ПСИХИАТР ДЛЯ НЯНИ

Наблюдая за экранными приключениями своих сверстников, я полагал, что великой чести сняться в кино удостаиваются лишь какие-то избранные отличники. С нескрываемой завистью я думал о замечательной доле тех мальчишек и девчонок, которым выпало счастье в свои детские годы стать знаменитыми на всю страну. Честно говоря, мысль о сотнях юных душ, искалеченных кино, не приходила мне и позднее. Но так распорядилась судьба, что мне довелось поговорить на эту тему с одним из первых "звездных детей" советского кинематографа — Семеном Михайловичем Морозовым, сыгравшим в свое время колоритного и бессовестного хулигана Афанасия Полосухина в фильме "Семь нянек". фанасий заметно выделялся на фоне типичных советских "трудных" подростков. Наотрез отказываясь перевоспитываться, он вносил изрядную долю реальности в оторвавшуюся от действительности коммунистическую сказку. Но, наблюдая за его мастерской игрой, немногие догадывались, что игра мало чем отличалась от жизни. Гнев, обида и слезы маленького преступника выражали собой искреннюю реакцию Сени Морозова на ту обстановку, которая царила на съемочной площадке. Похожий на недораскулаченного сибирского мужика в теплом домотканом свитере, с плавно перерастающей в бакенбарды окладистой крестьянской бородой, Семен Михайлович долго и с азартом рассказывал о печальных судьбах детского кинематографа и о своем новом профессиональном поприще — работе в "Ералаше". Он изменял голос, отчаянно жестикулировал, кричал, делился секретами, как заставить неразумного ребенка переживать, плакать, злиться и страдать. Попивая фирменный морозовский кисель, я с ужасом размышлял о несчастной доле маленьких актеров, над которыми столь изысканно издевался взрослый здоровый дядька. — Ваши методы пугают... Неужели Ролан Быков также мучил своих маленьких актеров? — Очень хорошо помню, как я пробовался на роль Афанасия Полосухина в фильме "Семь нянек". Нас было около 2000 человек, а в результате осталось только трое: Никита Михалков, Валерий Рыжаков и я. Я приезжал на квартиру к Быкову и слышал, как он неистово репетирует с Рыжаковым: "Подожди, сейчас объясню. Тебя когда-нибудь в рожу били? Нет, подожди, куда тебе попали? След остался? А, вот видишь — след остался!.. Вот ты сейчас начинаешь вспоминать, как тебя били. Совсем другое лицо! Вот отсюда и начинай!" Сейчас я могу это оценить. Тогда же я думал с тоской: "Вот пристал!" Прошли многие годы, и вдруг я понял: "А ведь я работаю так же, как и он!" Скажем, один из последних сюжетов "Ералаша". Я работал с превосходной, очень талантливой девочкой. Все она делала хорошо, все реакции, кроме одной: она не могла быть злой. Там был один простой момент: ей попадают снежком в попу, и она должна разозлиться. Но не идет из нее злость, и все! В конце концов я ей сказал: "Знаешь, я вынужден с тобой распрощаться. Эти твои слезы... Возле мамочки будешь так плакать, когда она тебе пирожок не даст! Не умеешь — уходи! Я не хочу тебя видеть! Что ты мне здесь рожу строишь?!" Потом я ее слегка толкнул. И вдруг она на меня как рявкнула: "Чего толкаетесь?!" Я ей: "Ну вот, можешь же!" При этом я вспомнил, как метался со мной Ролан Быков... — Метался? — Да. Работа в "Семи няньках" начиналась очень тяжело. После последних кинопроб он сочувственно потрепал меня по плечу: "Сеня, извини, но Никита и Валера — все же посильнее тебя, попрофессиональнее. Я не могу тратить на тебя много времени". А в итоге худсовет утвердил меня... Кошмар был в том, что он с самого начала по-человечески меня невзлюбил. Это было очень тяжелым испытанием, потому что я чувствовал, как это физически на мне отражается. Ненависть — вещь вполне материальная. — Откуда же взялась такая антипатия? — Помню нашу первую встречу, его слова: "Да, в принципе это то, что мы искали, но внешне, внешне... Когда ты снимался в последний раз? В 1957 году? Давненько, давненько — четыре года прошло! С тех пор не снимался? Почему? Не звали? Значит, плохо сыграл, если не звали". То есть уже с самого начала ощущалась какая-то прохладца. Ну не показался... Дебют Ролана Быкова проходил на моих глазах. Он был тоненький, щупленький, маленький. Про себя я думал: "Плюгавый такой, а что-то там из себя строит..." Первые две недели я играл довольно плохо. Слава Богу, сцены, которые мы тогда проходили, не требовали какого-то особого таланта. Помню, Быков частенько говорил про себя: "С таким клиентом, как Морозов, мне конец". Он выпивал. Когда у него был день рождения, присел с нашим оператором пропустить рюмочку-другую. Я случайно проходил мимо. Сразу рявкнул: "Чего тебе надо?! Иди отсюда!" — Говорят, что от успеха этой картины зависела вся дальнейшая творческая судьба Быкова. Почему же тогда он вас — нелюбимого — не вышвырнул вон?! — Тогда было правилом, что люди, окончившие ВГИК, должны были пройти обязательный тест: снимаешь кино — и тебе либо дают зеленый свет, либо навсегда преграждают дорогу. И вот на его глазах я, ничтожное существо, фактически губил его жизнь. Я был препятствием между ним и большим кино. Это препятствие было настолько неуничтожимо, что он ничего не мог поделать в своей бессильной ненависти. Спустя первые 10—15 дней съемок пошли слухи, что Морозова нужно менять. Уже позднее я догадался, что где-то в высоких инстанциях Быков заикнулся об этом, но его сразу оборвали: "Вы в своем уме?! Да вас вышибут отсюда в два счета! Будет снимать другой режиссер". Прецеденты такого рода тогда уже были: когда режиссер заговаривал о замене актера, его тут же снимали с картины... Сейчас я прекрасно понимаю Быкова: некоторые дети, с которыми мне приходится работать, вызывают не то чтобы ненависть — ребенок не может вызывать ненависти, — но очень неприятные чувства. — Когда же произошел перелом в отношениях? — Это был не перелом. Это было оскорбление. У меня не получалась очень трудная сцена, когда Афанасий что есть силы орет на своих "воспитателей". Сцена шекспировского накала. Это и для взрослого актера испытание довольно серьезное. Быков вывел меня из декораций. Там, за декорациями, он толкал меня, оскорблял: "Ты тварь, ты испортил мне всю жизнь, я в тюрьму готов из-за тебя сесть, и я бы сел, просто мне жалко о тебя руки марать! Ты невнимательный, ты вошь, ты дрянь!" — Это был режиссерский прием? — Не думаю. По крайней мере меня никто не убедит, что выражение его лица было неискренним. После этих ужасных слов он допустил неосторожность и толкнул меня. А я ведь до этого семь лет занимался боксом: такие вещи вызывали у меня автоматическую реакцию... Я увернулся, ударил его в лоб. Он упал. Рядом со мной оказался щит с противопожарными инструментами. Я вырвал кирку, замахнулся и заорал: "Да я!.." Ну, там текст был еще тот... И тут Быков вскочил, схватил меня за руку, как в американских фильмах, и произнес: "Потрясающе! Вот так можешь играть?! Вот так играй!" Он был гений! Даже в "смертный" для себя час он вдруг увидел возможность педагогического воздействия на ребенка. Меня трясло, я ничего не мог сказать. "Вот так, — повторял он, — вот так, только без мата!" Мы пошли в декорации. Он очень боялся, что запал мой прекратится, спросил: "Сеня, ну как ты?" Я рявкнул: "Нормально!" И вот с тех пор можно сказать, что я играл уже без ошибок... — Думается, такие "эксперименты" легко могут довести ребенка до психического припадка... — Наверное, но так или иначе главное — результат. Я не помер. Хотя более чувствительный и более интеллигентный ребенок (я-то все-таки из полукрестьянской семьи, у меня было много братьев, и давления всякого было достаточно) мог бы и заболеть. В детских картинах иногда случается, что дети не выдерживают таких нагрузок. Я точно не знаю, но говорят, что какой-то срыв был у Кристины Орбакайте во время съемок в "Чучеле"... — Получается, вы стали первым, на ком Быков испытал свой метод? — Я думаю, что это получилось случайно. Он так постарел после этой сцены! Он подошел ко мне и плакал. Он целовал меня и приговаривал: "Вот видишь, как хорошо, видишь, как хорошо..." Никто вокруг ничего не понимал. Все видели только: что-то свершилось. На площадке такое всегда понимают. Мне рассказывали, что в картине Наумова "Бег", когда Евстигнеев и Ульянов играли знаменитую "пьяную сцену", то аплодировала вся группа. Это явление очень редкое. Уже спустя несколько дней Быков подошел ко мне и пробормотал: "Черт его знает! Вот если бы ты так с самого начала играл!.. А то сколько крови ты мне испортил!" — После "Семи нянек" вы еще снимались у Быкова? — Вы знаете, ни разу. Он насытился мною и настрадался из-за меня в полной мере. Но я все-таки думаю, что это — его лучшая картина. Конечно, с точки зрения идеологии она очень устарела, но герои — они и сейчас такие есть. Он меня больше никогда не приглашал в свои фильмы, тем более что снимал картины, в которых все дети были значительно младше меня. — Работа с детьми считается несолидной и непрестижной. Это уход от действительности или просто отсутствует перспектива работать во взрослом кино? — Действительно, сейчас у меня нет возможности работать во взрослом кино. Есть вещь, которую я очень хочу снять, но на нее пока нет денег. Уже готов сценарий, основанный на повести Замятина "На куличках". Идея многим не просто нравится — по ночам будят! Джигарханян звонил, Армен Борисович: "Сеня, Господи, надо работать!" Юрий Богатырев, царство ему небесное, был готов сниматься в свое время... История суперинтересная. В ней есть сюжет, есть чувства, есть убийство. Дело происходит в начале века — в одном Богом забытом военном гарнизоне на далеком острове. — Мои знакомые отзывались о вас как о мастере эпизода. Это правда? — Ха-ха-ха! А какие, интересно, эпизоды? Где? Хоть один фильм, где я играю эпизод, вам назвали?.. Если элементарно взять мою фильмографию, то у меня 35—40 фильмов, из которых 15—16 главных ролей, а остальные — просто роли. А эпизоды?.. Нет, но если они меня видели где-то в эпизодах, я счастлив. Мастер эпизода — это очень высокая оценка. Я просто не уверен, что заслужил ее... — Ваша дочка не пробовала сниматься в "Ералаше"? — Грачевский был поначалу очень недоволен, что я привел дочь. Но я сказал ему: "Боря, неужели ты думаешь, что ради того, чтобы вытащить свою дочку на экран, я возьму неспособного человека? Ты меня просто обижаешь". Надя снималась в одной курьезной истории. По сценарию, в один момент она должна была заплакать. А она к концу дня что-то, напротив, развеселилась. Я с ней долго репетировал дома: "Помнишь, как ты плакала, когда умер твой котенок?" А когда пришла пора играть, Надя заявляет: "Пап, я все забыла!" Я вынужден был подойти к ней и ущипнуть. Она заревела, а я кричу: "Работай, работай, как репетировали!" Тут она окончательно разрыдалась и все сказала, как надо. Варварство, конечно... После я проклинал себя: "До чего ты опустился — поднял руку на собственную дочь! Если не режиссер, то не лезь — уйди из профессии!" Я ее целовал, извинялся, на коленях перед ней стоял... — Почему вас — человека довольно узнаваемого в отечественном кинематографе — не видно в свете? Вы нарочно от всех прячетесь? — Да, это абсолютно принципиальная позиция. Кому-то все эти фестивали и презентации, может быть, и нравятся, но я считаю это напрасной тратой времени. Кроме того, есть один момент, если не решающий, то очень важный: там практически нельзя не пить. За тобой следят, подливают, обижаются, если не пьешь. И не дай Бог заехать куда-нибудь поближе к Кавказу: это полный кошмар!.. Помню, по-моему, в 1976 году я поехал на кинофестиваль в Тбилиси. Там я должен был получить премию за главную мужскую роль в "Разрешите взлет". Приехал туда таким милым молодым человеком, очень доброжелательным, хозяев обидеть уж никак не мог. Рядом со мной за столом сели два грузина... Очнулся я в больнице: жутко отравился, чуть ли не реанимацию перенес. После этого случая если я видел, что кто-то выпивал, то просто отходил в сторону. Малейший запах вызывал во мне какую-то судорожную муку. — В чем заключается ваше будущее? Будете целенаправленно заниматься детьми или ориентироваться по ситуации? — По ситуации. "Ералаш" от меня никуда не уйдет. Остаются надежды на большое кино. Ну и чтобы со здоровьем все было хорошо. Однажды Виктория Токарева рассказала историю. Шла она как-то по улице и обратила внимание на плетущуюся перед ней закутанную в платки жалкую старуху с клюкой. Когда она ее обогнала, то увидела, что это Юра Визбор. Она спросила: "Юра, что за маскарад такой?" И он ей ответил: "Хэй, Викочка! Инфаркт все ставит на свои места..."

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру