...Ровно в час дня по вашингтонскому времени 17 августа президент Соединенных Штатов Америки Уильям Джефферсон Клинтон положил руку на Библию и поклялся говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Затем он добавил традиционную фразу: "И да поможет мне Бог". И впрямь — только Бог всемогущий мог спасти американского президента... Днем раньше Клинтон, оставив на время натаскивавших его адвокатов, решил отслужить воскресный молебен в Объединенной методистской церкви, расположенной неподалеку от Белого дома. После молебна президент вышел к народу, но ничего не сказал, а лишь помахал Библией, которую держал в левой руке. Правой он обнимал Хиллари. Оба были одеты в черное, как накануне, когда встречали гробы с телами дипломатов, погибших при взрывах американских посольств в Найроби и Дар-эс-Саламе. Но тогда в глазах Клинтона стояли слезы. Он плакал. Сейчас в глазах президента светилась отчаянная решимость затравленного хищника. Когда-то известный историк Росситер в своем фундаментальном исследовании "Американское президентство" сравнил обитателя Белого дома с "великолепным львом, способным на великие дела". Секс-скандал, окрещенный "Зиппергейтом" или "Моникагейтом", низвел великолепного льва до уровня блудливого кота, мало на что способного. Библия, которой Клинтон помахал народу и на которой он поклялся говорить только правду, была закрыта, но сам президент открыл новую страницу в истории своей страны, став первым главой государства, дающим показания перед федеральным Большим жюри в качестве ответчика по уголовному делу, подозреваемого в прелюбодеянии и клятвопреступлении. Президент давал показания по телевидению. Телесвязь была односторонней — из Белого дома в "Приттимэн билдинг". Присяжные не могли задавать ему вопросы непосредственно по телевидению. Они звонили по телефону прокурорам в "комнату карт", и уже те — от их имени — адресовали эти вопросы Клинтону. Как только весть об этой процедуре стала достоянием гласности, хакеры всего мира нацелились на коммуникационную систему Белого дома, пытаясь вклиниться в нее и начать незаконную пиратскую трансляцию сверхсенсационных слушаний. Сделать это было практически невозможно. Надежность и непроницаемость связи Белого дома с "Приттимэн билдингом" обеспечивало коммуникационное агентство Белого дома. Это воинское подразделение, которое обслуживает секретную президентскую связь, включая его контакты с ракетно-ядерными войсками США из "комнаты ситуации". Сотрудники коммуникационного агентства проложили оптико-волоконный подземный кабель от Белого дома до здания суда. Все изображение передавалось в закодированном виде и тут же уничтожалось. "Для потомства" запись велась в "комнате карт". Эта запись станет собственностью суда, а не Белого дома или лично президентаѕ Последние дни перед допросом президент жил, как в коконе. Он много ездил, со многими встречался, но ни с кем не мог делиться своими грехами, проблемами, болью. Ни от кого не мог получить совета. Любое лицо, кроме его приватных адвокатов и жены, могло тут же схлопотать повестку от прокурора Старра, даже его мать и дочь. Но абстрактных советчиков в масс-медиа и "с улицы" было хоть пруд пруди, скорее, не советников, а предсказателей, пытавшихся предугадать, что скажет Клинтон Большому жюри. Все это напоминало вселенский балаган, где на ковре вместо рыжих резвились средневековые схоласты, обсуждавшие такие философские вопросы, как что такое секс и что такое ложь. По общему мнению, президент должен был признать, что имел секс с Моникой Левински, что его прежние показания — ложь, а затем покаяться всенародно, то есть по телевидению, и "попросить у нации прощения"! К тому же над головой Клинтона, словно грозовая туча, висело платье Моники для коктейля с пагубным пятном от его спермы (кто-то в шутку советовал президенту признаться, что пятно его, но и платье тоже его, а не Моники). И это платье, находившееся в судебно-технической лаборатории ФБР, тикало, как бомба замедленного действия. Именно здесь вырисовывался возможный компромисс между Белым домом и офисом прокурора Старра: президент признается, что секс с Моникой был, прокуроры не вникают в его подробности; битва перемещается на чисто юридическое ристалище — лжесвидетельство, попытки препятствовать отправлению правосудия и так далее. Все это очень скользко, но уже не "склизко", как говорят в простонародье. ѕПрезидент Клинтон родился в небольшом местечке под названием Хоуп, то есть в переводе с английского — "надежда". Киноролик его предвыборной кампании назывался "Человек из Надежды". Он должен был принести надежду стране. Теперь в надежде на спасение нуждался он сам. Преподобный Уолтер Шропшир-младший, пастор Объединенной методистской церкви, которую Клинтон посетил в канун