18 июля 1997 года. 9.30 утра. В продуктовом магазинчике было солнечно и пустынно — два-три завсегдатая. Людмилин кот Тишка разлегся на подоконнике винного отдела, словно всю жизнь провел здесь. Людмила наслаждалась покоем не меньше. Но увидела мужа, входящего в магазин, и в груди екнуло: "Все, конец тишине". Хотя Валера и выглядел спокойней, чем накануне, но от него пахло угрозой. Небритый подбородок заострился. От прилавка в сторону заспешил дедок, покупавший минералку. — Ну, с добрым утром, Люсечка. Не видались сегодня, — Валера шагнул за прилавок. Он выговаривал обычные, ничего не значащие слова, но Людмила все отступала назад на тесном пятачке, пока не коснулась спиной бутылочных рядов. Тогда она отвернулась к окну. Тени на тротуаре были последним, что она увидела. Валера быстро шагнул к жене и, приобняв сзади, приложил ей к спине выхваченную из-под рубахи гранату. И — выдернул чеку... Троих покупателей, в том числе деда с минералкой, зацепило осколками. Бабурины, засыпанные стеклом от разбитых бутылок, залитые потоками шампанского, как на страшной свадьбе-перевертыше, остались лежать до приезда милиции — к ним боялись подойти. То, что осталось от Людмилы, вынесли на брезенте: верхнюю половину туловища с головой и руками. Остальное, превращенное в кровавую кашу, соскребали с пола и стен. Валерия увезли в больницу. Правую руку ему оторвало на треть, на левой сохранились три скрюченных пальца. Раненого кота забрала соседка. Его прооперировали, но кот все равно умер. В квартире Бабуриных остался зловещий подарок, который Валера преподнес жене ровно за две недели до того, как рвануть гранату на ее теле. К жеманному флакону духов "Organza", повторяющему очертаниями женскую фигуру, муж накрепко примотал омерзительного паука с подрагивающими лапками... Взрыв не поставил точку в истории семейства Бабуриных. Валерий до сих пор ожидает приговора в Бутырках. Позавчера ему исполнилось 33 года. Его сын Костя не может уснуть без успокоительных лекарств. Мать погибшей, чье сердце — сплошная рана, пишет в редакцию: "Зять винит мою ягодку, будто она пила, гуляла. Защитите дочь от обвинений!" Декорацией за этой семейной трагедией встает небольшой городишко с мощным железнодорожным узлом под названием Гюмс, по-русски Гудермес. И — маленькая война, которую вела в Чечне наша страна... Валера Бабурин родом из подмосковного города Видное. Простите за каламбур, он и сам был видным малым — высоким и симпатичным. Может, чуточку более обычного горяч, даже резок. "Рисковый", — говорит отец. "Всегда старался поставить на своем", — добавляет друг детства. Валерий с удовольствием устроился в милицию — в ЛОВД "Домодедово". Женился на москвичке, родил сына. Образовалась московская квартира на Заречной улице, в одном доме с тестем и тещей. Закончил школу милиции и ждал своего первого офицерского звания. Душа любой компании: хоть с друзьями в сауну, хоть на семейственную вылазку в выходной. Людмила была мужу под стать: светловолосая, легкая, длинноногая, очень общительная и приветливая. Может, из-за этого Валера принялся ревновать ее с первого же дня семейной жизни. Ревновал даже к Людиному двоюродному брату — зачем, мол, с ним шутит да смеется? Людмилина мать, Татьяна Алексеевна, которая сейчас воспитывает Костю, говорит, что в гневе Валера себя не сдерживал. Перечисляет: разбитый дверной косяк на кухонной двери, раскуроченная телефонная розетка, брошенное жене грубое "кошелка". Сергей Моисеев — друг детства Бабурина и крестный отец Кости: "Помню, Люськи не было дома. Мы с Валерием ее дожидались. Так он телефонный аппаратик "приговорил" — разбил со злости". После повинится, подарит цветы — и прощен... В ноябре 96-го на Бабуриных накатила Чечня. Подошла очередь ехать в "командировку" сборному московскому отряду из 134 офицеров. Среди них был и Валерий. Они охраняли вокзал в Гудермесе. (Осенью этот городишко в сорока километрах от Грозного скучен, сер и заляпан фантастически непроходимой грязью. Я бывала в нем и в мирное время, и после. В 93-м году, когда Россия еще не содрогнулась от военных сводок, пробиралась на Махачкалу в вагоне, простреленном в предыдущем рейсе пулеметной очередью выше пола. За лакомой целью подрывников — железнодорожной развязкой — поезд замедлил ход. С влажных от дождя деревьев свисали клочья тел, кишки и вата из матрацев, убирать которые было некому). 14 ноября боевики блокировали отряд в здании местного хладокомбината. Здесь оказались еще проводники с вокзала, фээсбэшники из соседнего разбитого здания — собралось около полутора сотен человек. И было всего 40 литров воды — для раненых. Да два ящика "Боржоми", принесенных из пустого магазина. Валера и его друг из "Домодедово" Коля Амелин отстреливались пять часов. Потом 11 дней гарнизон держал осаду под обстрелом НУРСов — вертолетных снарядов. Чтобы выкурить отряд, боевики поджигали железнодорожные вагоны. Тушить было нечем. Вместо противогазов делали повязки, смоченные мочой. Батарейки для рации грели в трусах... Из той командировки Валера привез орден "За мужество" и... убитого Колю Амелина в гробу. "Если бы Валера не провожал тело, оно затерялось бы в ростовских рефрижераторах, — вспоминает отец Валерия Александр Филиппович. — Поэтому сначала он поехал на похороны Амелина и только потом — домой". Сергей Моисеев: "Валера был нормальным до Чечни. А когда вернулся, его замкнуло. Он наснимал там множество видеокассет и через полчаса любого разговора предлагал: "Покрутим?.." По первому разу интересно, но если по десятому..." Лида Конурина, жена сослуживца: "Все ребята приезжали из Чечни злые, нервные. Однажды мы сидели вдвоем, и Валерка мне взахлеб рассказывал, через какой ужас прошел". Бабурин-старший: "Он вернулся боевиком. Профессионалом. Что ему теперь стоило бросить гранату!" Чеченская "командировка" сделала свое дело. Специалисты знают: у человека, испытавшего стресс огромной силы, смещается, искажается восприятие реальности. А 5 часов боя изничтожили страх стрельбы по человеческой мишени, сломали табу на убийство себе подобных. Одни возвращаются назад через месяц, полгода, а то и несколько лет. Другие — не возвращаются вовсе... В квартире супругов начались странные и злые дела: то мать подберет на лестнице разорванную цепочку дочери, то Валера изрежет женины блузки и юбки в лохмотья, то объявится Людмила к подругам в новой шубе, а в ответ на поздравления, помявшись, признается: "Старая в ванне мокнет... Валерка ее чернилами полил..." Подружка Аня рассказывала, что как-то пришла к Людмиле домой, а та вся заплаканная: супруг цветочный горшок на голову надел... Быть может, подливала масла в огонь и сама Людмила, "язычок у нее был острый". В семейных дрязгах многие сослуживцы Бабурина винили Серегу Моисеева. Мол, это к нему так отчаянно ревновал Валера жену. Моисеев о слухах знает: "Стоит ли теперь дознаваться, была ли измена, если один человек в земле, другой — покалечен? Если и была, то не со мной. Но из-за Люськи Валера сдвинулся окончательно. И второй раз в Чечню уехал — именно от жены". Действительно, год спустя Бабурин отправился в Чечню опять. "Мы были в шоке, когда он собрался туда. Думаю, хотел сделать больно Люде", — сказала Конурина. Отец: "Если бы не пустили, уехал бы в Югославию, воевать за сербов". Люда отправила мужу открытку с грустной собачкой. Под стандартной типографской вязью: "Я по тебе скучаю..." подписалась: "...твоя Люсечка". И неуклюжие стихи: "Не обижай ты недоверьем. И не вини во всех грехах. Я в знак любви к тебе приеду". А подруге объяснила: "Поеду в Чечню, чтобы доказать свою любовь. Если уж он этого не поймет... не знаю, что будет, когда вернется". Людмила отпросилась из магазина, преодолела сопротивление матери и выехала поездом на такую близкую войну. Делегация везла посылки. Увидев жену на перроне, Валера едва не выронил неизменную видеокамеру, вскрикнул "...твою мать!" и опрометью кинулся навстречу. На фотографиях, снятых в то время, они вновь выглядят счастливыми... А в Москве опять начались ссоры — не помогла поездка современной "жены декабриста". Бабурин начал сильно пить. Людмила поняла, что развода, как ни старайся, не избежать. Но упоминание о разводе действовало на Валеру как красная тряпка на быка. К середине лета 1997 года эти двое раскачали свои качели до предела... 10 июля 1997 года. Всю неделю перед той черной пятницей Валера пил. Люда перенесла к родителям вещи и попросила: "Папа, помоги, буду жить у вас". "Нет, оставайся с мужем", — ответил тот. Тогда Людмила ушла к подруге. Валера тоже собирался уехать к себе, в Видное, даже собрал мешок с имуществом. Бабурин-старший давно звал перебраться к нему, раз брак не клеится. 17 июля. Бабурин вышел на дежурство в "Домодедово" и сказал друзьям: "Если я напортачу, ищите меня в Москве-реке". Назавтра Людмиле надо было выходить на работу, и она вернулась домой. Валера разорвал на ней одежду и выкинул жену за дверь. Вместе с Тишкой. Люда от соседей позвонила в милицию. Приехал наряд из 40-го о/м и... отвез ее вновь к подруге. 18 июля, 8.30 утра. За час до трагедии Бабурин позвонил Сергею Моисееву. Того не оказалось дома. Тогда он отправился в сквер перед своим домом. И выкопал спрятанную там лимонку... Моисеев: "Когда Валерка рвал чеку, он, конечно, понимал, что практически не имеет шансов выжить. Это было и убийством, и попыткой самоубийства. Он пишет из Бутырок: "Приму любой приговор". Несмотря на то что проводились аж четыре психиатрические экспертизы, к общему мнению о вменяемости подсудимого в момент совершения преступления специалисты не пришли. Тень ненужной войны продолжает маячить за спиной Валеры Бабурина. "Хочу я снова оказаться в кольце надежных, нежных рук", — как-то написала Людмила. Ее желание исполнилось за миг до смерти.
