Сегодняшней публикацией Государственный архив России начинает знакомить читателей с документами, с которых лишь недавно был снят гриф "Секретно" или "Совершенно секретно". Эти публикации будут регулярными — и у читателей появится возможность самим увидеть, какие секреты пытались скрыть "слуги" народа. Публикуемый сегодня документ — запись беседы в 1960 г. Ворошилова с сыном Сталина, Василием. На записи гриф "Совершенно секретно". С ней были ознакомлены все члены Президиума ЦК КПСС — все тогдашнее руководство страны. Документ яркий и прекрасно передающий аромат эпохи. Один собеседник — легенда советской истории, к этому времени уже почти полная развалина — читает нотации летчику, бывшему генералу, командовавшему авиацией Московского военного округа. Сын Сталина выслушивает их, иногда взрывается, просит о работе, обещает исправиться. Однако ни тот, ни другой не касаются главного: за что же все-таки после смерти отца Василия посадили в тюрьму, а затем отправили в ссылку? Официально, за нецелевое, как мы бы сейчас сказали, использование бюджетных средств. Под видом авиационных ангаров Василий строил стадионы для своего любимого детища — команды ВВС. На самом же деле ни Хрущев, ни другие руководители страны не могли ему простить пьяных речей сразу же после смерти Иосифа Сталина о том, что отца убили. Полагая, что рот заткнуть ему будет непросто, решили убрать подальше, чтобы меньше болтал и "не бросал тени" на руководителей Советского государства. И сделали это вполне в духе "великого вождя". Долгие десятилетия Советской власти одним из самых тщательно охраняемых государственных секретов была правда. От мира эта правда скрывалась за "железным занавесом", отгородившим нашу Родину от всего человечества. Марксизм-ленинизм был единственно верным учением, на основе которого составлялись учебники истории. В них история была так же похожа на реальность, как жизнь послевоенной деревни в известном фильме-сказке "Кубанские казаки". Правда о нашей истории скрывалась в секретных архивах и в секретных документах. Пожалуй, одним из немногих зримых завоеваний демократии за последние годы стало открытие архивов и публикация хранившихся там за семью замками документов. Люди имеют полное право знать историю своей страны. И уже потом пусть каждый для себя решает, что это была за история — героическая или трагическая, славная или кровавая. Директор Государственного архива РФ Сергей МИРОНЕНКО. Иосифу Сталину не дано было познать семейное счастье. Неудачей закончился первый брак. Трагический конец второй жены. Гибель старшего сына. Отягощенному государственными делами отцу некогда было заниматься детьми. А проблемы появлялись и появлялись. Больше, конечно, связанных с Василием... И.В. СТАЛИН В.В. МАРТЫШИНУ* 8 июня 1938 г. Преподавателю т. Мартышину. Ваше письмо о художествах Василия Сталина получил. Спасибо за письмо. Отвечаю с большим опозданием ввиду перегруженности работой. Прошу извинения. Василий — избалованный юноша средних способностей, дикаренок (тип скифа!), не всегда правдив, любит шантажировать слабеньких "руководителей", нередко нахал, со слабой, или — вернее — неорганизованной волей. Его избаловали всякие "кумы" и "кумушки", то и дело подчеркивающие, что он "сын Сталина". Я рад, что в Вашем лице нашелся хоть один уважающий себя преподаватель, который поступает с Василием, как со всеми, и требует от нахала подчинения общему режиму в школе. Василия портят директора, вроде упомянутого Вами, люди-тряпки, которым не место в школе, и если наглец-Василий не успел еще погубить себя, то это потому, что существуют в нашей стране кое-какие преподаватели, которые не дают спуску капризному барчуку. Мой совет: требовать по строже от Василия и не бояться фальшивых, шантажистских угроз капризника на счет "самоубийства". Будете иметь в этом мою поддержку. К сожалению, сам я не имею возможности возиться с Василием. Но обещаю время от времени брать его за шиворот. Привет! И.Сталин. 8.VI.38 г. (сохранена орфография подлинника. — Ред.) * Учитель Василия. ЗАПИСЬ беседы К.Е.Ворошилова с В.И.Сталиным 9 апреля 1960 года (печатается с сокращениями) К.Е.Ворошилов. Ну, рассказывай, Василий, как дела, как ты живешь? В.