Бульвар Ленина в Париже есть, и это при полном отсутствии верных ленинцев. Впрочем, местное население квартала Сан-Дени вряд ли интересуется, кто такой Lenin. Театр MC-93 на бульваре — парижская знаковая культурная точка. Во-первых, сюда свои новые спектакли привозят мировые знаменитости — Боб Уилсон, Люк Бонди, Лев Додин. Во-вторых, это одна из немногих крупных площадка города — 880 мест с очень крутым углом амфитеатра (для нас такая крутизна непривычна). Зал, кстати, носит имя Олега Ефремова — с ним очень дружил многолетний директор театра и крупный (в переносном смысле слова тоже) деятель Патрик Сомье.
В прошлом году он увидел в Москве «Евгения Онегина» и... как признается, «у него случилась любовь с первого взгляда». Этой любовью он решил поделиться с соотечественниками. Продюсерами с русской стороны выступили Елена Герасева и Антон Лошак, финансово Вахтанговский поддержало Министерство культуры РФ.
Еще до спектакля все как у Пушкина: «театр уж полон» — много молодежи, русская речь мешается с французской, и сразу не поймешь, кого больше. Раньше о составе зрителей можно было судить по количеству аппаратов синхронного перевода. А теперь театры пускают титры. «Ложи блещут» (хотя их как таковых нет) знатными гостями — посол России во Франции Александр Орлов, очень много французских режиссеров, актеров, продюсеров. Свет уходит. Первые звуки, как капли унылого дождя, падают на сцену (она здесь значительно ниже, чем в московских театрах). Онегин-старый (Сергей Маковецкий) — потухший взор, черное пальто с высоким воротником. Начинает читать со своими неповторимыми интонациями, такими мягко-сипло-хрипловатыми:
Кто жил и мыслил, тот не может
в душе не презирать людей.
Кто чувствовал, того тревожит
Призрак невозвратимых дней.
Тому уж нет очарований...
Онегин-молодой (Виктор Добронравов), тоже весь в черном, с демоническим видом размеренно двинулся вдоль зеркального задника, отражающего притихший зал. Еще одна сцена, и « капли» обрушиваются на зал тяжелым музыкальным «ливнем». Начинается история про... многое, про что строчками не писано, потому как не напишешь и самое главное — не переведешь. Например, про то, что счастье было так возможно... А оказывается, невозможно вовсе, и что каждый несчастлив по-своему. Своего «Онегина» Пушкин писал почти восемь лет в позапрошлом веке, а что понятно сегодня французам? А про Пушкина — знают ли его? — думаю я.
Вот «Три сестры», «Вишневый сад» или «Дядя Ваня» — беспроигрышный для Европы вариант, кажется, весь мир точно знает, кто купил этот вишневый сад и куда до боли, до истерики так рвутся уехать сестры Прозоровы. А здесь «Онегин»: для большинства французов один сюжет — как с белого листа. К тому же у режиссера Туминаса — не простая, многослойная, как симфония, постановка. Так что, думаю, не каждый сумеет одолеть такую высоту как "Онегин" из Вахтангова.
Французы читают титры на экране, задрав головы, и мне жаль, что в этот момент они не всегда видят блестящую игру актерского состава или как неожиданно-тонко, лишь языком одной пластики Туминас решил несколько сцен — знакомство Онегина с семейством Лариных или именины Татьяны, где, собственно, разыгрывается драма, закончившаяся дуэлью. Они читают перевод, а переводчик, очень известный, сидит в шестом ряду по центру — Андре Маркович. Это он отвечает перед французами за Пушкина. Это от его мастерства зависит передача невысказанного, невыразимого в поэзии Пушкина.
Из досье «МК»: самый первый перевод «Евгения Онегина» в 1849 году сделал француз Дюпон, состоявший на русской службе. Правда, перевод у него получился прозаическим. Позже Пушкина переводили Андрей Жид, Жорж Нива, Луи Арагон и другие. Но некоторые принципиально отказывались (например, Поль Валери), мотивируя это тем, что Пушкин непереводим.
Интервью в антракте с Андреем Марковичем. Он перевел на французский всего Достоевского, Чехова, Гоголя, Бродского.
— Я этот перевод делал 28 лет, — говорит он. — Мне было 18–19, когда я начал работать с Ефимом Григорьевичем Эткиндом (крупнейший ученый-филолог, переводчик, выступал свидетелем защиты на суде над Бродским, дружил с Солженицыным, за что и пострадал от КГБ), он готовил здесь пушкинское издание и попросил меня отредактировать старый перевод «Онегина» Гюстона Перо.
— 28 лет, простите, это фигура речи?
— Нет, абсолютно конкретно. Конечно, я в то время параллельно и другое делал, но понимал: «Онегина» не могу, не получается. Но как-то ехал в Марсель (я живу в Рейне, в Британии, длинный путь), читаю про себя наизусть «Онегина» и вдруг понимаю, что читаю по-французски. То есть я начал по-русски, и вдруг появился текст, которого я не знал, — французский. И я стал так работать: не писал, а проговаривал шепотом текст.
— Вопрос о тонкостях перевода: я заметила, что когда Татьяна признается няне: «я влюблена», у вас переведено — «это любовь».
— Да, именно так. Потому что «je suis amoureuse» (я влюблена) совсем не ложится в ямб.
— Пушкинский роман известен во Франции? А сам Пушкин?
— Конечно, нет. Даже ведущий журналист, который сейчас подходил к нам, удивился, узнав, что «Онегин» — это роман в стихах. А ведь он — начитанный человек. Я скажу так: «Онегин» — это моя самая важная и лучшая работа. Французы, я думаю, читают два раза мой перевод. Первый — ничего не понимают, и они правы, потому что «Онегин» — это ни о чем. Ну вот приехал — она влюбилась — он сказал «нет» — убил — уехал — он влюбился — она сказала «нет». Вот и все. И французы не понимают — а что же тут такого? И тогда они перечитывают, и возникает новое маленькое братство людей, которые читали «Онегина». Мандельштама и то гораздо проще перевести, чем Пушкина: у него ничего нет. Так же, как и у Ахматовой, — Ахматовой во Франции тоже нет.
Вахтанговский приезжал в Париж в 1961 году, сразу после полета Гагарина в космос — привозили «Идиота» и «Иркутскую историю».
— Весь аэропорт Орли был тогда обклеен портретами Гагарина, — вспоминает Галина Коновалова. — Я отыграла первый спектакль и последний, потому что очень сильно заболела. Принимали спектакли замечательно, каждому, помню, заплатили по 500 франков. А я лежу, никуда выйти не могу. Так мечтала попасть на Елисейские поля — в последний день все-таки попала и купила там красные туфли. У меня фотография осталась.
А Людмила Максакова рассказывает, что в 94-м они приезжали в Париж с изумительным спектаклем Петра Фоменко «Без вины виноватые», для которого в Вахтанговском, в фойе, выстраивалось специальное пространство.
— А здесь нам пришлось начинать в одном театре, потом мы прямо в костюмах переходили улицу и заканчивали в другом. Публика от одного этого с ума сходила.
В 2014-м «Онегин» с родины Пушкина покорил Париж. Отыграли уже три спектакля. В финале встают, свистят, топают ногами — так здесь принято в знак одобрения. Орут «браво», и по ударению на последний слог понятно, что это кричат французы. А на первый — наши соотечественники. Хотя кто-то, я вижу, уходит в недоумении: не понял? Не принял? Уже вышли рецензии, где спектакль вахтанговцев называют «чудо, гармония, ирония, легкость». А вот Туминас недоволен:
— Вам сегодня легкости, легкости не хватило, — после спектакля разбор полетов. — Завтра будьте дерзкими, нахальными такими станьте, прошу вас.
Париж.
