Следы коронавируса очевидны, что подтверждается, в частности, тем, что падение промышленного производства не исключительно российский феномен. Более того, на фоне других стран Россия выглядит не так уж и плохо. Если у нас падение промышленности за второй квартал, на который пришелся главный удар пандемии (по крайней мере, пока нет статистики третьего квартала), составило 8,5%, то в США – 14:, в Германии 29%, во Франции, Италии и Испании — 35-45%. Утешение, конечно, то еще, но все-таки стало легче.
А кто в России оказался подельником коронавируса в обрушении промышленности? Обратимся к отраслевому вкладу в падение промышленного производства. Выясняется, что вертикальнее других падало добывающее производство. В июне добыча полезных ископаемых сократилась на 14,2% к июню 2019 года и на 3,1% к маю 2020 года. Кто виноват? В официальных разъяснениях, которые дает Росстат и которые разделяет Минэкономразвития, есть замечательный перл: «Основная причина — сокращение объемов добычи нефти в рамках соглашения ОПЕК+, а также снижение спроса на уголь и нерудные полезные ископаемые». Как будто сокращения добычи нефти в рамках квот ОПЕК+ - это нечто отдельное от сокращения спроса на нефть. По сути, нам подсказывают: именно ОПЕК+ виновата в падении добывающих отраслей, которые, в свою очередь, обусловили масштаб сокращения всего промышленного производства. Кстати, по данным мониторингового комитета самой ОПЕК+, Россия относится к странам-нарушителям принятых ограничений, хотя российские отклонения от обязательств незначительны.
Но вернемся к подсказке. Стоит ли ей верить? Вера, конечно, нечто иррациональное, но получается, что если бы ограничений ОПЕК+ не было, то промышленность показала бы лучший по сравнению с сегодняшним результат. Так ли это? Нефти действительно было бы добыто больше, но результаты в экономике измеряются в деньгах, то есть, необходимо учитывать и цены. А что происходит с ценами на нефть при снятии ограничений на ее добычу, мы уже неоднократно видели: последний раз в апреле 2020 года, когда цены барреля для назидательности даже ныряли в отрицательные величины. Значит, ограничения ОПЕК+, сокращая добычу нефти в натуральном выражении, в денежном выражении способствуют, скорее, росту промышленного производства и ВВП в целом, чем его уменьшению.
ОПЕК+, вопреки позиции Росстата и Минэкономразвития, на роль соучастника коронавируса не проходит. Кто же тогда? Правильный ответ – сама структура отечественного промышленного производства. В июне, когда, напомним, добывающая промышленность сократилась в результате падения спроса на сырье на 14,2%, обрабатывающая промышленность снизилась на 8,4%. Хвастаться, конечно, нечем, но если бы доля обрабатывающей промышленности была выше, то и падение всей промышленности было бы не столь сокрушительным. А к структуре промышленного производства коронавирус отношения не имеет, это зона ответственности экономической политики.
Росстат в будущее не заглядывает, но пока его сведения говорят о том, что быстрого восстановления российской промышленности не происходит. А каковы прогнозы? Последний прогноз с международными сравнениями, теми самыми, что позволили утешиться после минорной статистики промышленности, дает EIU – аналитическая служба Economist Group. По этому прогнозу скорость восстановления развитых стран будет опережать восстановительные процессы в развивающихся, к которым относится Россия. На докризисный уровень 2019 года, согласно прогнозу EIU, большинство стран G7 — США, Канада, Германия и Франция — вернутся уже в 2022 году. С другой стороны, Бразилия, Россия и ЮАР «потеряли почти десять лет роста» и останутся в «режиме восстановления» как минимум до 2024 года.
Прогнозы сбываются не так часто, как хотели бы их авторы, но восстановительный рост в России может оказаться медленнее представлений правительства. Пока именно об этом свидетельствуют данные Росстата. А значит, впереди может оказаться дальнейшее падение доходов, рост безработицы и другие «подарки» из 90-х.