И.Сталин: Плохо, Климент Ефремович, работать надо, прошу помочь, иначе без работы пропаду. В: Я тебя знаю со дня, когда ты появился на свет, приходилось нянчить тебя. И я желаю тебе только добра. Но сейчас буду говорить тебе неприятные, плохие вещи. С: Слушаю. В: Прежде всего ты должен стать другим человеком. Ты еще молодой, а вон какая у тебя лысина, у отца твоего не было, хотя он дожил до 74 лет. Все это потому, что ты ведешь бурную жизнь, живешь не так, как нужно. То, что с тобой произошло, не должно больше повторяться. У нас социалистическое государство, мы строим коммунизм, боремся за каждого человека. Ты носишь фамилию великого человека, ты его сын и не должен это забывать. Ради его памяти тебе иначе надо жить. Ты не ожидал этого разговора? С: Ожидал, думал об этом. В: Помнишь, когда твой отец был безнадежно болен, а ты ходил пьяный по коридору. Я тебе говорил: брось пить, отбрось всякие нехорошие мысли. А потом ты стал пить еще больше. Как было горько видеть, когда Сталин не раз сожалел, что ты не умеешь себя вести. Сейчас вопрос так стоит: или тебя надо лечить, если ты не в состоянии сам начать новую жизнь, или ты соберешь свои моральные силы, возьмешь себя в руки и будешь вести себя как следует. С: Я Вас понимаю, Климент Ефремович. Вы во всем правы. Полностью с Вами согласен, мне надо исправляться, но для этого надо работать. В: Это не проблема. Но надо понимать, что ты находишься до некоторой степени на особом положении. Я бы на твоем месте изменил фамилию. Прямо тебе скажу. К тебе всякая сволочь лезет. Недавно ты отдыхал с дочерью в Кисловодске, и как ты там себя вел? Безобразно. Об этом нам все известно, и мы не имеем права об этом не знать. С: Я понимаю. В: К тебе потянулась всякая дрянь. Ты мог бы занять себя чем-нибудь полезным, читал бы хоть книги, писал бы что-нибудь. А ты вместо отдыха устраиваешь встречи со всякими сомнительными людьми, подхалимы тебя восхваляют. Имей в виду, эта братва тебя толкнет в какую-нибудь яму. Почему эти люди не помогут тебе встать на правильную дорогу? Вот у нас есть письмо, написанное на имя Н.С.Хрущева. Он сказал: будет у тебя Василий — прочитай ему. (К.Е. Ворошилов читает письмо полковника запаса Тимофеева на имя Н.С.Хрущева о поведении В.И.Сталина в кисловодском санатории Министерства обороны. Во время чтения, там, где в письме говорится, что В.И.Сталин пьянствует и устраивает у себя в люксе оргии, В.И говорит: Тимофеев сволочь, подлец он. Такие люди и хорошее могут изобразить плохим.) В: Я не согласен, что Тимофеев сволочь. Он член партии с 1914 года. Ему жаль тебя, и он хочет помочь. Понятно, тебе это не нравится, а он говорит, что было. Ты продолжаешь пить. От тебя и сейчас пахнет водкой. Я в своей жизни насмотрелся на алкоголиков и знаю, что это такое. Если ты подвержен этому пороку, ты лишен объективности. Поэтому ты должен понять, что Тимофееву жаль тебя. С: Он писатель, книги пишет. В: Значит, он тебя лучше видит, чем другие. С: Он дал мне свою рукопись на рецензию, я прочитал и сказал, что книга дерьмо. В: Ты и обозлен на него. Ты должен перестроить свою жизнь. Надо взять себя в руки и категорически прекратить пить. Работу тебе дадут, но ты должен подготовить себя к этой работе, какая бы она ни была. Если ты этого не сделаешь, то тебя может постигнуть прежняя участь. У нас государство, а не лавочка, и нельзя терпеть, когда вокруг тебя околачивается всякая сволочь. Об этом к нам кроме письма Тимофеева поступают и другие сообщения. С: Прошу зачитать. (Ворошилов читает донесение заместителя начальника Главного военно-медицинского управления по политической части генерала Лайока. Сталин возмущается.) В: Напрасно ты возмущаешься. Люди не могут молчать, когда ты ведешь себя безобразно. Они отвечают за порядок в санатории, а значит, и за твое поведение и, если хочешь, за твою жизнь. С: Да, я выпивал, но до утра не пропадал, ездил в Минеральные Воды и вернулся в этот же день около полуночи. Я Вас понимаю, Климент Ефремович. Знаю Ваше доброе ко мне отношение. После смерти отца считаю Вас вторым своим отцом. В: Но ты своего отца не слушался. Сколько раз он нам жаловался, когда ты еще учился в школе. С: