — примерно те же. Хотя, например, хорошо постричься в пафосном салоне можно за 350 рублей, в отличие от московских полутора-двух тысяч.
Не обращая внимания на прогноз, калининградец, выходя утром из дому, хватает зонтик. Погода — с жаркого солнца на тропический ливень — меняется как хочет каждые полчаса –– Балтика, небо так и бродит.
Люди вовсю пытаются быть современными, много путешествуют (Литва –– Польша — как к себе домой), хорошо говорят. Женщины, приходя на концерт, все еще стараются принарядиться, причем часто видишь на них платья, сшитые в ателье из заранее купленной атласно-шелковой ткани. Редкие бомжи почему-то похожи на матросов революции, вдруг утративших любимого вождя.
Вырастают одна за другой современные коробки «стекла и стали» больших магазинов, непременно с идиотской добавкой -Plaza: архитектурно Кенигсбергия копирует почему-то Москву, не Европу. Это касается и новенького православного собора в центре города (ремейк с нашего Спасителя и храма с Поклонной горы), и магазинов, и «элитного жилья». Был в Калининграде десять лет назад — он тогда первым в России обзавелся модными стекляшками разнообразных техцентров, вроде «Тойоты» и «Мерседеса», в воздухе так и витало необычайное бизнес-смешение с ЕС, казалось, еще чуть-чуть и — прощай Российская федерация, образ жизни, дома, ментальность — Европа тебе и Европа. Ан нет. Калининград сегодня производит впечатление именно российского города с хорошей долей и захолустности, и брошенности, но при этом с целым букетом московских пафосных заморочек.
Впрочем, город уютный, мягкий, на третий день — скучный, но надо уметь читать между строк: на самом деле старых немецких зданий здесь много, сотни, просто они — как грибы под листочками — прячутся за раздражающе-мусорной брежневско-перестроечной застройкой, надо искать.
Скажем, та же областная филармония в старой неоготической кирхе, запертая между Хмельницкого и Багратиона и непросматриваемая ниоткуда! Знаешь точный адрес — найдешь, а так, гуляя, никогда. Или чудесный немецкий зоопарк, или гостиница «Москва», которая бывший «Берлин». Или недавно перелицованная шестиэтажка, с виду — ничего особенного, зайдешь внутрь — старый немецкий паркет, до сих пор исправно служащие канализационные системы… Да тот же «Кантовский» собор на острове — чуть не вровень с водой, внизу, едва шпиль виден, современная-то застройка вокруг острова идет по берегу, что метров на 20 выше…
И доминирует надо всем — странный серо-голубой небоскреб в самом сердце Кенигсберга, обросший мыслимыми и немыслимыми легендами. Производит впечатление вполне себе функционирующего офисного центра — гладко «выбрит»-покрашен, стеклопакеты, все чистенько. Пока не глянешь на подножие, стилобат: торчит железобетонная труха, входа нет, а территория обнесена чуть не колючей проволокой. Это местный долгострой с очень подозрительной архитектурой — дом разделен как бы на два, и на две стороны выпирают два робокопских глаза-окна, а под ними такое же выпирающее окно-рот с ровным рядом «зубов». Робот-дом приветливо скалится на «Кантовский собор» — «я тебя съем»; говорят, робота никак не могут кому-нибудь, наконец, продать…
Впрочем, во всей этой кажущейся чисто русской арх-суетности улавливается одна очень важная вещь: историческая застройка всеми силами скрыта от глаз, но она и не обессмысливается, как храм Василия Блаженного или Спасская башня, кочующие с открытки на открытку и потерявшие уж все свое очарование. Здесь дома-невидимки продолжают дышать столетней историей, в них нет харизмы, отпечатка праздного или случайного взгляда, но видны каждые складочки, отслоения штукатурки или чуть почерневший кирпич — разглядывать можно часами, выстраивая от кирпичика в воображении своем всю окружавшую эти здания среду...
Фестиваль.
