— Господин Несбё, вы писали об убийствах в Осло: «Многие годы казалось, что в Норвегии ничего не меняется. Ты мог уехать на три месяца, путешествовать по свету, стать свидетелем государственных переворотов, голода, массовых убийств и цунами, вернуться домой и обнаружить, что единственной газетной новостью был свежий кроссворд... В ночь понедельника более ста тысяч горожан собрались на улицах, чтобы оплакать жертв нападения. Картина была поражающей, особенно в Норвегии, где сохранение „холодного рассудка“ — национальная добродетель, а „наличие горячего сердца“ — нет...» Как могла случиться такая история в такой спокойной стране?
— Почему случилась эта трагедия — я не знаю. Она могла произойти где угодно. Она и происходит где угодно. Но мы-то думали, что с нами она произойти никак не может. Да, у нас все всегда спокойно. Разве что в Осло есть какая-то темная сторона, но люди, которые там живут, могут об этом ничего и не знать всю жизнь. Я знаю, потому что проводил исследование для книг. А остальные... Ну наркотики были большой проблемой. Причем сразу от «города без наркотиков» мы перешли к героину. В 70–80-е достать кокаин было почти невозможно. Сразу героин.
— Ваша работа — писать про кровь и убийства. Вам кошмары часто снятся?
— Уже не так часто. Но бывают. А детские кошмары до сих пор использую как сюжеты для книг. Например, мне снилось, что ко мне пришел человек, говорил со мной, улыбался, а потом сказал: видишь, что я с тобой сделал? Я забрал твое тело! И я вижу, что у него от пояса вниз — все мое. Поднимаю одеяло и вижу, что ног нет, что на кровати лежит только торс. Человек уходит, и я вижу, как уходят мои ноги.
— Что это у вас в руках? Этот эспандер в виде резинового шарика с петелькой напоминает тот, металлический, которым убили женщину в «Леопарде». В нем нет шипов, которые выскакивают, если за шнурок потянуть?
— Хотите потянуть? Сейчас все уйдут, я вам в рот его засуну и дерну за веревочку.
— Какой вы! А в реальной жизни, вне выдуманных историй, что вы думаете о жестокости? Вы сами жестокий человек?
— Жестокость связана с любопытством. Мы часто причиняем боль другим просто из эксперимента. Это все делают, включая меня. Особенно дети, они более жестокие, сострадание, очевидно, приходит с возрастом. Помните «Повелителя мух» Голдинга, где дети создали общество без взрослых, невыносимо жестокое? Это пессимистическая книга, но реалистичный взгляд: дети рождаются агрессивными, агрессию подавляешь по мере роста. Рост и заключается в отказе от агрессии. Собственно, это то, о чем я пишу — о нездоровом интересе к жестокости. Она ведь привлекательна.
Посмотрите, что происходило в Норвегии после массового убийства — об этом кричали все газеты, люди, то есть это работает. Меня больше привлекает жестокий ум, жестокое сознание, а не поступок. Помню, в школе мальчик каждый день ловил мух и отрывал им крылышки, лапки. Интересно же, взлетит ли муха без двух лапок? Или без трех? Этот эксперимент рано или поздно заканчивается, но тот мальчик делал это каждый день. И однажды даже принес пинцет. Как это — он приходит домой и думает, что ему будет удобнее отрывать лапки пинцетом... Больной же человек! А сейчас у него все в порядке, у него семья, дети, он не в тюрьме.
— Приятно видеть вас в России, но надо понимать, что Россия не детективная страна, у нас нет истории детектива.
— А Достоевский? И Достоевского, и Ибсена считаю автором детективов. Даже «Преступление и наказание» — формально история про убийство. Есть убийство, убийца, раскрытие преступления. Другое дело, это нетрадиционный детектив.
— Тогда давайте о жанре детектива. Что это вообще такое?
— Один писатель сказал, что стоит писать книги только про любовь или убийство. Все истории и есть о любви, либо об убийстве, либо про моральные дилеммы героя. Поэтому не существует жанра, противоположного детективу. Что такое детектив для меня? В него можно впихнуть что угодно. Обычно он начинается с убийства, но есть некие каноны. Главный — диалог, игра с читателем. Отклонения от канона только полезны, они вызывают дополнительный интерес публики. Но это как с рассказыванием анекдотов, как работа фокусника — основным остаются ожидания читателя.
— Что для вас важнее: сюжетная конструкция или язык, слова? Считается, что литература — это в первую очередь язык.
— Есть писатели, как норвежка Карен Фоссун, для которых герои и отношения важнее сюжета. Есть писатели, как Агата Кристи, для которых сюжет важнее всего. Кстати, я в ее героев не верю — она настолько мастер составления сложных, изысканных схем преступлений, что ты перестаешь верить в мотивацию героев. Есть писатели, где важны психологические портреты и пейзажи. Есть Деннис Лехэйн, автор «Таинственной реки», в которой есть все: и крутой сюжет, и мотивации, и отношения... Для него детективная история — как паровоз, чтобы вытянуть все остальное.
— Как вам ваша бешеная популярность?
— Все было постепенно. В Норвегии меня узнали на третьем романе. В России тоже каждая новая книга продается лучше предыдущей. Работа-то не изменилась — все равно, писать для тысячи читателей или для миллиона. Ведь изначально я писал для себя и пары друзей. Главное — волшебная цифра, когда тиражи становятся достаточными, чтобы зарабатывать на жизнь только написанием книг. Когда не надо оплачивать счета другой работой.