Людям, которые пишут эти бумажки, делать, видимо, нечего. Пусть правду пишут, а здесь сплошная ложь. В: А что здесь неправда? В тюрьму ты был посажен не так просто, а по делам. Теперь выпущен — надо ценить это. Вести себя как следует. Если наберешься сил, энергии, то можешь исправиться. Ты не согласен, вижу? С: Нет, почему же? Но такие слова, конечно, не радуют. В: Дочь Надя, находившаяся с тобой в санатории, — от какой жены? С: От Галины — первой жены. В: Как же тебе не стыдно в присутствии 16-летней дочери устраивать пьянки? Ты можешь махать руками и возмущаться, но, прочитав эти письма, мы все, члены Президиума, им поверили. С: Это и плохо. В: Ты должен об этом хорошо подумать. Имей в виду, в компании с тобой могут быть и провокаторы, и люди, подосланные нашими врагами. Сестра твоя ведет себя правильно, хорошо, к ней никто не придерется. Она считает тебя неплохим человеком. Она прямо говорит — во всем виновата проклятая водка. Повторяю, ты неправильно себя ведешь, за тебя душа болит. Наберись сил и возьми себя в руки. Ты должен твердо заверить, что больше такие безобразия не повторятся. Ты даешь мне слово? С: Что говорить. Надо делать. Я докажу делом. В: Работа будет в зависимости от того, как будешь себя вести дальше. Если по-прежнему, то это не может быть терпимым. Если ты не заверишь нас, что будешь вести себя хорошо, то работы не дадим. С: Хочу просить Вас помочь мне встретиться с Никитой Сергеевичем. В: Я обещаю помочь, но Никита Сергеевич сейчас в отъезде. С: Куда он уехал? В: На юг. С: Я бы мог поехать к нему? В: Не следует этого делать. Он недели через три вернется. С: Сегодня я был у Малиновского, просил у него работу, но он сказал, что без Никиты Сергеевича решить этого вопроса не может. Вы разрешите мне, Климент Ефремович, к Вам изредка приезжать? В: Не возражаю, если будешь приезжать трезвый. С: Если приеду трезвый — пустите, пьяный — выгоните. Я сейчас одинок, не с кем посоветоваться. В: Какую ты хочешь работу? С: Любую. Тяжело сидеть без дела. Выпрашивать неудобно — какую дадут. В: Если министр обороны не может, придется подождать. Еще раз говорю тебе — немедленно брось водку. С: Не такой уж я отпетый пьяница, больше создали славу. Пойду работать, и все встанет на свое место, исправлюсь. В: И надо, у тебя есть сила воли, исправляйся. А из твоих слов выходит: пока не работаешь, можно выпивать. Возьми себя в руки. С: Будет сделано, Климент Ефремович. В: Как живет сестра? Ты с ней встречаешься? С: Не знаю, я у нее не бываю. В: Почему? Она любит тебя. С: (С раздражением.) Дочь, которая отказалась от отца, мне не сестра. Я никогда не отказывался и не откажусь от отца. Ничего общего у меня с ней не будет. В: Это неправильно. Она не отказывается от всего хорошего, что сделал отец. Но в последние годы у твоего отца были большие странности, его окружали сволочи вроде Берия. Было же так, когда он спрашивал меня, как мои дела с англичанами. Называл же он меня английским шпионом. Тысячи других невинных людей были расстреляны. С: Какая низость! В: Это все мерзости Берия, ему поддакивали Маленков и Каганович. Я лишь потому уцелел, что он знал меня по фронту со времени гражданской войны. Мы жили в Царицыне рядом — он с твоей матерью, тогда невестой, я с Екатериной Давидовной и Петей. Он знал меня по делам. Когда на меня наговаривали мерзость, он гнал ее от себя, зная, что я не способен на это. Но меня могли и убить, как убили многих. Эта сволочь, окружавшая Сталина, определяла многое. Никто не отказывается от хорошего, что сделал твой отец. Но было много и нехорошего. У меня при И.В.Сталине не раз дело доходило с Берия и Молотовым чуть ли не до драки. И ты не прав, когда говоришь, что Светлана отказывается от отца. Он любил ее. Но ты не можешь сказать, что отец был во всем прав. Не будем об этом говорить. Светлана очень хороший человек. С: Дай ей Бог здоровья, желаю ей добра. В: Мы строим коммунистическое общество, авторитет которого и внутри страны, и за рубежом исключительно велик. И каждый советский человек должен беречь этот авторитет. Ты не просто гражданин, ты сын великого человека вчерашнего дня, да, повторяю, вчерашнего дня. Ты должен быть человеком, который активно работает, идет в ногу со всей страной в нашем обществе. А кто вертит хвостом, тот не гражданин. С: А какое ко мне имеет отношение "вертеть хвостом?" В: Ты не вертишь, но почему к тебе лезут подозрительные люди, где гарантия, что они не подосланы врагами, зачем они тебе? С: Ко мне действительно много народа ходит. Вы правы, по лбу не узнаешь, кто хороший, а кто плохой. В: В том-то и дело. Почему эти люди тебе сочувствуют, тебе поддакивают? С: Приходит много народа, во всех не разберешься. В: Среди них есть сволочь и болтуны и, возможно, связанные с заграничными учреждениями. Твое имя враги могут использовать за рубежом в ущерб интересам нашей страны. С: Я все это понимаю. Но я тут не виноват. В: Гони прочь всех шептунов и включайся в общее дело советского народа. С: Я хочу помогать, работать вместе со всеми. В: Я доложу о нашем разговоре ЦК и Никите Сергеевичу. С: А этот Тимофеев, письмо которого Вы мне прочитали, ругал Никиту Сергеевича и Аджубея. Я его за это изматерил и на проекте его книги, которую он дал мне на отзыв, я написал, что это такое дерьмо, которое выпускать нельзя. В: Ты с ним разговаривал? С: Раз пять разговаривал. Он пишет книгу очерков о штурмовиках. Во время одного из разговоров он ругал Аджубея за то, что тот, будучи редактором "Комсомольской правды", а затем "Известий", не напечатал два его очерка. Он говорит: не имей сто друзей, а имей Аджубей. Тимофеев, видимо, считает, что я к Никите Сергеевичу должен плохо относиться, а я, кроме благодарности, к нему ничего не имею. Я был у Никиты Сергеевича, он хорошо меня принял, много сделал для меня, я благодарен ему. И когда кое-кто о нем говорит глупости, я им даю резкий отпор. В: То, что ты говоришь сейчас, подтверждает мои слова. Прекрати встречи с подобными людьми. Ты сболтнешь что-нибудь в пьяном виде, они переврут, добавят, преувеличат, и для тебя это может кончиться большими неприятностями. С: Полностью согласен с Вашими словами, Климент Ефремович. Я убежден, что Вы меня любите и желаете только добра. В: Люблю и хочу, чтобы ты жил другой, хорошей жизнью. Помирись с сестрой. С: Я постарше ее и первым к ней не пойду. Придет — приму хорошо. В: Ты давно с ней не встречался? С: За семь лет она ко мне ни разу не приехала. Я это ей не прощу. В: Светлана много раз говорила тебе, чтобы не пил. В: Никогда она мне это не говорила. Она странная. У нее тяжелый характер, но я ее всегда поддерживал. Случись с ней что случилось со мной, я бы все пороги обил. Не могла приехать, когда я сидел во Владимире, хотя бы на 15 минут. Дети приезжали. В: Вижу, многого ты не понимаешь. Попал ты в свое время в канаву и, если не возьмешь себя в руки, опять соскользнешь с правильной дороги, на которую тебя вывели. Не пей с сегодняшнего дня. Дай слово. С: Я врать не умею. Возьмите над мной шефство, а я Вас не подведу. В: Вернется Никита Сергеевич, поговорим с ним, попрошу его принять тебя. С: Пока нет Никиты Сергеевича, может быть, мне уехать куда-нибудь отдыхать? Он дал мне путевки на 4 месяца, а я использовал только один месяц. В: Я не уполномочен руководить тобой. С: Я Вам бесконечно благодарен, дорогой Климент Ефремович, за эту беседу. Мое единственное желание, как можно скорее получить работу. Беседу записали: Л.ЩЕРБАКОВ, М.МОРОЗОВ. Как складывалась дальше судьба Василия Сталина? До этой встречи с Ворошиловым Василий был у Хрущева. Светлана Аллилуева в "Двадцати письмах к другу" пишет, что затем Василий остался жить в Москве — ему дали квартиру на Фрунзенской набережной, дачу в Жуковке, возвратили генеральское звание и пенсию, машину и партбилет. От него лишь требовалось "найти какое-нибудь занятие и жить тихо", а также не ездить в Грузию. Этих условий Василий не выполнил: связанные с ним скандалы продолжались, особенно в апреле 1960 г., когда Василий уехал в Кисловодск, и по возвращении Василия в Москву (именно тогда состоялась публикуемая беседа с Ворошиловым) младшему Сталину работу так и не дали, а отправили отбывать остальную часть срока. Весной 1961-го он был опять на свободе, но остаться в Москве ему не разрешили. Василий уехал в Казань, где умер 19 марта 1962 года. Публикация Сергея БЫЧКОВА и Дины НИХОТОВИЧ.
