Инженер нечеловеческих дужек

Скрипичный мастер Жебран Якуб: “Приходят ко мне и говорят: на вид сделай так, как у Страдивари, а звук чтобы был твой”

Идешь зимой в лес, пилишь старый клен, что стучит тебе в стекло, потом чурбан отлеживается лет этак тридцать, и уж после — хвать его на верстачок, затем пара тыщ нехитрых операций, деки, эфы, обечайки, какие-то пять недель — и готова скрипка. Все как у людей: made in Cremona, личный ярлык мастера — с виду и не отличишь от бессмертных творений Гварнери, Страдивари. Да и на звук, говоря по чести…
Вот только цена: на мэтров по 2—3 млн. евро с молотка на Christie's, а за новую — 10—20 тыс. евро, не больше. Но каждый музыкант продолжает мечтать о Страде (Страдивари на профессиональном сленге), несмотря на то что почти за 300 лет от момента создания скрипка претерпела вмешательство десятков мастеров. Плата за историю? Или плата за миф? В закулисье одной из самых таинственных профессий “МК” провел известный скрипичный мастер Габриэль Жебран Якуб.


Жебран лишь на день приехал в Питер к своему учителю — знаменитому мастеру, военному инженеру Китову. Потолковать о том о сем, посоветоваться — ведь Китов для Жебрана в скрипичном деле главный “папа Карло”, несмотря на пять лет, проведенных в Кремонском институте мастерства им. Страдивари.
Родился Жебран в 1978-м, мама — русская виолончелистка Ольга Дубенская, папа — арамеец, гидрогиолог из Сирии (через тамошнюю компартию приехал сюда учиться). Габриэлем (Жебраном) назвали в честь ливано-американского романиста Джебрана Халиль Джебрана. Крестили в Питере, в Никольском соборе. Батюшка смотрит: “Жебран?! Что еще за богохульское имя?” Так что мама крестила под Георгием. Мол, победоносец.
Затем родители отправляются в Сирию. Папа отвечает за водяные ресурсы, мама преподает в Дамаске виолончель. Тогда там и консерватории еще не было, потом открыли. Вышло смешно: иногда подросток Жебран ассистировал маме на уроках в музшколе. И эти самые ученики позже стали первыми педагогами в новой консерватории. А потом и Жебран туда поступил — учитель к своим ученикам. Мама мечтала, чтобы сын стал классным виолончелистом. Собственно, он им и стал — как иначе, если мальчишкой спал в футляре?

“Клеймо Кремоны — как статуя Будды”

— Как получилось, что, будучи преуспевающим виолончелистом, ты вдруг подался в мастера?
— Науку с детства обожал — физику, химию, опыты ставил, антенны делал, лодки, авиамодели (кстати, сейчас с удовольствием самолет вожу). И в какой-то момент понял: единственная профессия, где можно музыку соединить с наукой, — это скрипичное мастерство. Был к тому посыл — однажды смычок сломался. Мама заставила учить сюиту Баха, ничего не выходило, я разозлился и нечаянно ударил смычком о стол. Что делать? Вытащил “головку” из ножки стула, кухонным ножиком ее как-то приспособил — неплохо вышло! Увидев это, мама и свела меня с мастерами. Сначала я скрывал свои тайные желания, знал, что мама урезонит: “Какой еще мастер? Ну-ка, занимайся на виолончели!” Но в один момент просто переработал. Сами подумайте: день начинался в 8 утра и заканчивался в час ночи, активно играл в трех оркестрах, при этом учился в консерватории, еле поесть успевал! И так — много лет. Понял: все, музыка вот здесь уже сидит! Нет, себе я цену не набиваю. Не делаю из своей нынешней работы какой-то там напускной тайны, величия…
— Так важен холодный рассудок?
— Нельзя стремиться на скрипичном деле деньги зарабатывать. А то ведь как иные думают: а-а, скрипичные мастера богатые, пойду-ка и я на мастера учиться — миллионером стану! Ха-ха. Для себя давно решил: даже если мои скрипки никто покупать не будет — мастерство не брошу.
— На поток это дело не поставишь?
— Какое там! Даже если выкладываться по максимуму — больше одного инструмента в месяц не сделаешь. С ума сойдешь.
— А если у кого больше?
— Значит, не сам. Куча подмастерьев.
— Как ты вообще умудрился пробиться в Италии? Ну ладно — окончил институт мастеров в Кремоне. Но там таких небось миллион.
— Во-первых, на каждый товар есть свой клиент — музыкантов-то много. А во-вторых… Я вот тебе обрисую, за счет чего вообще сегодня живет Кремона. В России я очень многое — по части акустических знаний — получил от своего учителя Китова, и в Кремоне именно “акустический фактор” стал моим джокером, золотой картой в руках. Каким бы парадоксом это ни звучало.
— То есть Кремона не умеет работать со звуком?
— Кремона — это школа стиля скрипки, формы, ее внешней красоты… Нас, легальных мастеров, записанных в Синдикат, примерно 150 человек. И за счет чего живет большая часть? Приезжают “купцы”, то есть дилеры, из Японии, Америки, Кореи, Китая, скупают все инструменты на корню, вслепую и выгодно перепродают у себя. Им главное, чтобы все было красиво, “антикварно”, чтобы клеймо стояло — made in Cremona. Для японцев это — как статуя Будды. Вот из-за такой “политики” кремонские мастера давно уж не занимаются исследованиями звука, да это не так уж просто, если мастер не музыкант.
— Парадокс! Получается, скрипки делают красивыми, но они плохо звучат…
— Так и получается. Вот один мастер, мой коллега, звонит как-то: “Слушай, приди, я только что виолончель доделал, поиграй, скажи свое веское”. Прихожу, играю. “Знаешь, — говорю, — что-то звук хреновый. Давай попытаемся поправить кое-что…” — “А не надо”. — “Как не надо?” — “Она уже продана”. — “Так давай улучшим!” — “Да наплевать!” Вот такой подход. А это — бомба замедленного действия, ведь наводнится мир плохими инструментами… Но близок перелом: начнется эра не дилеров, а покупателей-музыкантов, которые будут выбирать инструмент по звуку. Тут и выйдет фокус: а кто со звуком работает? Нет таких. Деградировал рынок. Настоящие мастера — здесь, в России. А в Италии — ремесленники. Научили их строгать, все равно как ботинки шить…

