В своем новом фильме “Юрьев день” режиссер Кирилл Серебренников увидел Россию как Бермудский треугольник, в котором бесследно пропадают люди. Но и как землю обетованную, в которой все пути ведут в храм, а душа, пройдя через круги ада, в конце концов взыскует одного — молитвы. Чего-чего, а такого от автора ернической картины “Изображая жертву” никак не ожидаешь. “Юрьев день”, получивший на недавнем “Кинотавре” приз за лучшую женскую роль и представляющий Россию на МКФ в Локарно, вошел в “Великолепную семерку “МК” VI фестиваля отечественного кино “Московская премьера”.
“Юрьев день” стоит не только внимательно смотреть, но еще и внимательно слушать. В нем нет случайных слов, и каждая реплика, сказанная вначале, будет отыграна по ходу сюжета, что совсем не удивительно, поскольку сценарий принадлежит большому мастеру — Юрию Арабову.
Прежде чем навсегда покинуть родину и обосноваться в музыкальной столице мира Вене, знаменитая оперная певица Любовь Васильева (Ксения Раппопорт) везет сына Андрея (Роман Шмаков) на малую родину, в город Юрьев-Польский. Чтобы напоследок прикоснуться “к истокам, к корням”. Жизнь для Любови — большая сцена. Свое прикосновение к корням она обставляет с привычной театральностью: взобравшись на колокольню юрьевского кремля, оглашает пустынную окрестность красивым, звучным пением. А двадцатилетнего сына, смотрящего с усталой снисходительностью, призывает: “Оцени очарование запустения… Ты впитывай, впитывай. Растворись в воздухе родины”. В ответ на эту декламацию сын бросает: “Попробую”. А когда они присядут на скамейку, Любовь ненадолго забудется сном. Проснувшись, не найдет сына. Он и вправду “попробовал” — растворился. Распался на части, которые потом в отчаянных своих поисках мать будет обнаруживать то в утопленнике, то в монастырском послушнике, то в умирающем от чахотки зэке.
И сама Любовь все больше увязает в выморочной, поначалу чужой и дикой для нее, но потом все более близкой и даже необходимой жизни. Растворяется в “воздухе родины”, крепко пахнущем капустой, жаренной на комбижире, самогонкой, настоянной на димедроле, ядреным морозом, обжигающим горло до потери голоса.
Любовь теряет прежнюю себя — свой роскошный вокал, гламурный облик, замашки самоуверенной примадонны и даже свое имя. А напоследок — и цвет волос, добровольно выкрашиваясь в “нежный сурик”, почему-то полюбившийся почти всем поголовно российским женщинам. Надо отдать должное актрисе Ксении Раппопорт, кстати, много снимающейся за рубежом. Она с изумительной самоотверженностью проживает превращение своей героини из успешной певицы, которую “по телевизору показывают”, в больничную санитарку, безропотно подкладывающую судно под больных мужиков брейгелевского вида. Из оперной дивы — в простую тетку, скромно поющую в церковном хоре под руководством регентши, тоже как будто сошедшей с полотен Брейгеля.
Между прочим, только картинами великого голландца культурные реминисценции “Юрьева дня” не ограничиваются. Есть открытые цитаты из “Зеркала” Тарковского. Есть и литературные аллюзии вроде фразы знаменитого писателя русского зарубежья Саши Соколова — “река называлась”. Можно было бы обвинить авторов в том, что они “свою образованность хочут показать”, если бы не свобода, с какой они освоили и подчинили своему замыслу юрьевскую натуру (оператор Олег Лукичев, художник Юрий Григорович), ее убеленные снегом пространства, архитектуру того усредненно-советского образца, который рождает сложные чувства — смесь отвращения и мазохистской ностальгии. Увидеть в мусоре, заброшенности (в каких-то непонятного назначения железных прутах, например) своеобразную графическую красоту и завершенность, любовно запечатлеть ее — есть в этом нечто, всех нас роднящее. Это — странная, необъяснимая стороннему человеку любовь к “немытой” России, вопреки всем соблазнам цивилизованного мира. Собственно, об этом говорит фильм модного театрального режиссера, эстета и столичного метросексуала Кирилла Серебренникова.
