Романтичная певица Юта — единственная рок-дива на отечественном горизонте, которая не мучает публику мужеподобной брутальностью, о ней не шепчутся в кулуарах, что она “по девочкам”. Юта вышла замуж, ушла в декрет, родила ребенка, а вернулась уже с седьмой по счету номерной пластинкой “На краю”. Заглавный сингл с которой сразу же попал в эфиры и чарты ведущих радиостанций. Новые песни Юты пропитаны любовью, голос ее стал еще глубже. Она работает, дает концерты, но такое ощущение, что она все еще дома — со своим сыном Толиком и мужем Олегом. Поэтому с Ютой хочется говорить не столько о музыке, сколько о любви. Мы сидим в маленьком кафе, пьем кофе со сливками.
— Что такое любовь?
— Нежность. Только к тому, кого любишь, ты можешь проявлять искреннюю нежность. Любовь — это самое главное чувство, ради которого мы живем. Все, что мы делаем в жизни, — ради любви, даже на сцену выходим ради любви.
— Из чего складывается атмосфера твоего дома?
— Из понимания. Банальная ситуация: муж пришел с работы уставший, его не нужно загружать проблемами, а нужно оставить в покое, погладить по спинке, рассказать сказку, принести чай в постель. Из умения задвинуть свои амбиции, прислушаться к состоянию близкого. И это мне возвращается — когда я прихожу после концерта и мне тяжело вообще что-то воспринимать, он также понимает мое состояние.
— Как ты относишься к деньгам?
— Деньги я люблю, как любой нормальный нежадный человек. Но ведь это всего лишь способ выжить — к сожалению или к счастью, мы живем в таком мире, где деньги являются мерилом твоего профессионального статуса. Поэтому к ним надо относиться абсолютно ровно.
— Ты завидуешь?
— Когда читаю гениального Тарковского, я ему по-хорошему завидую, что, блин, не я это написала, а он! Это творческая зависть к невероятным достижениям. Вот откуда он брал эти образы и рифмы?
— Оттуда же, откуда и ты берешь свои, — сверху.
— Это понятно, но иногда безумно жаль, что это уже найдено, и найдено не тобой. А деньгам и статусу завидовать глупо, потому что человек — существо, которому дано очень много. Если ты хочешь достигнуть чего-то, ты обязательно достигнешь. Надо работать.
— Ты волнуешься перед выходом на сцену?
— Может колбасить не по-детски до концерта — и с утра, и во время чека. Бывает, что от волнения и в животе чешется, и в туалет все время хочется. Сильно волнуюсь, когда стою за кулисами и вижу, что мои музыканты уже взяли инструменты. Но как только выхожу на сцену и сажусь за клавиши — как в другую реальность попадаю, вся дрожь улетучивается.
— Каково это — ощущать, что ты мама Юта?
— До рождения ребенка не подозревала, что это мне доставит столько удовольствия, перевернет мою жизнь и станет ее глобальным смыслом. Я ходила беременная, разговаривала с ним, пела ему песенки. Но никаких особо теплых материнских чувств не испытывала. И когда я его первый раз увидела, я была так счастлива, что я — нормальная баба, которая испытывает все эти материнские чувства! Ребенок дал мне сумасшедший творческий толчок. До его рождения я ждала новых песен, но они не получались. Я знала, что нужно искать какой-то новый язык, что-то поменять... А когда родился ребенок, случилось то, чего я так ждала! Поэтому за новый альбом на 100 процентов надо благодарить моего сына Тосика.
— Какой идеальный возраст для рок-певицы?
— Точно после 24. Вообще же, у нас в стране сейчас отсутствует такое понятие, как рок-певица, — именно по духу. Мы живем в мире, когда любой протест тонет в вале информации. А рок-музыка — это изначально музыка протеста. Против чего сейчас протестовать? Против попсы? Глупо.
— Против медведевской России?
— Тоже глупо. Это наша страна, и надо воспринимать ее такой, какая она есть. Если что-то не устраивает — не надо петь рок, надо уезжать. Я уезжать не собираюсь. Моя музыка несет не протест, а призыв к тому, что все хорошо — надо жить, надо любить, самосовершенствоваться. Своей творческой карьерой я доказываю, что вся жизнь — это некое самопреодоление. Преодолел свою лень — вот тебе и протест. Свою слабость — взошел на новую ступень, двигаешься дальше — красота!
— Как ты относишься к старости и смерти?
— Понимаю, что это неизбежно. Боюсь смерти, как любой нормальный человек. Старости не боюсь, боюсь беспомощности в старости — это ужасно. Я смотрю сейчас на свою маму — она родила меня поздно — в 31 год. Теперь она возится с моим сыном и так расцвела, помолодела на 30 лет! Общаться с внуками — лучшее, что можно пожелать в старости.
— Что ты любишь в современном рок-н-ролле?
— Качество и искренность. Когда это затрагивает струнки твоей души. Мне нравится группа “Пилот”. Но сейчас много молодых команд, которые именуют себя рок-группами и которые не думают о том, что все-таки душа, духовное наполнение — первично. То, что мы сейчас наблюдаем — понты впереди паровоза, — я это ненавижу. И ненавижу, когда люди откровенно слизывают саунд с западных групп. У нас же в рок-музыке текст всегда был первичен. Но читаешь нынешние тексты, и хочется сказать: “Тушите свет, господа!”.
— Есть такие вещи, которых все боятся, а ты нет?
— Не боюсь остаться на улице без средств к существованию. Уверена, что не пропаду в любой ситуации: у меня есть профессия, есть моя семья — в любом случае выкрутимся. Эта тема актуальна в период кризиса — я каждый день вижу вокруг себя, что у людей рвет крышу, начинается паника. Хочется подойти и успокоить: “Чего вы боитесь? Перейти на картошку с макаронами? Это не страшно!” А боюсь я фатальных вещей — войны, смерти своей и своих близких.
— Твое самое первое воспоминание.
— Сижу на ковре в своей квартире в Екатеринбурге, у меня в руках погремушка-светофор. Мама говорит, что мне тогда было не больше восьми месяцев. Помню, как я летела по квартире, влетела в стол и расшибла себе башку. А вот как ее зашивали — уже не помню. Шрам где-то здесь, выше лба, в волосах, остался.
— Твой самый романтический момент?
— Мы познакомились с мужем, работали вместе и целый год. А потом вдруг торкнуло! И в тот самый момент он уехал в Киев на три дня. И не звонит, не пишет. Думаю: ладно, черт, продолжения не будет. А через три дня он мне присылает эсэмэску: “Как ты прожила без меня эти три дня?”. Я с телефоном в руках упала на диван, так и валялась в радости!
— Ты сильная женщина?
— Я пытаюсь быть такой. Меня родители не баловали, приучали к тому, что я должна все делать сама, уметь за себя постоять. Я не привыкла ныть. Когда ты не ноешь, ты не можешь не быть сильным.
— “На краю” — это седьмой по счету альбом, “семерка” — число счастливое. Ты веришь в магию цифр?
— Я не суеверный человек — не верю в приметы, гадания и в судьбу не верю. Осознаю, что седьмой альбом — это круто, когда тебе 29 лет. И как сейчас мне кажется, этот альбом самый сильный у меня.
— Последняя песня на диске — частушки в блюзово-колыбельном исполнении. В самом начале пути тебе прочили как раз блюзовую карьеру, а ты отказалась. Значит ли это, что ты передумала?
— Однажды мы с мужем поехали отдыхать, в машине у нас крутилась Нора Джонс. Олег мне стал говорить, что я могу не хуже. И после этого методично меня к теме блюза подводил. Потом у него случился день рождения, и я, как девочка практичная, спросила, что ему подарить. И он заказал песню, но особенную, не в моем стиле, что-то вроде Норы Джонс. Я вспомнила, что у меня давно была мечта сделать что-нибудь интересное с частушками. И я написала музыку, аранжировку и спела. Лежали эти частушки у меня в ящике три года. А когда пришло время выпускать альбом, рекорд-компания попросила бонус, но какой-нибудь интересный, конечно, я вспомнила про них. От джаза же я когда-то давно отказалась самостоятельно, поняла, что хочу писать простые человеческие песни о любви с морковью. Получилось, что сейчас я вспомнила то, с чего начинала. И никто не знает, во что это выльется. Может быть, это будет целиком такой альбом, может быть, это будет альбом советских песен в джазовой обработке.
