Смех сквозь грезы

Борис Грачевский: “Мне очень хочется снять кино, чтобы люди плакали”

Бессменный рулевой “Ералаша” время от времени становится лакомой персоной для прессы. И хотя поводы для слухов он давал нечасто, его периодически обвиняли то в отсутствии чувства юмора, то в упадке детского киножурнала, а то и... в педофилии. Но Борис Грачевский ко всему этому относится с иронией.

О своем новом увлечении большим кино, состоянии юмора на отечественной эстраде, сплетнях в Интернете и обвинениях его в любви к лолитам Грачевский как на духу рассказал “МК”.

— Борис Юрьевич, вы ведь всегда снимали короткометражные сюжеты для “Ералаша”. А сейчас, говорят, замахнулись как режиссер и сценарист на большое кино. Не страшно?

— Страшно, но страшно интересно! Хочется, как у Анны Ахматовой: “И все-таки услышат голос мой, и все-таки опять ему поверят”. Я это к тому, что всегда боролся и доказывал: могу много еще чего. Сейчас вот сыграл полководца Суворова в передаче “Слава богу, ты пришел!” Выкрутился. Все знакомые говорят, что я молодец.

— Так что все-таки с вашим фильмом?

— Я с этим сценарием работаю два года. Когда мне его принесли, он меня очень увлек. Но вдруг я понял, что он настолько жесткий, что я как педагог просто не имею права его снимать. Тогда решил доработать его и снять кино о том, как часто взрослым наплевать на своих детей.

— Юмором в картине и не пахнет?

— Нет. Хотя там есть какие-то смешные сцены. А так это жесткая картина, которая, правда, заканчивается хорошо. Но зритель будет охать и ахать, переживая за главных героинь. В центре картины три подружки — двенадцатилетние девочки. Будет много пронзительных сцен, где сердце должно вырываться из груди. Кино начинается с крыши, где эти девочки собираются вместе поболтать и посекретничать, и заканчивается этой же крышей, где они стоят на ее краю.

Много перипетий, много блистательных артистов: Мария Шукшина, Саша Носик, Валерий Гаркалин, который сыграет совсем не комедийную роль талантливого, но спившегося скрипача. Да он и сам после инфаркта и клинической смерти совсем другим стал. Ольга Прокофьева тоже играет драматическую роль. Ничего смешного. Лариса Гузеева, Анатолий Журавлев и Артем Артемьев, Евдокия Германова — это основной ансамбль. Таких актеров очень трудно собрать. Они практически “съели” весь мой бюджет. Но ради них все можно. Я хотел уникальности. Мне очень хочется снять кино, чтобы люди плакали, чтобы они поняли: дети — это такие хрупкие и тонкие создания. Особенно когда им 12 лет. Я выбрал самый сложный возраст.

— Говорите, артисты весь бюджет “съели”. Особенно странно слышать о деньгах, когда все говорят о кризисе.

— А у нас как не было денег, так их и нет.

— Но многие сворачивают съемки большого кино, а вы начинаете.

— Я снимаю очень низкобюджетное кино. Сам работаю без гонорара.

— Наверное, уже представляли, какие будут на сей счет критические материалы в прессе?

— Да, например, вижу такой заголовок: “У Грачевского поехала крыша”. Или: “Педофил наконец-то открыл свое лицо”. Или: “Вот кто воспитывал 35 лет наших детей”. Я иногда читаю о себе в Инете.

— И что, один негатив?

— Много. В одном сюжете у девочки на секунду поднимается юбочка, видны трусики. Тут же появились материалы: “Жуткий педофил десять секунд показывал нам полуголую попку подростка! Гореть ему в адском огне!”

Оказывается, Интернет вскрывает гнусные и мелкие человеческие пороки. Оказывается, сколько мерзости и грязи может сказать человек, спрятавшись за чужое имя или фотографию! И Сеть это все терпит. И иногда возникает ощущение, что так думает весь народ. Но он же так не думает?

“Написал песню — все рыдают!”


— А вы дипломированный режиссер?

— Нет. Но я многому учился в процессе.

— А свое первое кино помните?