“А звук-то ярче, чем у Страда!”

— На изготовление скрипки технический прогресс не влияет?
— Почти нет. Как все происходит? Сначала нахожу хорошее дерево, кленовое (нижние деки, бока) плюс еловое полено (верхняя дека). Очень важно, чтобы дерево было спилено в правильный момент — зимой, в снег, когда “ненужные” соки из всех каналов ушли, оно как бы усохло. Потом полено отлеживается много лет. У меня свой поставщик: у него есть старый клен из Черногории и Хорватии, бревнам уже по 20—30 лет. Потом уж начинается распил...
— А как продаешь? Рекламы-то на щите не повесишь.
— Есть музыканты, которым мои инструменты нравятся, они-то и рекомендуют меня товарищам, цепочная реклама внутри цеха. Продаю за 10—12 тысяч евро, особо цены не заламываю. И никогда не отдам скрипку дилеру-перекупщику. Сама же скрипка со временем растет в цене незначительно, это лет 50 должно пройти, мастер должен умереть, тогда будет какой-то рост — тысяч до 60—70. Ну а я к тому же еще и реставрирую старые инструменты, ставлю дужку (улучшение звука за счет передвижения внутренней дужки), меня так все и называют: “инженер по дужкам”.
— А на звук отличить Амати от Страдивари или Гварнери — сможешь?
— Три этих мастера делали все контрастно, у каждого, как мы говорим, свой “отпечаток пальца”, поэтому на 65% — не видя инструмент — можно сказать, “кто” играет: у Гварнери звук громкий, сильный, открытый. У Амати более круглые деки, и звук такой теплый. Страд — что-то посередине между ними, это более спортивный инструмент, как гоночная машина…
— Однажды эксперимент проводили: за занавеской по очереди играли то на новом инструменте, то на скрипках Страда… И что? Эксперты показали, что новый звучит лучше!
— Я не какой-то бахвал, но и у меня был схожий случай. У одной знакомой — виолончелистки Татьяны Васильевой — три инструмента, один из них — Страдивари, 1725 года, называется “Красивая блондинка”. И вот что-то Татьяна была недовольна звуком своей “Блондинки”. Поиграла на моей виолончели и говорит: “Слушай, а можешь сделать такой инструмент, чтобы выглядел как Страдивари, а звучал как твой?” Я сделал, мы пошли в зал Берлинской филармонии и стали сравнивать четыре инструмента друг с другом. Повернулся спиной, и, когда заиграла моя виолончель, я сразу ее узнал: звук и вправду был ярче, чем у Страда.

“Разбитый инструмент лучше звучит?”

— Сколько вообще инструментов под брендом “Страдивари” дошло до нас?
— Если считать скрипки, альты и виолончели — где-то под 700. Но с Антонио работали его сыновья — Франческо, Омобоно, и я думаю, что в тот самый “золотой период” (от 1710 до 1730 гг.) инструменты в основном делал Омобоно, потому что Антонио уже было 80—90 лет, — не знаю, можно ли в таком возрасте хорошо видеть. Да и по скрипкам видно, что их делал очень свежий человек.
— Почему ж тогда на аукционах скрипки Страда продают по 2—3 млн. долларов? Как будто их всего десять штук осталось.
— Спекуляция жуткая. Сегодня, если я хочу продать Страдивари, покупатель обязательно спросит сертификат о подлинности. Выдается эта бумага одним-единственным экспертом, который живет в Лондоне. Вот и начинается дележка, потому что с каждой продажи эксперт хочет иметь процент.
— Один мастер рассказывал, что Амати-Страдивари-Гварнери — это миф, что за 300 лет цельных инструментов почти не дошло, а те, что дошли, — со следами многочисленных вмешательств последующих мастеров.
— Сейчас объясню. При Страдивари стиль музицирования был иной. Играли на жильных струнах, при другом тоне настройки, никаких тебе симфонических оркестров… Когда же появились большие симфонические оркестры, была написана новая музыка, враз стали востребованы инструменты более мощные, — Страды, естественно, вскрывались, ставились в них иные пружины, угол наклона грифа изменился (он же меняет натяжение струны) — это как на старый автомобиль поставить новый мощный мотор…
— То есть совсем оригинального инструмента днем с огнем не сыскать?
— Пожалуй, есть один: висит в Берлинском музее музыкальных инструментов, вот он более близкий к тому времени — оригинальная “шея” осталась, барочная. А насчет вмешательств… Знаешь, в дореволюционной России, при царе, был такой миф даже, что разбитый инструмент, дескать, лучше звучит. Брали, разбивали, потом склеивали и наслаждались звучанием. “Ходят слухи тут и там, и беззубые старухи их разносят по углам”…
— Нет, а где гарантия, что сегодня под видом Страдивари тебе не подсунут фальшивку?
— Бывают и фальшивки, как без этого? Но в музыкальных инструментах за руку схватить проще, чем, скажем, в поддельных картинах. Уж очень характерная вещь — зеркало времени. Как, например, делали скрипки неаполитанские мастера в XVIII—XIX веках? Есть одна выдающая их деталь — ус (такие две черные полоски, которые идут по бортику деки). Так вот: Неаполь и окрестности были бедной территорией, не было возможности для уса достать особый кусок дерева (красивого тополя или груши), поэтому тамошние мастера просто делали ус из бумаги от упаковок пасты (макарон). Этого ты не подделаешь.
— Так все-таки Страд и в самом деле такой необыкновенный?
— В скрипках великих мастеров (и не только Страда, Страд просто стал суперстаром, а так много уважаемых мастеров, делавших не хуже, — Гваданини, Маджини) есть аура, теплота работы. Народ-то раньше не спешил, каждой мелочи уделял много внимания. А звук… Я бы вполне обошелся хорошо сделанным новым инструментом.
— И Страду уступать он не будет?
— В чем-то, может, и будет. Но и Страдивари ему в чем-то будет уступать. Всегда есть какой-то минус, какие-то детали.
— Да, но выдающиеся скрипачи таки стремятся купить коллекционные инструменты...
— Большой музыкант не будет бегать по миру в поисках хорошего нового инструмента. К тому же играть на старом — престиж (через сколько знаменитых рук прошел!)… Вот случай был. Мой друг, известный скрипач Сергей Крылов, играл концерт Бетховена в Гамбурге на скрипке своего отца. После концерта — вся артистическая полна народа, поздравляют. Вдруг мужик заходит и говорит: “У вас гениальная скрипка. Какой звук! Скажите, это случайно не Страдивари?” — “Нет, увы”. — “Но это старая скрипка?” — “Да нет, ей лет десять, мой отец делал”. И тут человек этот меняется в лице и выбегает обескураженный. Только что был в экстазе, хвалил, а тут какой-то отец… Все хотят, чтобы было “по моде”. Моден Страдивари — изволь играть на Страдивари.

ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Самые дорогие инструменты, проданные на Christie's.
Антонио Страдивари, скрипка Hammer 1707 года. Продана в мае 2006-го за $3 544 000. Мировой рекорд на когда-либо проданный музыкальный инструмент.
Антонио Страдивари, скрипка Lady Tennant 1699 года. Продана в апреле 2005-го за $2 032 000.
Маттео Гофриллер, виолончель 1707 года. Продана в апреле 2005-го за $620 800.

На чем играют звездные солисты?
Юрий Башмет — альт Карло Тестори; Максим Венгеров — скрипка “Крейцер” Страдивари, 1727; Вадим Репин — скрипка “Ruby” Страдивари, 1708; Гидон Кремер — скрипка Гварнери, скрипка Николо Амати; Гил Шахам — скрипка Countess Polignac Страдивари; Николай Цнайдер — скрипка ex-Liebig Страдивари, 1704; Мстислав Ростропович играл на виолончелях Страдивари (Жан-Луи Дюпор), 1711 и Сториони.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру