По данным Главного управления уголовного розыска МВД РФ, оперативно-следственная группа выехала на место происшествия сразу же после того, как на пульт дежурной части ГУВД Москвы поступила первая информация о смерти Рохлина у себя на даче — в деревне Клоково Наро-Фоминского района. Хозяина дома нашли на кровати. Он спал вечным сном уже несколько часов. В голове генерала зияла дыра от пули. Кровавая развязка произошла около 4 часов, когда супруга Рохлина выстрелила ему в голову из его же наградного пистолета ПСМ калибра 5,45 мм. По официальной версии, убийство произошло "на почве неприязненных отношений". Однако есть сведения, что Тамара Рохлина застрелила мужа, случайно спустив курок. По крайней мере, когда прогремел выстрел, генерал спал, а убийству из неприязненных отношений обычно предшествует ссора. Накануне Рохлины справляли день рождения сына, жена наверняка выпила за его здоровье, и все могло решить одно неосторожное движение нетвердой женской руки. Допросить жену депутата оказалось задачей непростой. По свидетельству сотрудников милиции, она была абсолютно невменяема и не могла отвечать на вопросы. На дачу пришлось даже вызвать бригаду психиатров. Но в убийстве мужа Тамара все же созналась. По данным "МК", в момент убийства в доме находились двое охранников Рохлина, а также все члены семьи — дочь с мужем и сын. Характерно, что, по слухам, в последнее время генерал не жил вместе с женой на даче. На 14-летие сына Игоря он приехал как "воскресный папа". Репортеры "МК" передали с места события: Подъезды к даче убитого генерала были оцеплены еще за три километра. Не пускали не только журналистов, но даже жителей поселка Клоково. Возмущенные соседи не скупились на интервью представителям СМИ. Мы пробрались к месту преступления исключительно партизанскими методами. Лесом и кустами вдоль реки Десны. Надо сказать, дом Рохлина не выделялся каким-то богатством. Обычный двухэтажный блочный особнячок, притом что рядом высились кирпичные замки. Примерно в начале первого приехал председатель комитета Госдумы по безопасности Виктор Илюхин. Он пробыл на месте чуть более получаса. После разговора с вдовой генерала его кортеж из двух служебных машин промчался в сторону Москвы. В 14.00 к дому подъехала "скорая помощь". Грузили тело генерала скрытно. Машину подогнали к гаражу так, чтобы ее почти не было видно, однако нашему фотокорреспонденту удалось снять момент выноса трупа и машину на которой его увезли. Лев Яковлевич и Тамара Павловна Рохлины были женаты тридцать лет. "Царица Тамара" — так называли жену генерала подруги. Познакомились они в провинциальном госпитале. "Какое там ухаживание — он просто пошел, как танк! Как истинный завоеватель — устоять невозможно... — вспоминала Тамара Рохлина в интервью журналу "МК-бульвар". — "...И поплыли мы, ведомые судьбой, и предались мы и холоду, и зною...", — процитировала она тогда стихотворение. Поэзия была страстью Тамары Павловны: ее любимая поэтесса — роковая женщина Зинаида Гиппиус, да и сама жена генерала занималась стихотворчеством. Однако в семейной жизни Рохлиных все было далеко не так романтично, как в стихах. Долгие скитания по отдаленным гарнизонам (семья сменила 23 места жительства!) и постоянная угроза потерять мужа — такое вынесет не каждая. "Наверное, я первая из российских женщин узнавала, что будет война, узнавала по глазам и походке мужа. Два с лишним года он был в Афгане, тогда у меня и начало сдавать сердце. Зажглась Чечня, Рохлин воевал, а я хоронила: оповещала тех, чьи мужья и сыновья возвращались на место дислокации части в гробах. Дошло до того, что меня уже стали бояться, как воплощенную вестницу смерти..." — признавалась Тамара. Те, кто близко знал ее, говорят, что в последние годы Тамара Павловна очень изменилась — стала нервной, вспыльчивой. Она очень переживала из-за того, что сын страдал замедленным психическим развитием. В семье считалось, что в этом повинна служба генерала. "Сын будто принял на себя боль и испытания той войны..." — говорила сама Тамара Павловна. Из-за сына она начала заниматься благотворительностью — детскими больницами, детьми-инвалидами, которые страдали той же болезнью, что и ее ребенок. Очевидно, уход за сыном и благотворительность отнимали у Тамары Рохлиной все время — она не работала, и единственная официальная должность, которую она занимала, — член правления Российского детского фонда. В роковой четверг Рохлины отмечали день рождения сына. Возможно, это стало катализатором без того непростой семейной ситуации. "Самая красивая женщина моей жизни — жена. Наибольшая удача в жизни — то, что жив", — сказал однажды Лев Рохлин. Судьба распорядилась так, что жизнь генерала отняла женщина его жизни. Незадолго перед смертью Лев Яковлевич дал нашей газете очень откровенное интервью, в котором рассказал о том, что его больше всего тяготило в последнее время, — об отношениях в своей семье. — Ваша дочь намного старше сына... — Да, дочь 69-го года, а сыну 13 лет. Так зачастую в жизни бывает. Вообще-то мы не