— Недавно картину “Варвара-краса, длинная коса” показывали по телику. А это ведь мой первый фильм, и я поймал себя на мысли, что все диалоги героев помню наизусть. Ты можешь себе это представить? Я за героев говорил текст. Настолько меня потрясло мое первое участие в настоящем творческом процессе, когда я оказался рядом с величайшим режиссером Александром Роу, что запомнил все. Марк Донской, Василий Шукшин, Хмелик, Роу — вот мои учителя.

Есть замечательная фраза, которую произносит герой-продюсер в книге “Вечер Византии” Ирвинга Шоу. Когда его спросили, почему он сам не снимает фильмы, дескать, умный, все знает, он ответил, что в Голливуде есть человек двадцать, которые снимут лучше него. Эта фраза меня долго добивала, но сегодня мне хочется выговориться. Честно говоря, я хотел снять совсем другое кино. Грустную историю о последней пронзительной любви 50-летнего мужика. Это не про меня, мне уже больше. (Улыбается.)

— А не проще было пригласить какого-нибудь маститого режиссера?

— Проще всего! Я не хочу никому ничего доказывать, но я хочу выговориться, чтобы меня услышали и поняли: я умею не только шутить. Я, например, пишу очень грустные стихи. Недавно записал песню про маму, все рыдают.

— Я слышал, что известные актеры хотят сниматься у вас в “Ералаше”. А что же режиссеры?

— Я не всех зову, да они не очень-то и идут. У нас уже своя команда. Когда-то мы пытались уговорить Рязанова. Он пришел, походил, посмотрел, а потом говорит: “Нет, давайте я возьму Ширвиндта и Белявского, надену на них трусики, они сыграют детей”. Хмелик отказался со словами: “Только этого мне не хватает!” Но если сегодня кто-то придет поработать над сюжетом, я буду только счастлив.

— Работу с детьми некоторые считают энергетическим вампиризмом. Ощущаете прилив сил?

— Это все есть. Но я и отдаю ее. У меня такое ощущение, что я — большая кошка, рядом с которой много котят. И я за этих детей в ответе. Я на них иногда даже ругаюсь, как папа.

“Не нравится — переключи канал!”


— Вы все что-то о грустном. А что у нас с юмором-то творится?

— Как мне кажется, с ним все хорошо. Видел, как я защищал молодых юмористов в “Гордон Кихоте”?

— Вы были на стороне молодых и дерзких?

— Всегда! Мы с принцем Чарльзом абсолютно одного возраста. Так вот, он выглядит стариком. Я понимаю, что у него заботы, груз ответственности. А я? Я могу встать на голову где хочешь. Я вот упомянул о Роу, так в нем всегда сидел какой-то мальчик. И во мне сидит такой хитрый хулиган. Но я могу быть и серьезным. А Гордон играет в злого мальчика. И накидывается злобно на людей, хотя сам очень интеллигентный человек. Я с ним дружен. И когда камеры нет, он абсолютно нормально общается. Я заметил такую вещь у нас — как только кто-то оказывается впереди, на коне, так сразу — плохое искусство. А ведь искусство бывает разное. Когда какого-то сочинителя не хотели принимать в Союз писателей, говоря, что он плохой писатель, Иосиф Прут встал и сказал: “У нас же Союз писателей, а не Союз хороших писателей”.

— Значит ли это, что не стоит делить юмор на Дубовицкую, Петросяна и Задорнова?

— Я вообще не могу понять: что это за разговоры такие? Некоторые кричат: “Хватит этого “Аншлага”!” А при чем тут Дубовицкая? Она просто собирает артистов. Вот Анна Шатилова сказала на передаче, что каждый раз смотрит эту программу и каждый раз понимает, какой кошмар этот Comedy Club. Я ей говорю: “Так не смотри!”

— Но залы-то полные, народ хохочет.