допроса, сказал ему: — Когда мы оказываемся в безнадежном положении, Господь Бог спасает нас на орлиных крыльях. Затем пастор подарил президенту игрушку-талисман. В Белом доме Клинтона ожидал еще один пастор — преподобный Джесси Джексон, соратник великого Мартина Лютера Кинга. Они долго и истово молились. После чего Джесси "укреплял дух" Хиллари и Челси. НИТТИ-ГРИТТИ Старр и его команда прибыли в Белый дом за полчаса до начала допроса. Клинтон вошел в "комнату карт" за минуту до его начала — в 12 часов 59 минут. Сотрудники коммуникационного агентства включили аппаратуру. Жребий был брошен, и Потомак стал рубиконом. Стал ли? Помимо Клинтона и его адвокатов в "комнате карт" Белого дома находились прокуроры из команды Старра во главе с самим Великим инквизитором. Это была первая встреча лицом к лицу Клинтона и Старра с начала" Моникагейта". Но допрос как таковой вел не Старр, который по профессии судья, а не обвинитель. Допрашивали президента верные церберы Старра — прокуроры Джэкки Беннет-младший и Роберт Биттмэн. Они были подобраны по классическому принципу "хороший полицейский" — "плохой полицейский". "Плохой" берет допрашиваемого на испуг, "хороший" действует мягкими методами. Роль "плохого полицейского" исполнял Джэкки Беннет, за которым укрепилась слава "исключительно грубого" прокурора, настырного и задиристого, пытающегося запугать допрашиваемого. Роль "хорошего полицейского" взял на себя Биттмэн. Это еще молодой адвокат. Ему только за тридцать. Он известен своей дотошностью, хотя предпочитает вести допросы в доброжелательном духе. В "комнате карт" кроме Клинтона с его адвокатами и Старра с его прокурорами находились сотрудники технических служб, осуществлявшие связь Белого дома с "Приттимэн билдингом", и стенографисты ФБР. Над Вашингтоном шел проливной дождь. Представители масс-медиа, укрываясь под гигантскими зонтами с вензелями их компаний, толпились у южного портика Белого дома, которым обычно пользуются иностранные дипломаты. В 6.25 вечера президент кончил давать показания. В 6.40 прокурор Старр и "сопровождающие его лица" покинули Белый дом. Мавр сделал свое дело, мавр мог уйти. На какое-то мгновение появился пресс-секретарь Белого дома и сказал, что вскоре с заявлением для печати выступит главный адвокат президента Кендэлл. В 6.45 Кендэлл сделал свое заявление. Главным в нем было сообщение о том, что в 10.00 вечера с обращением к народу Америки выступит по телевидению сам президент. Напряжение нарастало с каждым часом и в Белом доме, и за его стенами. Заработал механизм утечки. Стало известно, что вопреки ожиданиям церберы Старра "стали выпытывать у президента "нитти-гритти", то есть подробности его сексуальных шур-мур с Моникой Левински. Клинтон признал, что имел секс с Моникой, но от описания сексуальных "нитти-гритти" отказался, сказав, что это унизило бы президента. Участие в этом деле спичрайтеров рождало во мне подозрение, что заявление Клинтона будет не столько покаянием, сколько политическим актом. Мои подозрения оправдались. Выступая перед Большим жюри — уже не судебным, а нации, президент Клинтон, бегло извинившись за то, что водил за нос народ и семью, признав, что имел "неподобающие отношения" с Моникой Левински, тут же перешел в атаку на прокурора Старра, покусившегося на его прайвэш. Он сказал, что отныне его частная жизнь — это между ним, женой и дочерью. И Богом. "Даже президент имеет право на частную жизнь!" — воскликнул президент. Затем он призвал Америку оставить все это позади себя и двинуться вперед. Говорят, что первый вариант выступления Клинтона носил более конфессионный характер. Но под влиянием Хиллари и Кендома президент ужесточил его. Сказалось здесь и возмущение Клинтона попыткой прокуроров воткнуться в "нитти-гритти". Первые же опросы общественного мнения дали любопытную картину: страна в общем положительно отреагировала на выступление Клинтона, столица — негативно. То, что может простить человек с улицы, человек от политики не прощает. Для человека с улицы главное — семья, для политического деятеля — власть. А "Моникагейт" — это не о морали, а о власти. Здесь пленных не берут, здесь борьба идет до смертельного исхода. Вот почему 17 августа не стало для Клинтона Рубиконом, который он перешел. Прокурор Старр уже начал готовить доклад для конгресса, а конгресс, поеживаясь, стал подумывать об импичменте. Однако это уже не только не из области секса и даже не из области права. Это чистой воды политика. Общее мнение сейчас таково: если страна не сдаст президента, конгресс не осмелится тронуть его. ѕНа следующий день после дачи показаний в Большом жюри Клинтоны улетели в Массагусто, на "Виноградники Марты", где они обычно проводят свои отпуска. Август месяц здесь принято называть "глупым сезоном"