Худрук и генпродюсер феста Давид Смелянский очень хотел, чтобы музыкальная часть «Сезонов» прошла под открытым небом, но, по его словам, банально не хватило денег. И лишь в 2009-м первоклассные оркестры мы услышим на природе, в Светлогорске. Пока же всех пригласили в недавно отреставрированный Кафедральный собор — во всех смыслах символ этой земли, как ее ни называй.
Пересказывать историю собора — бомбежка, тотальное разрушение, запустение, желание взорвать руины, отстаивание (не без участия Москвы), мощная 10-летняя реконструкция — незачем, все есть в Интернете, найдете без труда. Скажу лишь об Игоре Одинцове — человеке, благодаря которому собор был воссоздан, причем бережно, трепетно, детально.
Зайдешь ты на остров в 10 утра, или в два часа дня, или в пять часов вечера, зайдешь в будний день или в воскресный — он, Одинцов, традиционно одетый в белый костюм, брюки, курточку и неизменную белую кепку, будет где-то рядом. То он встречает гостей при входе, то с техником-смотрителем идет вдоль нефа, осматривая кладку и витражи, — он всегда при своем соборе. Легенда края. Имя губернатора могут не знать, Одинцова знают все.
После концерта оркестра Питерской филармонии мы сели в трамвай доехать до гостиницы. И тут же — Одинцов возвращается с семьей. В Москве человеку его уровня, влиятельности и известности подавали бы к воротам «мерседес», а он — ничего, ездит себе на трамвайчике. Потому что все идет в собор. А не на собственную шкуру.
А собор прекрасен. Да, напрягает немного, что в предалтарно-алтарной части размещается сцена, мол, в храме должен быть храм. Но, будучи храмом, он вообще не смог бы быть восстановлен. Так он — ГУК, государственное учреждение культуры. Впрочем, и храм тут есть — при входе в собор две комнаты-часовенки — лютеранская и православная. В сам же зал ведут мощные стеклянные хайтековские двери, дальше — рядами темные скамьи с ползущей спинкой (хочешь садись лицом к органу, хочешь — к сцене), на скамьях пронумерованы места — всего три цифры, просторно, ведь на скамью и четверо влезли бы… Все продумано, каждая тонкость. И это подкупает, так непривычно.
Как, например, непобеленные фрагменты стен — смотри на живую, старую кладку, или исключительной красоты настоящие витражи, а под ними тонкие полированные «подоконники» из гранита… Каждое окно — немного разной величины, никакой унификации, подгонки «под стандарт» ради «красивости».
Но и, конечно, новый орган-тандем фирмы «Александра Шуке», рассказ о котором заслуживает отдельной статьи.
…И здесь прошло три концерта — «Виртуозы Москвы» под предводительством второго дирижера маэстро Симкина играли вместе с «Терем-квартетом» шоколадную классику — добрую летнюю программу из Щедрина, Пьяцоллы, Рота, Петрова («Берегись автомобиля»).
Потом же Юрий Темирканов с Питерской филармонией предложил очаровательные полотна Чайковского, Хачатуряна, Мусоргского: играли сюиты из «Лебединого озера», «Щелкунчика», «Спартака», играли «Картинки с выставки» в оркестровке Равеля.
Калининградцы восторженно аплодировали и даже стоя, с чувством принимая то, что дарит им фестиваль.
У нас же впереди — буйство театра: 2 и 3 сентября — «Сублимация любви» из «Табакерки», 5 и 6 — «Утиная охота» с Хабенским, Зудиной, Семчевым и Пореченковым (МХТ им. Чехова), 13 и 14 — «Волки и овцы» мастерской Петра Фоменко, 23 и 24 — «Ревизор» в постановке Валерия Фокина (Александринка), 27 и 28 — «Смешные деньги» из «Сатирикона», 29 и 30 — «Контрабас» с Константином Райкиным на сцене (в главной роли — контрабас). И все это — на сцене Калининградского областного драмтеатра.