планировали второго ребенка. Я приехал в отпуск, заехал к жене... Можно так сказать, непросчитанный ребенок. — Но обычно вы все просчитываете в жизни? — Да нет, разговор не о просчете, а об образе жизни и необходимости. Когда моя дочь училась в школе, не было ни одного класса, который она бы начала и закончила в одной и той же школе. Служба проходила в Заполярье, Туркмении, Афганистане, горячие точки Кавказа по пять лет. Тут особо не просчитаешь... Например, в Нахичевани во время моей службы, когда все анклавы были блокированы, вопрос стоял не о том, как приумножить свое потомство, а — как выжить. Была ситуация, когда было все заблокировано. Я был командиром дивизии, самое главное лицо в этой республике, и у меня тяжело болен сын, его надо срочно везти в Санкт-Петербург. Но если я его повезу, то все решат, что мы с женой сбежали. И вот супруга принимает решение при очень тяжелом состоянии сына никуда не выезжать. — Вам часто приходилось сталкиваться с тем, что общественные интересы противоречили личным? — Всегда. И всегда это, вне всякого сомнения, отражалось на моей семье. Вот, к примеру, я служил в Заполярье командиром отдельного полка. Потом еду воевать в Афганистан. А тогда был закон: после Заполярья — на какое-нибудь хорошее место. Но мне сказали, что в Афганистане нужен опытный командир полка, и я добросовестно служил в Афгане два с половиной года. После этого обращаюсь к командованию, что пора бы замену. Мне говорят: "Ты в почете у командующего Туркестанского военного округа, и они тянут тебя к себе". Я говорю: "Сперва Крайний Север, потом крайний Юг, пора бы и золотую середину". Короче, все кончилось тем, что после Афганистана я поехал в ужасный город Каданжик. Везу своего сына, который в тяжелейших условиях заболевает менингитом, и вообще всю жизнь болен. То есть служба всю жизнь давила и влияла на судьбу и на здоровье моей семьи. Наверное, это неправильно. Просто было другое воспитание. Никогда в своей жизни в принципе я не видел ничего хорошего. Когда был пацаном, в Казахстане, то проходящий пассажирский поезд считался чудом. Когда впервые в 7-м классе выехал из Казахстана и увидел лес, то это тоже было большим событием. Потом училище, суровая служба. Шесть с половиной лет то горячих точек, то войн. Сама жизнь воспитала меня в такой струе. Конечно, это неправильно. Очень неправильно. Но так уж получилось. — Семья всегда была с вами во время военной службы? — Да, все время, за исключением Афганистана. По-другому просто не приходило в голову. Я, например, помню жену, когда она в Каданжике выносит мусор, а там по улицам, как здесь собаки, ходят верблюды. Там так принято — выпускать верблюда на несколько лет, чтобы он вырос в степи, а потом по метке, которую поставили в детстве, найти своего. Так вот, эти верблюды питались бумагой, и для них это было блаженство. А уж если кто-нибудь повесит тряпку, то и ее сжуют. И вот жена еще не совсем привыкла. Она идет, а за ней пристроился верблюд. Она быстрее, тот за ней. Она — бегом. Бедная, бросила ведро, а верблюду больше ничего и не надо — расковырял ведро, забрал все, что там есть. Вот так и жили. — Как вообще складывались ваши отношения с женщинами? — Я очень реалистичный человек, и к себе как к мужчине всегда относился с пренебрежением. Еще будучи пацаном, считал себя некрасивым. Поэтому к девчонкам, а потом и к женщинам всегда относился очень настороженно, потому что чувствовал в себе как бы неполноценность. Я так себя ловеласом, человеком, способным достигать успеха у женщин, и не почувствовал. Моя жена периодически говорит мне, что она меня любит. Хотя я не тот муж, которого стоило бы любить. — Вы испытываете перед ней комплекс вины? — Вне всякого сомнения. Она прожила со мной тяжелейшую жизнь. Испытания, мои тяжелые ранения, когда ей пришлось взять на себя все. Или когда я звонил ей из Чечни и просил: "Молись за меня", и связь прерывалась. А потом она принимала каждый гроб оттуда и обязательно хоронила. Я, так сказать, там работал в этом плане, а она воспринимала слезы женщин, матерей, постоянно была с ними. Поэтому, конечно, я виноват. Потом еще, и тем более, больной ребенок. — Как вы сделали Тамаре Павловне предложение? — Честно скажу, я тогда удивился, почему она выбрала именно меня. Я был спортсмен, и мне мешали гланды. Лег в больницу вырезать их, а она была медсестрой. Тамара была очень красивая. Она и сейчас еще хороша, а в то время была просто неотразима. Я ей написал записку. А это для меня, прямо скажу, было большим подвигом. Я ей написал: "Тамара, ты хорошая". А нас лежало несколько курсантов, и все курсанты за ней приударяли. Тут мне, на счастье, оказался командир взвода недалеко. И он и говорит: "Тамара, обрати внимание на Рохлина. Он у нас чемпион училища, мастер спорта и учится на "отлично". Вот у него будущее". Так что это не совсем я делал предложение. И мы поженились. — Конечно, не жалеете? — Я думаю, что ей надо жалеть, а не мне. Потому что, может быть, с кем-то ей было бы спокойнее и уютнее, чем со мной.