— Значит, у нас такой народ! Но и сказать, что это животный юмор, я не могу. Человек, который пишет тексты, мой ученик Алексей Щеглов. Он написал для “Ералаша” восемьдесят сценариев, один лучше другого. А теперь пишет для них. Мне не нравится, что делают артисты. Но что это за разговоры: мол, это не искусство? Если мне не смешно, я переключаюсь на другой канал. Но в этой программе есть талантливые ребята! Главная их проблема — узаконенная самодеятельность КВН, которая стала нормой в других передачах. А этого не должно быть. Ибо если такую сценку сыграют хорошие артисты, как Стоянов и Олейников, то она прыгнет вверх не на ступеньку, а на пять или десять. Когда мне сегодня говорят: вот, был Аркадий Райкин... Да никто уже не понимает, какой это такой Райкин. Молодежь даже Ленина не знает! Вчера разговаривал с девочкой о вожде революции, так она такое плела, что у меня началась истерика. А девочка умненькая — 21 год.

— Вы упомянули о самодеятельности КВН, но из этого клуба комичных персонажей выходит больше, чем, например, из “Ералаша”. Почему?

— Стоп, мы занимаемся совсем другим делом! Юмор у нас готовят высокие профессионалы, которые всегда за кадром. Я понимаю, что мы помогаем талантливым ребятам проявить себя, поверить в себя. Я всегда говорил так. Вот ребенок нарисовал домик, солнышко. Ну, нарисовал по-детски, а ты взял и в хорошую раму вставил, на стену повесил. И стал этот рисуночек произведением искусства. Это очень важно для ребенка, потому что он должен расти в любви, в похвалах за дело.

— Как вы считаете, почему не все ребята, кто у вас отметился в киножурнале, стали звездами?

— Не все, конечно, стали. Некоторые просто тихие артисты, не очень яркие. Кто-то совсем другим занимается. Ничего страшного. И слава богу! Зачем всем артистами становиться? Но некоторые и правда звезды. Вот сейчас я борюсь с ТВ, чтобы нас показывали хотя бы полчаса, а не 12 минут. Но все равно “Ералаш” стоит в хорошей позиции среди 100 передач недели.

“Где найти силы?”


— 40 лет назад вы пришли работать грузчиком на студию Горького...

— ...Инвалидом войны II группы, но с дипломом конструктора.

— Сегодня вы худрук, главный. Значит, можно сделать карьеру с нуля?

— Я сделал. Но у меня не было никакой карьерной цели, было счастье работать в искусстве. Ведь у меня отец — замечательный конферансье. И для меня было счастье — видеть замечательных артистов и режиссеров на киностудии. Я был мальчик внимательный, с хорошей памятью, поэтому знал всех эпизодических артистов.

Иду как-то по “Ленфильму”, навстречу Михаил Андреевич Глузский. Тогда его снимали только в эпизодах. Говорю ему: “Ой, Михаил Андреевич, здравствуйте!” — “Боренька, здравствуй, дорогой!” — “Как дела?” — “А меня только что на главную роль утвердили!” — “Да? А как картина называется?” — “Монолог”. И что гениально, после этой картины Глузский стал любимцем народа. Представляешь? Я присутствовал при том моменте, когда он шагнул в историю.

Помню я и его последнюю роль, когда он снялся для “Ералаша”. Он тогда мне сказал, прищурившись: “А! Могу ведь еще?” А через месяц его не стало. Где найти силы все это записать?

— В вашей жизни было много таких моментов?

— Конечно! Много ярких, грустных, веселых. Это надо все вспоминать…

Помню, как я, мальчик из приличной семьи, поехал в киноэкспедицию в одном купе с великими артистами — Георгием Милляром, Романом Юрьевым, Иваном Байдой. Они все нажрались через десять минут в хлам. И я наблюдал в ужасе, что они несли. Жуть какую-то. Потом легли спать. Милляр сказал, что будет почивать наверху. Выключили свет. Все затихло. Вдруг — грохот. Милляр навернулся с верхней полки. Ударился о стол и упал на пол. Все вскочили, включили свет, а он сидит и чешет голову со словами: “И зачем стол в купе?” Для меня это был шок. Пьяных я всегда боялся и не любил.

— Так и не полюбили алкоголь до сих пор?

— Нет. Могу на сон грядущий выпить рюмочку коньяку. Но какой в этом смысл? Я не пьянею. Меня ничего не берет. Почему — не понимаю.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру