— 2010 год, в котором происходят события фильма, — как раз то время, когда особенно явна стала разница между богатыми и бедными, — рассказывает Светлана. — Многие мои знакомые потеряли работу. Кино практически не снималось. Люди перестали собираться компаниями, ходить в рестораны, потому что не было денег. Пришло тяжелое время, особенно для рабочего человека, которому еще тяжелее, чем всем нам. Тогда я и узнала, что существуют независимые профсоюзы, и поехала в Липецк, чтобы на месте понять, что происходит. Представители независимых профсоюзов объясняли рабочим, что не надо поддаваться уговорам работодателя: «Давайте подожмемся, напишите заявления, что согласны на временное понижение зарплаты, а когда кризис закончится, мы ее вернем». Но люди боялись быть уволенными, не верили, что все-таки работает Трудовой кодекс. Только безграмотность позволяет их же эксплуатировать.
Мне показалось, что ребята, выходящие из обычных профсоюзов и организовывающие независимые, и есть герои нашего времени. Они все делают бескорыстно, ради тех, кто их окружает. Я задумалась и о том, что человек труда в наше время не вызывает такого большого уважения, как другие профессии. И несправедливо показывать этих людей алкоголиками, некультурными людьми. Тем более что во времена так называемых ельцинских реформ люди теряли работу, и многие инженерно-технические сотрудники, чтобы выжить, пошли на заводы.
— Приезжая на предприятия, не ловили ли вы себя на мысли, что вы там незваные гости?
— В Липецке мы снимали на улице, около завода — общественную зону, где ходят трамваи. И нас забрала охрана этого предприятия. Потом нас отвезли в милицию, которая посмотрела отснятый материал и решала, что с нами дальше делать. Ситуация была крайне неприятная. Понятно, почему не пускают на заводы. Там же отвратительные условия работы. Зачем их показывать? Не работают, условно говоря, ни фильтры, ни вытяжки. Это легко заметить даже по воздуху практически в любом промышленном городе.
— Вы в один год сделали и «За Маркса…», и документально-публицистическую картину «Одно решение сопротивления» о митингах и демонстрациях, организованных независимыми профсоюзами. Шла параллельная работа?
— Два года назад проходил международный профсоюзный съезд на Украине, где показывали документальные фильмы определенной тематики, и оказалось, что у нас их просто нет. И меня попросили что-то собрать из того, что мы снимали. Вначале я сделала какую-то нарезку, а потом стала брать интервью. И я так всем этим увлеклась, что до сих пор не могу остановиться.
— Показывали ли вы свой фильм в тех местах, где его снимали? Из-за вашего фильма, насколько я знаю, крупный металлургический комбинат чуть ли не отказался поддерживать кинофестиваль, включивший «За Маркса….» в свою программу.
— Кто-то обратил внимание на то, что в нашем фильме рассказано о том, как на производстве убивают профсоюзных деятелей, и руководство комбината напряглось. Настаивать на снятии фильма из программы было бы неразумно, но они прислали девушку, которая перед показом рассказывала о том, какие социальные программы имеются на их предприятии, как там относятся к рабочим. От имени руководства она попросила меня сказать, что все это снято не про Череповец. Я честно сказала, что это и правда не про Череповец. «За Маркса…» — художественный фильм, и он не имеет конкретного отношения ни к одному из заводов.
Художник чего-то хочет, но другое дело, что у него получилось. Для того чтобы это понять, я и поехала по городам — туда, куда меня приглашали профсоюзные активисты либо небольшие фестивали. Побывала в Челябинске, Новосибирске, Липецке, Калуге, Ярославле, Иванове, несколько раз в Питере. Когда я встречалась со средой рабочих и активистов и собиралось иногда по 50 человек, я увидела, что людям это интересно. Мы обсуждали фильм по два часа. Приходило много молодежи, которой это интересно. Люди в возрасте, пережившие эпоху ельцинских реформ как трагедию, чаще молчали, а потом просто благодарили и уходили. Эта реакция меня тронула.
— Ваша картина в новом контексте митингов воспринимается немного иначе. Время даже обернулось против вашего фильма.
— Вы имеете в виду оппозицию? Я не политик, я художник. Мой фильм снят раньше, а вышел после того, как прошли волнения. Я не хотела бы, чтобы меня смешивали с этими событиями. Это разные вещи. Как сказал один профсоюзный активист из Липецка, нам не важно, какой президент, нам важно, какие будут реформы в стране, в том числе и политические. Эта фраза, о которой стоит задуматься. Она сложная в понимании. А лозунги в Москве были только для Москвы, а не для всей страны.
— Вы действительно сделали фильм на собственные средства?
— На деньги четырех человек, включая меня и тех людей, которые указаны как продюсеры.
— Иногда непонятно, кто у вас снимался — актеры или люди из жизни?
— Мы ставили перед собой художественную задачу — снять реалистично. Сцену в автобусе делали месяц. Люди в нем едут, разговаривают, складывается ощущение, что мы все это подсмотрели. У нас задействованы только профессиональные актеры. Мы снимали в Москве на ЗИЛе и в выставочном пространстве «Фабрика». Никаких реальных предприятий, на которые мы попадали, в кадре нет. Нет настоящих рабочих. Все поставлено. Владимир Епифанцев сыграл гениально. Таких героев я видела и слышала. Многие считают, что в фильме есть элемент фарса. Но он не в фильме, а в самой нашей жизни. Когда я в Москве показывала фильм, то группа интеллектуалов сказала, что они не знают, как на самом деле выглядят рабочие, но вот то, что владельцы завода, бизнесмены именно такие, как мы показали, — факт. Реалистичнее не бывает. Но и среди рабочих немало образованных людей. Активисты профсоюзов действительно смотрят фильмы в киноклубах. Люди ходят на курсы английского языка, изучают юридические аспекты. Они хотят понимать, кто они и могут ли повлиять на свою жизнь.
Рабочие мне говорили, что я их показала просто идеально, но вот владелец фабрики — фарсовый персонаж. Мы никак не можем поверить, что наша жизнь такая. Мы остались инфантильными с советских времен и не можем поверить, что владелец завода прямым текстом говорит, что рабочий — это быдло. Я хотела показать именно эту правду, чтобы человек труда начал путь самоопределения. Чтобы люди поняли, кто они, что у них есть чувство собственного достоинства. У нас все зашуганные, никому не верят. Я поверила представителям независимых профсоюзов. Может быть, в этом есть мой собственный инфантилизм, но это обаятельные, убедительные люди. Мой фильм — прямое высказывание. Может, мы его боимся, не хотим знать правды, но рано или поздно ее придется узнать.
